За командующего 1-м Белорусским фронтом Маршала Советского Союза Жукова и генералов Соколовского, Чуйкова, Кузнецова, маршала бронетанковых войск Богданова и генерал-полковника бронетанковых войск Катукова, генералов Горбатова, Белова, Колпакчи, Перхоровича, Руденко.
За командующего 1-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза Конева, за генералов Рыбалко, Лелюшенко, Жадова, Гусева, Гордова, Пухова, Глуздовского, Шафранова, Красовского, Коротеева.
За командующего 4-м Украинским фронтом генерала армии Еременко и генералов Москаленко, Гречко, Курочкина, Гастиловича, Жданова.
За командующего 2-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза Малиновского и командующих армиями генералов Захарова, Манагарова, Шумилова, Плиева, Кравченко, Горюнова.
За командующего 3-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза Толбухина и генералов Глаголева, Трофименко, Шарохина, Бирюзова, Судеца, Захватаева, Гагена.
За прославленных маршалов Ворошилова, Буденного, Тимошенко, Главного маршала авиации Новикова, маршала бронетанковых войск Федоренко.
За народного комиссара Военно-Морского флота адмирала флота Кузнецова.
За Генеральный штаб и его начальника генерала армии Антонова. За здоровье замечательных советских артиллеристов — Главного маршала артиллерии Воронова, маршалов артиллерии Яковлева и Чистякова, за командующих артиллерией на фронтах Великой Отечественной войны генерал-полковников Дегтярева, Одинцова, Хлебникова, Барсукова, Сокольского, Казакова, Баренцева, Фомина, Неделина.
После каждого тоста, каждой здравицы пили теперь уж кто хотел, что хотел и сколько хотел. Можно было лишь пригубить, но как не чокнуться с соседями за очередного названного товарища: все здесь знали друг друга по прошлой службе, по взаимодействиям на той или иной войне: первой мировой, гражданской, финской, по событиям в Испании, на Хасане и Халхин-Голе, и так далее, и тому подобное, не говоря уж о Великой Отечественной. Я заметил: один лишь выдающийся трезвенник Жуков не притронулся к бокалу, не встал и не чокнулся, когда прозвучала фамилия Симоняка. Вот, значит, насколько сильным было противостояние двух кремневых характеров.
Каждый из названных маршалов и генералов под аплодисменты присутствующих поднимался с места и при звуках марша подходил к столу президиума, где ему пожимал руку, персонально поздравляя, Верховный главнокомандующий, а затем и другие руководители партии и правительства. Трогательно и хорошо, но тостов было много, поздравляемых еще больше, прием затягивался. Людям артистов бы выдающихся смотреть и слушать, а тут выяснилось еще одно обстоятельство. Оказывается, Поскребышев и Молотов на свой лад развили предложенную мной идею. Сочли несправедливым, если будут отмечены только военные товарищи, нельзя обойти-обидеть создателей нашей боевой чудо-техники, наших ученых и вообще тех, кто «ковал победу».
Дельное предложение чрезмерным старанием довели почти до абсурда. Вячеслав Михайлович аж охрип, зачитывая списки работников военного тыла во главе с генералом Хрулевым, присутствовавших в зале академиков от «а» и почти до «я», от Абрикосова до Прянишникова, оглашая фамилии лучших представителей из людей техники, передовой конструкторской мысли — и опять же длинный список от Грабина и Ильюшина до Токарева, Туполева и Яковлева. Воистину, терпение и крепкое здоровье надобно иметь на подобных приемах. А Поскребышев, кстати, первым же и пострадал от своей инициативы. Его, быстро хмелевшего, незаметно и почтительно «эвакуировали» из зала дюжие молодцы, отправив отдыхать.
Явный перехлест. Но Иосиф Виссарионович, стоически преодолевая усталость, поддерживал общее хорошее настроение, дружески улыбаясь тем, кого поздравлял, находя для каждого теплое слово. Уж не знаю, удалось ли Молотову довести до конца свой список, — в зале все громче и громче начали скандировать: Ста-ли-на! Ста-ли-на! Не выдержали даже наши дисциплинированные военные товарищи: вождя вызывали все настойчивей. Иосиф Виссарионович встал и заговорил явно не по-писаному, медленно подбирая нужные слова:
— Не думайте, что я скажу что-нибудь необычайное. У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которые считаются «винтиками» великого государственного механизма, но без которых все мы — маршалы и командующие фронтами и армиями — говоря грубо, ни черта не стоим. Какой-либо «винтик» разладился — и кончено. Я подымаю тост за людей простых, обычных, скромных, за «винтики», которые держат в состоянии активности наш великий государственный механизм во всех отраслях науки, хозяйства и военного дела. Их очень много, имя им легион, потому что это десятки миллионов людей. Это — скромные люди. Никто о них ничего не пишет, звания у них нет, чинов мало, но это — люди, которые держат нас, как основание держит вершину. Я пью за здоровье этих людей, наших уважаемых товарищей.
