Дома я сто раз повторила себе, что это чепуха, мне только померещилось. И вдруг увидела в окно: он медленно проходит по тротуару напротив... Постоял у телеграфного столба и повернул обратно... Да, нас тянет друг к другу, но... Но ведь когда он узнает меня лучше, узнает, какая я есть, он поймет, что мы разные люди, что он ошибся...
Я сама это почувствовала так отчетливо только сегодня, когда он заговорил о Кампанелле. Заговорил так красиво, с таким увлечением, восторгом!.. А мне хотелось возразить, сказать, что ведь на самом деле все это было, наверное, совсем не так красиво, а гораздо страшнее и... проще. Но я промолчала. Я только представила себе, какая я, должно быть, скучненькая, серенькая, трезвенькая в сравнении с ним! И еще: что я старше, много старше, чем он, а он — как ребенок, и совсем ничего не понимает в жизни...
Ребенок?.. Нет, пожалуй, это не то слово. Не то, не то...
Да, вот, вспомнила. Однажды я сидела в скверике, на Московской, возле перекрестка. Там, как всегда, было много народу. Люди толпятся, торопятся, у всех озабоченные, хмурые лица. И вдруг — вижу человека... Он переходит улицу... Не спеша, постукивая тросточкой... И улыбается. Такой доброй, светлой, безмятежной улыбкой. Один! Это ли меня поразило или что-то другое, но я вдруг поняла, какой стоит светлый, славный день, и какое яркое солнце, и как все-все вокруг живет и радуется!..
И только в следующее мгновение я поняла: ведь этот человек — слепой...
Ну и что же? Да, мне было жаль его. И все-таки весь тот день у меня было чудесное настроение. Я сама будто прозрела — увидела, как вокруг все ярко, весело, празднично! И все бродила по улицам и удивлялась: отчего другие этого не замечают?..
Но к чему это я?.. Да, я хотела сказать, что Клим... Что он подобен этому слепому... Но разве тот слепой не видел лучше зрячих?..
Нет, я чувствую, что запуталась, и сказала совсем не то, что хотела...
А может быть, и правда, хватит этой нудной философии?. Зачем думать о том, что случится когда-то? Будь что будет! Ведь если заранее все взвешивать и рассчитывать—ничего не будет! Ни-че-го! А мне хочется, чтоб было, было, было!
На полу, возле ножки кровати, лунный свет — как будто разлилась серебряная лужица... Раньше мне и в голову бы не пришло обращать внимание на такие пустяки. А сейчас вот опять зажгла лампу и решила записать...
— Да вы же просто спятили, уважаемая мисс Синий Чулок!
— Ну и пусть!..
1 февраля. Ребята закончили первый акт. Диана Капрончикова, мама Фикус, отличник Медалькин, два друга — Кока Фокс и Гога Бокс — как вам нравятся такие имена?.. Представляю, какой галдеж поднимут все эти фоксы и боксы, когда узнают самих себя!.. Мы торопим «драматургов». Мишка Гольцман вычитал где-то, что Лопе де Вега писал свои комедии за три дня, и козыряет этим перед Климом и Игорем. Но шутки шутками, а пьеса действительно получается неплохой. Только бы нам не помешали...
Заглянула сейчас в то, что написала прошлый раз. И самой стало стыдно. Сплошные глупости. Я для него просто товарищ. Да и он для меня. И чего только не взбредет на ум во время бессонницы!
5 февраля. Есть название! Наконец придумали: «Не наше дело!..» Так будет называться комедия. «Не наше дело!» - ведь эти слова — лозунг всех мещан!
Мишка приволок Майке целую кипу книг по философии. Мы начали с «Анти-Дюринга». Пока — ничего страшного, хотя оказалось, что она и я — полные невежды в марксизме! А Клим?.. Когда он успел столько прочитать? Чуть не на каждой странице — его пометки...
15 февраля. За эти дни — такая масса событий, что у меня не было ни минуты для дневника. Самое главное: пьеса провалилась!.. То есть не сама пьеса. Просто ребята прочитали ее в классе. И получился страшный скандал. Все поднялись против них. Заявили, будто такого не бывает, они все выдумали, и т.д. «Выдумали»! Если бы так!.. Особенно разозлился Михеев. Он ведь комсорг. А у нас в пьесе тоже есть комсорг Богомолов... Да не только Михеев! Ведь против Клима все, все! Игонин, Красноперов, Лапочкин... Даже Витька Лихачев — и тот! А они с Игорем даже одну роль писали специально для него...
Эх!..
