перспективы и предпочли «большой зоне» эрогенную. Их отлавливали в парках и скверах, вырывали из жарких объятий прогрессивной африканской молодежи, били и брили. Наголо. Зато многим из них посчастливилось не только избежать позора, но и выйти замуж, уехать и оставшуюся жизнь самим выбирать прически. Говорят, что именно тогда и зародился институт «ласточек», ставший одной из самых привлекательных женских профессий[5].
Опыт морализаторских издевательств у «общественников» накопился за годы борьбы со стилягами. Даже американские педагоги одно время били тревогу: современная цивилизация построена на вкусах подростков, помноженных на реакцию рынка; дескать, подростки — самая крупная потребительская группа в стране. Они тратят 25 млн. долларов в год на дезодоранты, 20 млн. на губную помаду, 9 млн. на домашнюю завивку, что в косметике и дезодорантах растворяется их индивидуальность. Бедные, бедные детки! Что бы сказали их родители, если бы при этом дочек стригли наголо за губную помаду и капроновые чулки, а сыновей отлавливали пьяные дружинники и обрезали слишком узкие, по их понятиям, брюки. Как выглядела бы статистика, если бы затраты на помаду на душу населения определяли «степень падения» молодых женщин? Оно, может, и верно — лучше жить с несколькими прыщиками на лбу, чем в греческой маске. Но маска все же предпочтительней шрамов и тавро. «У, вырва, понавешала цацек, я в ее годы о цацках и не думала. Выпороть некому».
ЧЕТЫРЕ КАПЛИ СОБАЧЬЕЙ КРОВИ
В доме случались постояльцы — близкие друзья и дальние родственники. Настолько дальние, что легче было проследить их передвижение по торговым точкам Москвы, чем степень родства. Если для тетушки важнее всего была кровная идентичность, пусть даже в пятом колене, то для мамы хромосомы не играли решительно никакой роли. Лишь бы человек хороший был. Надежнейший критерий — степень лояльности при разборках с отцом. По большому счету, такой подход к людям был и мне по душе. Во время постоя гость становился членом семьи. По утрам на него (нее) распространялся режим наибольшего благоприятствования при пользовании туалетом и умывальником. По вечерам в его честь готовились праздничные блюда. Гостей никто не ограничивал в сроках постоя. Все понимали, что в Москву едут не от хорошей жизни и не от переизбытка родственных чувств.
Кто только не ехал:
а) тетя Бася «со Львова» за дефицитом (капрон, польская помада и американские отрезы)
б) дядя Толя «с Харькова», судья международной категории по конному спорту, за румынским гарнитуром
в) тетя Соня «с Киева», которая нас очень любит и которой мама доверяет семейные проблемы (а кому она не доверяет?)
Гостям в доме были искренне рады. Особенно тем, кто не лез в душу непрошенными советами и поучениями. Гости несли в дом застолье, а значит, незабываемые истории и байки, до которых я был жаден.
Илья Ишов «с Ленинграда» был чемпионом словоизвержения. Любимый ученик И.Н. Голенищева-Кутузова, Илья закончил болгарское отделение филфака ЛГУ. Но подающий надежды славист был вынужден сменить профессию из-за необратимой болезни глаз, грозившей слепотой. По сходной цене он приобрел диплом Плехановского института и трудоустроился директором универмага. Тяжелый диагноз не спас от пятилетнего приговора. Но лингвистический талант не пропьешь. С кичи откинулся через пять лет, в совершенстве овладев «блатной музыкой». Весело баланду травил вечерами напролет — заслушаешься. Но ночевать никогда не оставался — в каждом городе у него олюры да марухи. Прощался долго. С посошками.
— Ну, что, родимые, расход по мастям — воры к ворам, суки к сукам. Хочу завтра навестить моего бывшего профессора. Кент по воле, жена по зоне. Он меня любит, как родного сына. И я его. Словом, два друга: колбаса и волчий х…
Отец объявил как-то о приезде старого приятеля «с Харькова», приволок из Елисеевского коробку с деликатесами, наказал маме накрыть стол, а нам — вести себя «солидно», так как друг — не какой-нибудь завхоз, а прокурор города. И уехал на вокзал встречать гостя. Слово «прокурор» ни о чем не говорило, но навевало тревогу. Харьковчанин был весел и раскрепощен. После третьей рюмки он перешел от дружеских воспоминаний к профессиональным историям. Цель его командировки — посоветоваться с вышестоящими товарищами из Генеральной Прокуратуры по поводу обвинительного заключения, утвердить которое он сам не решался. Мучили сомнения — слабая доказательная база.
Запойный алкоголик Н. жил с отчаявшейся женой, тещей и 10-летней дочкой, которая любила отца, невзирая ни на что. Алкаш пропивал зарплаты, выносил вещи. В один распрекрасный день теща вернулась с базара окрыленная. Она встретила старую подругу, которая вселила в нее надежду. Есть верное средство от пагубного недуга, которым она, подруга, вылечила целую семью. Средство простое и доступное. В бутылке водки надо растворить всего четыре капли… собачьей крови. Желательно сучьей. Результат проявится уже через несколько минут.
На изготовление эликсира у жены с тещей ушло совсем немного времени. Когда алкаш вернулся с работы, дочка не удержалась и на ушко обо всем рассказала папочке. Жена на этот раз особенно постаралась с ужином. Женщины окружили хозяина теплом и заботой, мгновенно исполняя каждый его каприз. И заветный графинчик поставить не забыли. И сами уселись рядышком, не дыша и не сводя честных глаз с пациента.
— Ну, за вас, дорогие мои, — молвил Н., опрокинул первую стопку, хрустнул огурчиком.
Не дожидаясь волеизъявления хозяина, теща наполнила вторую рюмку и села, подперев щеку и не спуская с него преданных глаз. Опорожнив вторую, Н. почему-то не торопился закусывать. Вместо этого, он обвел присутствующих мутноватым взглядом, остановив его на теще, медленно приблизил к ней лицо и внятно выдохнул:
— Гав!!
Затем он опустился на колени, лизнул руку жене и засеменил на четвереньках из кухни вон.
Как ни старались, привести тещу в чувство не удалось. Вызвали скорую, которая констатировала смерть от разрыва сердца.
История долго владела моим неокрепшим воображением. В ней было все: и андерсеновская аллегория, и шекспировский трагизм, и чеховское ружье, и библейское жертвоприношение, и утонченность психологического детектива без грубого насилия, и отсвет неведомой языческой легенды, и мистическое безумие, замешанное на сакральном знании.
Н. предъявили обвинение в непредумышленном убийстве, но следствие застопорилось. Наш гость вскоре уехал, а чем дело кончилось, я так никогда и не узнал.
СКОЛЬКО ЛЕТ ЖИВЕТ ПОЛКУРИЦЫ?
Но далеко не все гости ехали в Москву за дефицитом. Некоторые спасались от преследований. Реальных и мнимых. Так в 1960 году на пороге возник весьма опасный гость — львовянин Саша Покоис. Он привез привет от родни и просил посодействовать в поиске…
