рецидивисте на антидепрессантах практически синхронно. Формально первенство тут, конечно, у «Сопрано», ведь пилот сериала был готов уже к октябрю 1997-го. Более того, если бы продюсеры HBO не заказали Чейзу еще 12 серий, он планировал доснять еще сорок минут и поехать со своей криминальной драмой в условный Канн (кажется, сейчас, спустя 20 лет, с выходом приквела исполняется именно эта мечта Чейза о большом экране).
Ментальные проблемы, психотерапия и антидепрессанты — важная тема для 1990-х, десятилетия, решившего (в духе «Конца истории» Фукуямы) глобальные политические проблемы и вознамерившегося точно так же раз и навсегда решить личные. В 1993-м выходит книга доктора Питера Крамера «Прислушаться к прозаку», а в 1994-м — «Нация прозака» Элизабет Вурцель, которые фиксируют этот фармацевтический переворот сознания. Психотерапевт из комической и порой странной фигуры (тут диапазон от героев Вуди Аллена до «Молчания ягнят» и «Основного инстинкта») превращается во вполне обыкновенного врача. Чем-то он даже похож на зрителя, наблюдающего за происходящим со стороны. В контексте «Сопрано» это сравнение особенно уместно — подчас кажется, что именно глазами и ушами доктора Мелфи (Лорейн Бракко), которая большую часть сериала проводит в своем бежевом плюшевом кабинете, мы воспринимаем эту семейную сагу с элементами криминальной драмы. С безопасного удаления.
Психотерапевтическая оптика вообще свойственна сериальному жанру: еженедельный ритм, часовые встречи, предельная откровенность разговора, позволительная для платного телевидения, — все это превращает кабельный канал в аналог курса психотерапии. Сценаристам «Сопрано» уединение в кабинете дает идеальную возможность остранения, диалоги Сопрано и Мелфи — как и фантасмагорические сны главных героев — превращаются в драматургический инструмент, который стягивает все шесть сезонов воедино, избавляя от необходимости проложить сточасовой хронометраж сквозным закадровым рассказом (как это, например, было в «Славных парнях»). В кабинете врача главный герой предстает перед зрителем практически обнаженным — он сам объясняет себя, не прибегая к драматургическим костылям, даже камера здесь теряет свою подвижность, покоясь на штативе.
Очевидно, сцены сессий писались людьми, хорошо представляющими себе процесс; все драматурги сценарной группы проходили курс терапии. И, несмотря на иронию психотерапевтической линии (совсем смешно становится, когда на экране появляется фанатеющий по мафиози психоаналитик самой Мелфи в исполнении режиссера Питера Богдановича), сообщество психотерапевтов оценило влияние сериала на аудиторию: на прием к психоаналитикам стали чаще записываться брутальные мужчины, не привыкшие делиться своими проблемами даже с близкими. А уже в 2001 году в продаже появилась книга «Психология Сопрано», сделанная при участии Института современного психоанализа и Американской психологической ассоциации. Позднее и вовсе дошло до абсурда: сценаристов вместе с Лоррейн Бракко пригласили на паблик-ток Американской ассоциации психоаналитиков, от предложения поучать врачей кинозвезда благоразумно отказалась.
Еще один терапевтический элемент шоу — животные в кадре. Целебные встречи с утками, лошадьми, козочками, белочками, котами, даже визит медведя, который появляется у бассейна семейного дома Сопрано натурально в тот самый момент, когда главу клана выгоняет из супружеской спальни жена, — расширяют пространство борьбы за психологическое здоровье не только героев, но и зрителя, вынужденного справляться со стрессом после очередной кровожадной сцены. Насилия авторы «Сопрано» не чураются. Но еще проще стресс заесть.
