На западе у нас не получилось, а вот на востоке как раз вышло, и большая заслуга в этом принадлежит нашему скромному Александру Михайловичу Василевскому, возглавлявшему тогда Главное командование советских войск на Дальнем Востоке. Он, в частности, определил количество и структуру сил, необходимых для нового театра военных действий (с учетом нашего возможного продвижения на западе до Ла-Манша и Гибралтара, не затребовав ни одного лишнего солдата), он подобрал высший командный состав, наиболее пригодный для осуществления его широкомасштабных замыслов. Стратегический план выглядел в общем так. Не рассеивая войска на огромном пространстве, сосредоточить их для трех основных ударов, используя при этом выгодную для нас конфигурацию советско-маньчжурской границы. Один удар — со стороны Забайкалья, из восточного выступа территории Монгольской Народной Республики. Второй — встречный — из Приморья. В «мешке» оказалась бы вся Маньчжурия вместе с находившимися там главными силами Квантунской армии. А вспомогательный удар из района Хабаровска дезориентировал бы вражеское командование, рассекал надвое японскую группировку, способствовал ее скорейшему уничтожению.
Расстояния-то какие! Многотысячеверстые, совершенно несравнимые с куцыми европейскими масштабами! А местность?! Горы и тайга, болота и пустыни, безлюдье и бездорожье. А мощные укрепленные районы, за десятилетия воздвигнутые японцами вдоль всей границы! Все это учитывал Александр Михайлович Василевский, предполагая в первые же часы и дни войны артиллерией и авиацией размолотить, разрушить вражеские позиции на участках прорыва, а затем стремительно, не обращая внимания на фланги, двигаться вперед: если хотите — как немцы в сорок первом году, то есть до последней капли бензина, до самой последней лошадиной силы. Необходимое возьмем у противника или подбросим самолетами. Но тут не гитлеровский авантюризм, не германская высокомерная самонадеянность, а точный расчет и предвиденье опытного полководца и его соратников.
Для выполнения поставленной задачи было создано три фронта — по количеству запланированных ударов. Забайкальский фронт возглавил маршал Малиновский Родион Яковлевич, которому ни мастерства, ни опыта было не занимать. Командармы у него один прославленнее другого: генерал И. И. Людников — герой Сталинграда, генерал А. И. Данилов, генерал И. М. Манагаров, генерал А. А. Лучинский. В составе фронта — 12-я воздушная армия маршала авиации С. А. Худякова. А рвануться вперед, увлекая за собой пехоту, должны были 6-я гвардейская танковая армия генерала А. Г. Кравченко и смешанная конно-механизированная группа советско-монгольских войск генерала И. А. Плиева.
Почти таким же сильным, со столь же прославленными армиями и военачальниками был и 1-й Дальневосточный фронт маршала Мерецкова Кирилла Афанасьевича, ранее командовавшего Волховским и Карельским фронтами. Достаточно назвать хотя бы 1-ю Краснознаменную армию генерала А. П. Белобородова, с которым мы встречались еще в Московском сражении на Истре-реке. Как раз Малиновский и Мерецков, первый наступая на Маньчжурию с северо-запада, а второй с востока, — как раз они и должны были взять в клещи Квантунскую группировку.
Несколько слабее по количеству соединений выглядел 2-й Дальневосточный фронт, наносивший вспомогательный рассекающий удар со стороны Хабаровска, от Амура. И командовал этим фронтом человек менее известный, а точнее, известный лишь в военной среде, генерал армии Пуркаев Максим Алексеевич. Это уж дело случая, о ком-то шумят, кого-то превозносят, а другие остаются в тени. А ведь это Максим Алексеевич создал и возглавил в сорок первом году прославленную 3-ю ударную армию, прикрыл с ней зияющую брешь у истоков Волги, намертво остановив там немцев. Да-да, ту самую 3-ю ударную, которая потом особо отличилась в Берлинском сражении, воины которой взяли рейхстаг! Сам же Максим Алексеевич Пуркаев, успешно прокомандовав некоторое время Калининским фронтом, в апреле 1943 года был отправлен на Дальний Восток, дабы поднять стоявшие там соединения до уровня наших воюющих войск, передать свой боевой опыт. Занимался этим весьма успешно, однако работа была будничная, кропотливая, малозаметная — особенно из далекой Москвы. Не мелькала фамилия в газетах, не гремела в победных реляциях на всю страну. И звания маршальского, как его равнодолжностные коллеги, не получил. А полководец был умный и достойный, на уровне — того же Малиновского или Мерецкова. Что и показал в развернувшихся вскоре событиях, став одним из творцов «дальневосточного военного чуда».
