да и сама Соль поначалу была в ужасе. Всё происходящее становилось сюрреалистическим, теряло всякий смысл. О подобных чудесах Соль слышала разве что в сказках. Или в байках об охайцах, но те всегда были пропитаны желчью, а сами охайцы изображены в тёмных тонах. Змеиный народ, как аструмцы прозвали своих соседей, считали проклятым, нечестивым, продавшим душу своим приземлённым божкам в стремлении обрести грязную силу, нарушающую законы природы. Неужели эгерум сделал их такими же? Рыжий был как раз из тех, кто опасался и охайцев, и перемен, и собственных сил, стараясь лишний раз не прибегать к ним и делая вид, что он – обычный человек. Человек, всего лишь живущий в горах с кучкой таких же черноглазых чудаков, гнущих железо, прядущих тени и оборачивающих время вспять. Но в остальном – обычный донельзя.
Многие обитатели сгоревшей деревни вскоре поняли, что и их жизнь может измениться. Маленькими шажками они двигались к пониманию себя. Не все дошли до конца: использование способностей отнимало столько сил, что порой приходилось отсыпаться днями и даже неделями. Оно истощало организм, как ничто другое, поэтому кое-кто убедил Соль просто научить их просыпаться, им было этого достаточно. Для этого нужно было не так уж много: слово или предмет, что укрепят связь с реальностью. Часы, карманное зеркальце, булавка с драгоценным камнем, флакончик от духов на цепочке. Детская считалочка, строчка из песни, имя любимого человека. Якорь, который не даст тебе пойти ко дну. Соль с удивительной для подростка ответственностью подходила к своим знаниям: предупреждала товарищей об опасностях, старалась донести до них каждую деталь так дотошно, как только могла. И это правда работало: один за другим жители деревни обретали контроль над тем, что годами отнимало у них их жизнь. Другие же неспящие все же заинтересовались своей новообретённой силой: тот же Нат сразу увидел в своих руках потенциал. В основном разрушительный, но его рвению всё равно стоило отдать должное.
«Сначала казалось, что самое трудное – это научиться жить в этом новом мире. Но, увы, самой большой проблемой стал мир старый. Тот, что простирается там, внизу. Под горой и дальше, в самое сердце Аструма. Где живёшь ты и твои друзья. Вскоре начались разговоры о том, что мы сидим здесь как идиоты, хотя могли бы вернуться к нормальной жизни. Это вызвало разлад среди жителей деревни. Некоторые считали, что нужно организовать переговоры с врачами, салиями, да хоть бы и с Совами. С кем-то, кто нас услышит. Но мама была против. Честно говоря, я до сих пор не понимаю почему. Она твёрдо стояла на своём, и никто не мог переубедить её. Когда эйра Руфус попытался поставить её перед фактом и просто уйти, она в прямом смысле взялась за нож, и тогда все наконец поняли, что с ней лучше не спорить. Ты только не подумай, что Хил Аурели – безумный деспот. Нет, вовсе нет. Она пыталась объяснить нам свою позицию. Что это небезопасно, что никто не станет нас слушать. Мама не особо верит людям. Но ей пришлось пойти на уступки: слишком многие хотели хотя бы попытаться. Если у нас есть даже призрачный шанс отсюда выбраться, как можно им не воспользоваться? Вот тогда она и написала письмо эйра Тэо. Он – единственный человек, которому она могла доверять. И он мог бы помочь нам быть услышанными. А потом он прислал вас…»
– Прислал? – Абео растерянно поднял глаза, оторвавшись от записей.
– Ну да. Не силой же заставил? – рассмеялась Соль.
Бореец замялся и смерил девушку внимательным взглядом.
– Соль… ты… знаешь, где сейчас эйра Тэо?
– В столице, наверное. Он ведь там работает, да?
– Он погиб. – Произнося эти слова, Абео почувствовал, как в горле пересохло. Слоги душили, отдаваясь невыносимой болью каждый раз, когда он произносил их. Соль побледнела. Бореец и представить не мог, что она ничего не знает. Казалось, все в деревне уже сотню раз слышали их историю: чего стоил один только Тори, вписавшийся в местное общество как родной. Каждый мужчина из неспящих волей-неволей стал либо его собутыльником, либо слушателем историй о его похождениях. А каждая женщина… Потенциальной принцессой, которую он освободит из мучительного заточения, стоит только попросить. Как он собирался это сделать, не уточнялось: для каждой из них была выдумана своя версия истории. Кому-то Тори рассказал, что он – лучший врач Аструма и стоит на пороге исцеления эгерума. Кому-то – что он и сам прошёл через эту ужасную болезнь, но чудесным образом излечился. Вариантов была масса, но ясно было одно: вряд ли местные эгерки смогли бы сформировать реальную картину личности Виатора Рэсиса. Абео допускал, что и Соль бредни его товарища не обошли стороной, но, немного узнав её за эти дни, удивился бы, поверь она этим россказням. Соль была весьма неглупой девушкой. Может, не самой приветливой и временами чересчур язвительной, но уж точно не падкой на самодовольных разгильдяев вроде Тори.
Тем не менее Соль действительно ничего не знала о смерти Тэо Рэсиса. Известие повергло неспящую в шок. Она не знала врача лично, но искренне верила, что, получив письма Хил и вникнув в её историю, он сможет им помочь. По вечерам она даже мысленно репетировала речь, в которой будет подробно объяснять учёным столичным мужам, как ей удалось справиться со своим недугом и обуздать его. И Соль была абсолютно уверена, что Абео записывает все её разглагольствования именно для эйра Тэо. Но, услышав версию, что его убили из-за письма Хил, Соль будто лишилась почвы под ногами. Абео и представить не мог, что творилось в её душе в этот момент. Её разрушала мысль о том, что кто-то может не хотеть услышать правду. Что желание просто помочь другим не страдать – не абсолютное благо в чьих-то глазах. И самое страшное – что из-за этого погиб человек.
– Эйра Тэо очень хотел, чтобы о тебе узнали в столице, Соль. Он верил, что это поможет таким, как ты.
– Тогда я должна отправиться туда. И побыстрее!
– Нет-нет, – заволновался Абео. – Я ведь всё записал! Тебе не нужно никуда ехать. Эйри Хил не позволит, да и я не посмел бы тебя тревожить.
– Ты что, не понимаешь? Кто-то хотел, чтобы правду о нас никогда не узнали! И ты думаешь переубедить их какими-то бумажками? Они должны увидеть всё собственными глазами! И понять, как ошибались!
– Это исключено. Я дал обещание твоей матери. Она права – вам сейчас нельзя высовываться, это слишком опасно.
– Но вы