Сериал как социология
Покидая тихую заводь психотерапевта, Тони неизбежно оказывается в хитро устроенном обществе, которое структурировано взаимоисключающими законами и традициями: американским уголовным правом, мафиозным кодексом чести, родственными обязательствами, национальными и семейными обычаями. Авторы «Сопрано» тратят огромную часть хронометража, чтобы описать механику экономики и социума, в которых выживают и зарабатывают члены клана Сопрано. «Дерьмо стекает вниз, деньги поднимаются наверх» — так работает эта пирамида в целом, но, когда доходит до частностей, впору усмехнуться: эти гангстеры слишком много суетятся, чтобы преуспевать. И все равно ведь не хватает! Бригадир Поли (Тони Сирико) вырезает скидочные купоны из газеты, которую раздают в супермаркете, а за ножницы идет борьба в офисе при мясной лавке. Ножницы всем нужны, а на дереве они не растут.
Жизнь гангстера в современной Америке нелегка. Особенно если этот гангстер, как Тони и его дружки, брезгует торговать героином или оружием, предпочитая собирать дань с профсоюзов, крышевать лавки и вести подпольные игры. Легендарные времена Копполы-Корлеоне прошли. Минули и блистательные семидесятые, описанные Скорсезе в «Славных парнях». Мафия — уходящая натура. Отлично это демонстрирует боковой сюжет ближе к финалу сериала, когда пара подчиненных Сопрано пытаются получить дань с появившейся в районе сетевой кофейни. Обычные угрозы не действуют на новый бизнес: что толку бить витрину, если забегаловкой управляют из головного офиса в Сиэтле? Сетевой бизнес в извлечении прибыли эффективнее мафии. Гангстеры сваливают из кафетерия со словами: «Кранты малому бизнесу».
«Сопрано» пропитан ощущением острого кризиса традиционных социальных институций: семьи, мафии, да и государства (этому посвящены последние три сезона «Сопрано», выходившие после 11 сентября 2001 года). Собственно, с этой мыслью — о неизбежности и принятии перемен — Тони и приходит в первой серии в кабинет психоаналитика: «Мне сорок, и, кажется, лучшее уже позади». Презирая утешительную голливудскую драматургию, стремящуюся развязывать узелки и избавлять своих зрителей от острых конфликтов, Дэвид Чейз выстраивает «Сопрано» на конфликтах нерешаемых: смерть — это еще неплохой финал, а что насчет старости или болезни? Пожалуй, ни один сериал так остро не высказывался о третьем возрасте. Деменция матери Тони Ливии (Нэнси Марчанд), старческое слабоумие дяди Джуниора (Доминик Кьянезе), смерть от рака легких в тюремной больнице Джонни Сэка (что-то не вспоминается другого фильма, где показывали бы, как медбрат перестилает простыни под смертельно больным человеком, причем в роли медбрата — режиссер Сидни Поллак) — можно выглядеть достойно в классическом голливудском фильме или мафиозной разборке, но жизнь подкидывает ситуации, в которых просто невозможно найти правильное решение и нужно просто это принять.
Сериал как литература
Расхожая мысль: хороший современный сериал похож на большой роман. Но на какой роман похож «Клан Сопрано»? Вряд ли можно сравнить работу десятка сценаристов под руководством Дэвида Чейза хоть с одним большим классическим текстом. Более того, «Сопрано» ясно демонстрирует, как возникает сегодня сложный сериальный нарратив, который — так уж устроено телевизионное производство — никогда не планируется целиком от начала и до конца. Мы живем в мире, где сценарии редко превращаются в пилотные серии, а пилотные серии редко разрастаются в сезоны. Поэтому самые эффектные шоу растут наподобие куста — во все стороны сразу.
«Сопрано» на стадии пилота был историей конфликта гангстера средних лет со старшим поколением — матерью и дядей, который вдруг решает убить племянника. После разрешения этого конфликта в финале первого сезона два главных героя фактически выбыли из игры, и для продолжения истории во втором сезоне Чейзу пришлось вводить новых персонажей, которые потянули за собой другие истории, прирастающие боковыми линиями. Как в
