Оми Иошиока и его сын, Джордж, ели ланч в примыкающей к кухне столовой, когда произошел взрыв. Все, кто работал на кухне, выскочили из дверей, преследуемые языками пламени. Еще до того, как Оми и Джордж смогли определить, что Кику и Марико среди спасшихся нет, они услышали знакомые голоса, которые просили Бога спасти их. Попытались проникнуть на кухню, но в лицо ударил дикий жар, сопровождаемый клубами черного дыма. В итоге их самих пришлось спасать уже из столовой.
В книге были и фотографии, собранные в три блока, и во втором я нашел черно-белые стандартные фотографии Кику и Марико, сделанные охраной по прибытии в лагерь. Кику выглядела серьезной и прекрасной. Дочь застенчиво улыбалась, а красотой превосходила мать.
Трагическое прошлое, как я и подозревал. Но не далекие родственники, мгновенно испепеленные в Хиросиме, не просто две души, погибшие среди многих тысяч из-за ужасных военных преступлений Японии и ее отказа сдаться, а самые близкие люди, умершие здесь, смерть которых не объяснить рвущими душу, но неизбежными жестокостями войны.
Я долго сидел за читальным столом, всматриваясь в эти лица.
Ксерокопия стоила десять центов.
Я сложил ее дважды и сунул во внутренний карман куртки.
Отнес все четыре книги на стол их возврата.
Библиотекарь спросила меня, нашел ли я то, что искал, и я ответил «да», но не сказал другого: «Всем сердцем желал не найти ничего».
Ни единое облачко не угрожало декабрьскому солнцу, и домой я шагал в его ярком, холодном свете.
42
Миссис Лоренцо на Новый год пришла к нам. Моя мама собиралась вернуться из «Слинкис» очень поздно и не хотела будить меня в половине четвертого утра, чтобы отвести наверх из квартиры вдовы.
Мне разрешили посмотреть новогодний концерт по телику, Гая Ломбардо и его Королевских канадцев, которые выступали то ли в «Уолдорд-Астории», то ли где-то еще, но музыка уже не значила для меня все. Учась в четвертом классе, я читал на уровне седьмого и для празднования Нового года ставил роман выше лицезрения по телику человеческих глупостей. Двумя днями раньше я взял в библиотеке «Марсианку Подкейн» Роберта Хайнлайна, и роман сразу захватил меня. Я отправился в постель с книгой, стаканом кока-колы и миской кренделей.
Я допил колу, съел все крендели, прочитал три четверти книги и заснул вскоре после полуночи. Проснувшись без двадцати девять, нашел на ночном столике записку от мамы: «Сладенький! Вернулась в четыре утра. Буду спать до полудня. Потом мы с тобой пойдем в модный отель на поздний ланч!»
На кухне я поджарил себе тосты и сделал два бутерброда с ореховым маслом и ломтиками банана. Запил сначала стаканом молока, а потом – горячего шоколада. По моим расчетам, если бы я так много ел каждый день, то все равно за месяц прибавил бы только унцию. Я уже перестал мечтать о том, чтобы стать таким, как Чарльз Атлас[40] на его рекламных объявлениях в газетах. Смирился с тем, что пузатые пианисты вроде Толстяка Домино тоже не про меня. Подумывал, а не взять ли себе творческий псевдоним Худышка Керк. А еще лучше – Худышка Бледсоу.
Я вышел из квартиры с намерением пройтись по пятому этажу и послушать, нет ли каких признаков жизни в квартире мистера Иошиоки. Мы не виделись после моего визита в «Столичные костюмы» в четверг утром, тремя днями раньше, и мне хотелось узнать, выяснил ли он что-нибудь или не появилось ли у него каких-либо идей по части наших дальнейших действий.
Запирая квартиру на второй замок, я заметил конверт размером три на пять дюймов, приставленный к плинтусу слева от двери. Без обратного адреса или намека на содержимое. Вскрыв конверт, я обнаружил прямоугольник плотной белой бумаги с двумя аккуратно написанными словами: «ИНФОРМАЦИЯ ПОЛУЧЕНА».
На пятом этаже, когда мистер Иошиока открыл дверь, я унюхал аромат кофе.
– С Новым годом, Иона Керк, – поздравил он меня.
– С Новым годом, сэр. Я собираюсь взять себе псевдоним Худышка Бледсоу.
Он закрыл дверь, запер на оба врезных замка и на дверную цепочку.
– Ты хочешь, чтобы отныне я так к тебе обращался?
– Пока нет. Вероятно, официально я смогу сменить фамилию только в восемнадцать лет.
– Что ж, тогда до этого срока я буду называть тебя по-прежнему. Нам будет удобнее на кухне. – Он двинулся туда первым. – Выпьешь что-нибудь?
– Я чувствую запах кофе. Думал, что вы пьете чай.
– Я пью чай. И кофе. А также воду, апельсиновый сок, изредка газировку и разнообразные другие напитки.
– Но не мартини.
– Да. Мартини я только покупаю и оставляю на столе нетронутым, чем удивляю управляющих ночными клубами. Тебе, как всегда, чаю с медом?
– Мне иногда разрешают выпить кофе.
– Как ты его пьешь: со сливками, с сахаром, с тем и другим?
– Черным, как я сам.
– Это впечатляет.
Мы сидели на кухне с кружками черного кофе. Крепкого и ароматного.
– Мистер Ябу Тамазаки, который называет себя Робертом, даже Бобби, но никогда – Бобом, проработал семнадцать лет в «Дейли ньюс». Он мой знакомый и человек, которому можно полностью доверять. По моей просьбе он провел какое-то время в их морге, отыскивая информацию о смерти Дрэкменов.
– Морге? В «Дейли ньюс» держат мертвецов?
– «Моргом» они называют помещение, где хранятся вышедшие ранее номера газеты.
– Круто.
– Поскольку мистер и миссис Дрэкмен были богатыми и хорошо известными в Чикаго людьми, их убийство стало новостью национального масштаба. Даже наш повернутый на себя город заинтересовался ею. Их убили в пригороде Чикаго седьмого октября пятьдесят восьмого года, чуть больше восьми лет тому назад. Коронер определил время смерти между часом и тремя ночи. Это преступление так и осталось нераскрытым.
Я покачал головой.
– Их убил сын, Лукас Дрэкмен. Как я вам и говорил, я это видел во сне.
– На втором году обучения в старшей школе, родители отдали Лукаса Дрэкмена в частную военную академию, расположенную в нескольких милях к югу от Мэттона, штат Иллинойс.
– Что за странное название – Мэттон.
– Я не просил Бобби Тамазаки узнать, почему город получил такое название.
– Да. Понятно. Думаю, значения это не имеет.
Мистер Иошиока не заглядывал ни в какие записи, полностью полагаясь на память.
– Юный Лукас Дрэкмен оставался в академии и на лето, приезжал домой только по некоторым праздникам. В ночь, когда убили его родителей, он учился уже на старшем курсе. Располагалась академия в ста девяноста милях от дома Дрэкменов. По прикидкам полиции, такая поездка занимала три с половиной часа. Туда и обратно – семь.
– Может, он нарушал скоростной режим.
– Автомобиля у Лукаса Дрэкмена не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