Свои специфические задачи в битве с самураями должны были выполнить Краснознаменная Амурская речная флотилия адмирала Н. В. Антонова и Тихоокеанский флот адмирала И. С. Юмашева — об этом флоте мы еще поговорим особо.
Итак, 9 августа 1945 года наши войска пошли вперед, началась кампания, самая необычная в мировой военной истории, не имеющая себе равных по размаху действий одновременно на суше и на море. А также по краткости: необъятные пространства были отвоеваны буквально за несколько суток, противник был разбит наголову, обескуражен, подавлен, пленен. Кампания не просто классическая, а, я бы сказал, сверхклассическая, достойная глубочайшего изучения. В полной мере сказалось тогда мастерство наших полководцев, наших солдат и офицеров, накопленное за четыре года. Одна хотя бы характерная подробность: в битве с самураями мы почти не имели численного превосходства. У японцев — округло — миллион человек, у нас — полтора, хотя общеизвестно, что для успешного наступления на противника надо быть по крайней мере втрое сильнее его. А мы если в чем и превосходили заметно самураев, то лишь в количестве и качестве техники и, повторяю, в воинском мастерстве.
Ко всему прочему, наши офицеры и солдаты, за три мирных месяца засидевшиеся, заскучавшие в нудной казарменной обстановке, рады были снова вырваться на простор, тряхнуть стариной, ощутить волнующее состояние — зов риска и приключений. Пошли в бой охотно, озорно и азартно. Это тоже сказывалось. Можно ли вообще использовать такое выражение — «воевали с удовольствием»? Но в данном случае беру на себя смелость его применить.
Невероятными успехами советских войск были потрясены и обескуражены не только японцы, но и наши американо-английские союзники. Есть опубликованная запись разговора американского государственного секретаря Гопкинса с президентом Трумэном, сделанная на площадке для игры в гольф при Белом доме. Оторвавшись от увлекательного занятия и отирая белоснежным полотенчиком пот с лица, президент поинтересовался: «Какова ситуация с советским наступлением в Северо-Восточном Китае?» На что получил прямой ответ добросовестного госсекретаря: «Оно идет потрясающе… Их войска за сутки преодолевают по восемьдесят — сто километров. Полагаю, что не пройдет и десяти дней, как они займут всю Маньчжурию и Курильские острова».
Гопкинс оказался прав. Но нас в данном случае интересует иное: как отреагировал новый президент Соединенных Штатов на оптимистическое по сути сообщение государственного секретаря? Возрадовался успеху? Отнюдь. Вот его ответ: «Передайте адмиралу Нимитцу (он командовал войсками США на Тихоокеанском театре. — В. У.), что мы должны первыми занять Порт-Артур, а также Далянь, Инкоу и другие портовые города. Недопустимо, чтобы СССР получил незамерзающие порты»… Каков союзничек, а? Ведь еще на Ялтинской конференции Сталин, Рузвельт и Черчилль договорились, а в Потсдаме было подтверждено: Россия возвращает вышеназванные и все другие территории, утраченные в 1904–1905 годах.
Иосиф Виссарионович хорошо понимал, с кем имеет дело после смерти Рузвельта, но, следуя правилу: «не давши, слова, крепись, а давши, держись», — продолжал строго соблюдать достигнутые договоренности, как и подобает всякому порядочному человеку, тем более руководителю великой державы. Однако выводы делал. Укреплялся, например, в мысли, что атомные бомбы, сброшенные американцами на Хиросиму и Нагасаки накануне и прямо в день нашего вступления в войну с Японией, были нацелены не только против самураев, но и косвенно против нас. Пожелали янки продемонстрировать свою силу, припугнуть. Вы, мол, русские, воевать-то воюйте, помогайте нам, но не зарывайтесь, помните о наших новых возможностях.
В Москве, конечно, не могли не считаться с тем, что атомные бомбы не просто существуют, но уже и применены. Потрясающая вроде бы новость. Однако эффект был гораздо меньше того, на который рассчитывали американцы. Мы были убеждены, что на ход и исход войны несколько таких бомб, при всей их разрушительности, существенно не повлияют. Для войск, рассредоточенных и укрытых в полевых условиях, они решающего значения не имеют, хотя потери, разумеется, увеличатся. Для кого страшны эти бомбы, так это для крупных военно-промышленных объектов и особенно для городов с большой плотностью населения. Идеальное средство для уничтожения мирных жителей. Дикость, варварство по отношению к детям, женщинам, старикам. Но варварство — как бывало и раньше — в конечном счете не приносило успеха безжалостным палачам, будь они в звериных шкурах или по-теперешнему во фраках. Бессмысленное убийство лишь разжигало ненависть к тем, кто уничтожал ни в чем не повинных людей.
