Недолго думаю.
— Никогда.
Она замечает мою ложь и, склонив голову, продолжает заниматься своими делами.
— Карамель, мы… — начинает Серафим.
— Не надо, — кидаю я.
— Ты должна уважать каждого, кто находится в резиденции, ведь мы одна семья…
Юноша не договаривает: мы вдруг слышим мужской бас с другого крыла резиденции, я вижу мелькнувший силуэт. Серафим недолго противится, но говорит, что вынужден оставить нас, после чего уходит помогать кому-то.
Девушка скидывает инструменты, вновь припадает на землю и собирает оставшееся.
— Не скажу, что это очень волнует меня, — мягко подступаю я. — Просто интересно…
— Зачем я убила тех людей? — резко спрашивает Б-Нель и встает.
Пепельные волосы небрежно ударяют по острым плечам — я вижу грязь на левом виске.
— Ты выглядишь уставшей, — резко меняю тему разговора.
— Бессонница, — отвечает девушка и указывает мне на шезлонги. — Можем поговорить там.
Я соглашаюсь, и мы идем. Начало знакомство было положено не с того кирпича, но, если я в действительности хотела остаться тут, следовало бы устранить неполадки.
Б-Нель ложится на шезлонг, зонтик отбрасывает тень на ее лицо: худые руки блестят от солнца; на девушке простая красная майка и обтягивающие черные джинсы, какие-то спортивные тапочки; замечаю черный камень в продолговатом футляре на цепочке, обмотанной вокруг ее шеи.
— Что это? — спрашиваю я.
Точно также выглядело фамильное кольцо семьи Голдман.
— Уголь, — с улыбкой отвечает Б-Нель, — какая дешевка, да? Когда я работала на добыче угля, смастерила себе кулон.
— Дешевка? — повторяю я.
— Ага. — Б-Нель касается камня. — А что — у вас в Новом Мире цены до того подняли, что уголь продают наравне с золотом?
Даже дороже! Она посмеивается, видит мое недовольное лицо и тут же стирает с лица улыбку:
— Ты ведь не серьезно? У вас это драгоценность? — восторгается она — эмоции ее живые и сбивающей с ног волны бьют при каждом обращении. — Мы топим уголь для тепла. АндеРоссия как раз находится над месторождениями некоторых природных ископаемых.
— АндеРоссия? — вспыхиваю я. — Так это правда?
Интерес во мне разжигается с невероятной скоростью, я вспоминаю все небылицы и страшные истории, которыми обыкновенно мы запугивали друг друга в младших классах.
— Что? — удивляется Б-Нель. — Существует ли она? Конечно да. Многие представляют себе, что под Новым Миром испорченная почва, кратеры, чудовища и все в этом духе, — смеется девушка.
— А я считала, что Острог находится не за пределами Нового Мира, а прямо под ним, — признаюсь я.
— Только представь: все, чему учат детей Нового Мира в школах — ложь! — Губы Б-Нель сжимаются и тут же разжимаются. — Они закрывают ваши глаза на истину и предоставляют цветастый фантик от конфетки. Пустой фантик.
Я смотрю на солнце — глазам непривычно больно, но мне нравится. Трогаю саму себя, как бы боясь отойти от сна и оказаться вновь в промятой мной постели на втором этаже дома по улице Голдман.
— Когда ты мал, ты думаешь, что есть одно живое место на Земле — Новый Мир, — нарочито произносит девушка и качает в такт своим словам головой, плечи то и дело вздымаются, а я наблюдаю за тем, как тень проскальзывает с груди на ключицы и обратно. — Подрастая и набираясь знаний, ты узнаешь про Острог. По достижению зрелости перед тобой открывается АндеРоссия.
— Почему вы не объединены? — спрашиваю я.
— Острог — деревня; маленький отросток АндеРоссии, — отвечает Б-Нель. — А Новый Мир — наш купол. Новому Миру можно сказать спасибо хотя бы за то, что именно его жители возвели защитную стену.
— На этом список добрых дел Нового Мира заканчивается, — ехидно подмечаю я.
— А строительство проходило по проектам ученых АндеРоссии, — улыбается Б-Нель.
— Я просто не понимаю, — восклицаю я, — зачем во всем выставлять Острог виноватым, если существует еще один город?
— Мы — изгои, — шепотом отвечает девушка. — Всем нужен герой и виноватый. Нам выпала доля вторых.
Я соглашаюсь.
Когда Карамель Голдман пришла на учебу в школу Северного района и познакомилась со своими будущими однокашниками на много лет вперед, они все вместе отправились до Золотого Кольца по мостам, тянущимся под и над главными зданиями Нового Мира. Дети рассказывали о том, что знали про место, в котором живут и воображали себе другие города. Помнится, девочка по имени Лилит — на год старше других ребят (ее потом перевели на курс выше за отличную успеваемость) сказала, что АндеРоссия, должно быть, тоже изящна и грациозна как сам Новый Мир. Она слышала это странное слово от своих родителей.