Это экспромт. Главное выступление Иосифа Виссарионовича, долженствовавшее завершить прием, было еще впереди. Он сам тщательно подготовил его. Там были фразы, выношенные в глубине души, выражавшие сокровенные чувства и мысли. А пока торжество продолжалось. По залу, от одного к другому пошло вроде бы самозародившееся, длинное, не всем даже и знакомое слово «генералиссимус». В определенном контексте. Вон сколько у нас генералов, маршалов. И стоящий над ними Верховный главнокомандующий товарищ Сталин, творец всех наших побед, тоже носит лишь маршальские погоны, хотя может и даже обязан иметь более высокое звание.
Притягательное слово было запущено умело, своевременно и под настроение. Молва приписывала сие разным лицам, в том числе генералу Антонову, адмиралу Кузнецову, маршалу Коневу, Кагановичу… Не берусь судить, поделюсь лишь некоторыми соображениями. Первым, кто еще до войны «присвоил» Иосифу Виссарионовичу высокое воинское звание, был Николай Иванович Бухарин. Выступая на XVII съезде ВКП(б), он призвал партию и народ к сплочению и бдительности, к готовности отразить нападение агрессоров. А завершил свою речь здравицей в честь «славного фельдмаршала пролетарских сил, лучшего из лучших — товарища Сталина». Но Бухарин, как известно, был осужден в 1938 году по делу правотроцкистского блока, и звание фельдмаршала, щедро преподнесенное им Иосифу Виссарионовичу, не прижилось. Лишь в разгар войны, в 1943 году, наш Верховный главнокомандующий в силу необходимости стал Маршалом Советского Союза, что было закономерно и правильно. И маршальская форма, пообмявшись на нем, «пришлась к лицу». А когда на приеме в честь победителей распространилась мысль о присвоении Иосифу Виссарионовичу высшего воинского звания всех времен и народов, это ни у кого, думаю, не вызвало сомнений. Логично и справедливо. Не возникло возражений и у самого Сталина, тоже поддавшегося праздничной эйфории.
Как бы там ни было, но через трое суток после парада, то есть 27 июня 1945 года, Иосифу Виссарионовичу потребовалось сменить привычное уже маршальское одеяние на одеяние генералиссимуса. Впоследствии он не раз высказывал сожаление, что согласился на это. Не нужна была ему такая формальность, она как бы даже принижала его, ограничивая горизонты всеобъемлющей деятельности, выделяя одно направление. Ведь он не только военный, он ведь политик, руководитель партии и государства, идеолог, вдохновитель и организатор всемирного коммунистического и социалистического движения. Носить при этом звание генералиссимуса совсем не обязательно — так он считал. А мне приятно было, что полководец, не пренебрегавший моими советами, имеет высочайшее воинское звание.
До Иосифа Виссарионовича генералиссимусов на Руси было четверо: Алексей Шеин (1662–1700), Александр Меншиков (1673–1729), Антон Брауншвейгский (1714–1774) и Александр Суворов (1730–1800). В качестве курьеза можно назвать и еще одного. Правители Турции, нашего извечного противника, разжигая борьбу кавказских горцев против России, присвоили звание генералиссимуса имаму Чечни Шамилю (1799–1871). Однако об этой сомнительной акции знали разве что сами турки да ближайшие сподвижники Шамиля, сдавшегося вскоре царским властям. А Иосиф Виссарионович, ежели строго судить по настоящим воинским заслугам, стал у нас не пятым, а вторым генералиссимусом — после Суворова, безусловно достойного такой чести.
Вообще Сталин, весьма уважительно относясь к наградам и другим отличиям, был равнодушен, когда дело касалось лично его. Ну, наградили — и хорошо, спасибо. При регалиях на людях не появлялся. Не из ложной скромности — ни к чему ему было.
Характерно, как получал Иосиф Виссарионович награды: с большим разрывом по времени и «оптом», сразу все, что накопилось. Указ о награждении Сталина орденом «Победа» был подписан 29 июля 1944 года, а принял Иосиф Виссарионович его из рук Михаила Ивановича Калинина лишь 5 ноября того же года. Одновременно с орденом Красного Знамени, которым был награжден ранее за выслугу лет в Красной Армии.
