Народ попадался редко и в самом деле только молодой. Старше двадцати пяти-тридцати среди них, похоже, не было.
— Вот ваш контингент, если захотите, — махнул рукой господин Самаэль. — Вы им хоть книжки почитайте, и то хлеб. Главное, заполнить их и раздвинуть рамки их мира, довольно-таки тесноватого.
— На горах завивается кверху? — спросил я его по наитию.
— Да и еще хуже. Там… как бы попонятнее… скрещение континуумов, совпадение дурных бесконечностей. Я кое-как отгородился и сижу на своей земле, но оттуда все время напирают: хулиганят по-всякому, провокации там… геббельсовская пропаганда, одним словом. Вы что думаете, модерновый ад — это антипригарные сковороды или котлы с регулируемым подогревом? Хэ. Нынче другая мода пошла. Блудят, сплошной группенсекс в особо извращенных формах, колются, пьют, лгут и дерутся — пока, на мою радость, только друг с дружкой. Родовых мук у баб нет, поэтому нет и выкидышей: проще кое-как выносить, чем избавляться. Своих ублюдков подкидывают сюда — обрадовались. Я тоже: естественная прибыль населения. Малыши-то не больно плохи. Вот их родители — ну, это нечто. И уж если кто-то вроде меня, но покруче, взялся обособлять от них еле живую совесть, то и подавно пускаются во все тяжкие. И уходят по кругам все ниже, ниже, пока — хлоп и нету! Только сие происходит ой как не скоро…
Во время этой речи он раскланивался во все стороны с грацией китайского фарфорового мандарина.
— А ведь мои еле-еле трех детишек зачнут и выродят, и клубочку-то каюк, — добавил он с горечью. — Потому и старых среди них нету. Если не вытолкнуть их наружу через Купол — каюк полный.
— Купол — это что?
— Увидите: такое вкратце не объяснишь. Ну так что, согласны учительствовать? Квартиру, да что там — дом целый дадим, с мебелью, с бесплатным трехразовым питанием, как оно там на вашем языке — табльдот?
— Согласен, и будь что будет! — провозгласил я, и Агния вильнула хвостом в подтверждение моих слов.
Господин Самаэль остановился около одного из домиков, что покрепче, нашарил под крыльцом и извлек оттуда здоровенный латунный ключ: похоже, от целого города, сданного неприятелю.
— Вот вам, отпирайте и располагайтесь. Поплюйте только ему на бородку, скажите «Я хозяин» и имя свое добавьте. Он заговоренный. А то шкодят тут многие, понимаете.
Внутри оказался целый склад бывшего в употреблении. Мы с Агнией вконец обчихались и вдрызг раскашлялись, пока разбирали напластования минувших цивилизаций. Благо что водопровод и канализация работали безотказно — я на это и не рассчитывал. Я расчистил нам две комнатушки, кое-как омеблировал, показавшееся лишним — сгреб на задворки, надеясь попозже устроить археологические разыскания. Среди поломанных мебелей, консервов давнопрошедшего срока годности и безнадежно траченных молью тряпок попадалось кое-что просто замечательное.
— Где-то на этой улице или соседней табльдот стоял, — задумчиво спросил я Агнию, которая хлебала собачий супец из полоскательницы работы веджвудских мастеров. Сам я облачился в глухое трико — примерную копию того, что видел на шефе — и просторный балахон из шелка-сырца с крупной вышивкой, слегка пожелтевший на сгибах, надеясь, что не слишком выпадаю из здешней моды. Туфлишечки мои, единственное, что осталось от моего королевства, были парчовые, с выпендрежем, а смены им я пока не выкопал.
— Сиди сторожи дом, — наказал я Агнии и пошел прошвырнуться.
Городок оказался ничего себе: яичная скорлупа и безейное пирожное. Я за час прошел его насквозь. Молодежи толклось на улицах много: бледнокожая (чувствовалось отсутствие солнца) и будто завернутая в разноцветные фантики. Симпатичный народец, только глаза пустоваты. Я останавливал то одного, то другую, пытаясь выяснить, где здесь столовка, бесплатная жрачка, шамовка — и вообще, братцы, кушать хочется!
— Так зайдите в любой живой дом, — объяснил мне наконец парень, сжалясь над моими арготизмами, — и берите не спросясь. Френзель все время пополняет запасы. Вон хоть туда, там как раз наша тусовка.
Я свернул с проспекта — и сразу же напоролся на жанровую картинку. Двое мальчишек волокли на веревке труп здоровенного чено-белого кота: бедолага уже похолодел и сделался форменной деревяшкой. Обычная забава безнадзорных томов сойеров и геков финнов, но во мне прямо-таки душа вывернулась наизнанку. Или скороспелый учительский пыл взыграл. Я решительно подошел и цапнул одного за расшитую опояску, другого за ришельёвый воротник: прикид у них был куда ценнее моего.
— Вы что это, черепашьи дети, над животным изгаляетесь! — сказал я как мог суровее. — Вас бы самих так по истечении срока… хм. А ну, отнесите под те кусты, там под ними как раз яма, и похороните честь по чести.
Один вытащил из кармана перо длиной с мой мизинец и попытался ткнуть меня в подреберье. Я перехватил его руку, но другой успел вывернуться и улепетнуть.
— Это хорошо, что у тебя ножик, будет чем могилу копать, — продолжил я. — Пройдем, голуба, и без фокусов: я десантник срочной спецслужбы со знанием шаолиня, булиня и таксомоторной апперцепции!
Он, разумеется, не понял — немудрено, я и сам не врубился — но от одной неизвестности затрепещал. Именно так мы в пансионе называли желаемый результат воспитательного воздействия. Вдвоем мы довольно быстро завершили траурную церемонию, шипя и хлюпая носом, затем прочли краткую молитву и разошлись.
В ближайшем отпертом особнячке я старательно помыл руки (бактерицидное мыло было какое-то непонятное, с перехватом посередине, и называлось «Стража на Рейне»). Похватал чего-то невыразительного из золотообрезной тарелки — кормила меня юная нянюшка из сосунковой группы — заново вымыл руки и кстати рот, поклявшись, что как можно скорее навострюсь готовить сам, по Дэнову образу и подобию. А потом решил осмотреться попристальней.
Улицы шли не параллельно, как я думал вначале, а разбегались лучами от высокого восьмиугольного сооружения, которое стояло посреди небольшой площади. На ней я издали видел людей постарше, но пока робел подойти, понимая, что это те самые, представители иных культур. Ближе к окраинам люди попадались реже, зато меньшие братья так и кишели: в основном собаки, что бродили стаями и подавляли кошек своим авторитетом: нечесаные, со впалыми боками, но веселые и сексуально озабоченные.
— Да уж, — мысленно обратился я к Агнии. — Без меня из дому ни лапой! Увлекут, понимаешь, невыполнимыми брачными обещаниями…
Еще дальше городок исчез — как-то сразу: ни тебе лачуг, ни сараюшек. Потянулись поля и бахчи, сухие, с потрескавшейся землей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