Вот и все, что требовалось молодому мозгу для работы — маленькая искра; розжиг был произведен. В АндеРоссии прокладывались дороги-перевертыши, люди ходили вверх ногами, а магазины работали только ночью — фантазии оплетали и создавали Мир, которого не было, но который действительно существовал все то время, что шли года, а будущие управленцы росли и позабыть позабыли о своих детских грезах.
Карамель была поймана своей матерью на верхнем этаже Золотого Кольца и в момент отправлена домой. На друзей возложили табу, и только с разрешения отца — к более осмысленному возрасту — появилась Ирис.
— Знаешь, меня всегда мучил один вопрос, — интересуюсь я — аккуратно, незатейливо, боясь оплошности, — если скинуть с крыши здания Нового Мира огрызок, он приземлится кому-нибудь на голову?
Первые секунды Б-Нель удивленно глядит на меня, затем посмеивается, а уж потом, не сдерживаясь, хохочет.
— Прекрати! Ты шутишь? — повторяет девушка. — Ты оказалась в месте, которым твои учителя и родители с детства тебя запугивали, и все, что тебе интересно — огрызок, спущенный вниз?
Б-Нель выпускает очередной смешок на мое согласие в виде кивка.
— Когда ты смотрела вниз, — успокоившись, начинает она, — что ты видела?
— Темнота. Пустота. Черный занавес.
— Когда люди из АндеРоссии смотрят вверх, они видят все то же самое. Это проекция. Чтобы два мира — Новый и Нижний — не могли увидеть друг друга.
В этот момент во мне просыпается непреодолимое желание посмотреть на высотки, но из-за холмов их не видно — удивительно; как будто они никогда и не существовали. Ощущаю на себе взгляд Б-Нель, пытаюсь игнорировать его и поэтому осматриваюсь: солнце, земля — все, что было мне так чуждо.
— Я знаю, о чем бы ты хотела спросить меня на самом деле, — говорит девушка. — И мой ответ: да. Он того стоил.
Боюсь поинтересоваться чем-нибудь еще, чем-то прямо или косвенно касающегося этой темы. Любовь — запрет, а разговоры о ней ставят меня в тупик. Но я рада, что Б-Нель первая начала. Она закрыла глаза на то, что я ей наговорила.
— Прости, что так резко и грубо обошлась с тобой в первую же встречу. Я, наверное, испугалась.
— Мудрым в жизни бывает не тот, кто познал и познает науки, а тот, кто испытал и испытывает чувство любви, — шепчет она, будто цитирует или вспоминает кого-то. Взгляд ее затуманен, лицо серьезно, плечи напряжены. — Скажи мне, Карамель… Скажи, Карамель, ты любила?
Хочу, чтобы Серафим вернулся быстрее; не желаю продолжать более разговор! Лицо мое багровеет, и я пытаюсь успокоиться.
— Да, — срывается у меня с языка. Что-то тяжелое падает мне на плечи, тянет следом в пропасть. — Да, любила.
— Расскажешь мне, как ты его потеряла?
— Это был несчастный случай, — начинаю я, но голос срывается — делаю паузу.
— Карамелька! Карамелька! — слышу детский крик у себя в голове.
Из сада. Я стою на краю здания и гляжу, как я думаю, в Острог — ни мать, ни отец не могут воспрепятствовать сейчас тому и я, нарушая все запреты и правила, тону в мертвой темноте, которая кажется мне по малым годам задорной и неизведанной раскраской. Зов отвлекает меня — я разворачиваюсь и бегу.
— Найди меня, Карамелька! — задорно продолжает звать меня голос.
Пробираюсь мимо деревьев, проползаю под свисающей низко-низко ветвью, вдыхаю запах зелени — кругом клумбы и цветы. Маме так нравилось заниматься садом, она любила наблюдать за Бесом, который обыкновенно сидел на качелях.
— Карамель, — прерывает мои мысли Б-Нель, и я с неохотой смотрю на нее — она заставила меня это вспомнить. — Карамель, тебе с этим жить, — говорит девушка, — и ты не можешь постоянно делать вид и пытаться убедить саму себя в том, что ничего ужасного не произошло. Это было и никогда не покинет тебя. Ты должна принять случившееся.
Я выхожу на мост — тогда я их еще не боялась. Вспоминаю, что оставила дома какую-то мелкую вещь — нечто незначительное; могу вернуться, могу не возвращаться: понимаю, что хуже в школе мне без нее не будет.
— Бес, подожди меня! — кричу я и шагаю обратно в сторону нашего дома.