Но мы решили не сдаваться. В конце концов, нужно всего двенадцать человек. Даже меньше: в седьмой все-таки есть наши сторонники: Лешка Мамыкин и Павел Ипатов. А из наших девочек — Наташа Казакова и Рая Карасик. И мы надеемся, что удастся убедить и других! Пропагандируем комедию на уроках и в перемены!
На Клима сейчас просто жалко смотреть...
17 февраля. Ну, вот! Я же говорила! Ура, мы ломим, гнутся шведы!..
19 февраля. Какая подлость! Просто подлость! Иначе не назовешь! И кто, кто ее подстроил!?
Сегодня. Собрались у Майки. Бушевали до одиннадцати — распределяли роли. Стали уже расходиться — и вдруг выясняется, что пьеса — единственный экземпляр! — пропала! Клим хотел передать ее Лапочкину для переписки, я еще сама слышала, как он предупредил: «Смотри, не потеряй, в этой тетрадке — три тонны динамита!» И тут... Где пьеса? Пьесы нет! Перевернули вверх дном всю квартиру — никакого толку!.. Но ведь чудес на свете не бывает... Не провалилась же она сквозь землю! Значит... Но даже думать об этом противно! Тем более, что мы за всех ребят и девочек ручаемся головой!..
— За всех?..
За всех, кроме...
Хотя кто же сумеет утверждать наверняка...
И все-таки...
И все-таки иногда просто бесит наивность Клима! Зачем он сегодня привел с собой Картавину?.. Будто бы она сказала, что хочет играть в нашей пьесе... Чушь! Самая настоящая чушь! Стоило даже только сегодня понаблюдать за этой девицей, чтобы понять: ни пьеса, ни все, о чем мы спорим, ее не интересует абсолютно! У таких людей всегда есть какая-то своя цель. А какая — догадаться нетрудно: недаром она весь, вечер не отпускала Клима от себя ни на шаг!
И потом эта глупейшая сцена: Картавина вдруг заявляет, что будет играть не Капрончикову, а Таню Стрелкину. Конечно, я не сказала ни слова. Вернее, сказала, что мне все равно, я возьму любую роль. Но ребята зашумели: Стрелкину должна играть я и только я.
Неужели такая мелочь могла...
Но стоило Игорю потом, когда все разошлись, заикнуться о Картавиной, как на него налетел Клим, закричал, что мы не верим в человека, что надо верить в человека, что Картавину надо перевоспитывать...
Нет, нет, он совершенно не разбирается в людях!
А может быть, я просто сегодня слишком зла на него и потому — несправедлива?..
20 февраля. Сегодня были у Клима. Переписывали, пьесу — «занимались реконструкцией», как говорит Игорь. Это приходится делать почти по памяти — ребята сожгли черновики. Леонид Митрофанович — их классный руководитель — когда ему дали прочитать пьесу, назвал Бугрова и Турбинина чуть ли не еретиками.., Что ж, его тоже можно донять: в пьесе есть учитель — Иван Иванович Анапест...
Дома у Клима — большой книжный шкаф. Он потащил к нему меня с Майкой и повел допрос: а это читали? А это? А это?.. Я разозлилась. Взяла какую-то книгу, а там на каждой странице пометки, той же рукой, что и в «Анти-Дюринге», который мы с Майкой пытаемся одолеть. Я говорю: «Что за привычка — писать на книгах!» — «Я никогда не пищу»,— А в «Анти-Дюринге»? Например: «Кто, если не ты, и когда, если не теперь?» (Это я прочитала там на полях) — Он повторил: «Кто, если не ты...» И говорит: «Здорово! Откуда ты, взяла это изречение?» Я объяснила. Он говорит: «Я не помню, у меня два «Анти-Дюринга», один у Мишки, но я такого не писал», — «А разве это не твой почерк?» Он говорит: «Нет, это не я, это мой отец.» Нахмурился, захлопнул дверцы и завел речь о чем-то другом. Мне показалось, он не хотел, чтобы я расспрашивала у него про отца. Почему? Наверное, это был замечательный человек! И почерки не отличишь — только у отца покрупнее и не такой неразборчивый, как у Клима.
22 февраля. Как здорово, когда живешь, а не только существуешь! У нас теперь вместо «здравствуй» особое приветствие: «Ну как, горим?» — «Горим!»
Вчера закончили переписку второго акта, сегодня — репетиция. Майя играет учительницу Гипотенузу, я — Стрелкину. Клим говорит, получается. Наверное, хочет утешить. Девчонки трусят. Особенно Раечка: «Что, если директриса»... Ну и пускай! Только бы раскачать, взбаламутить стоячие души!
23 февраля. Вот так история! Оказывается, Игорь не комсомолец! Нас, девчонок, это как громом поразило, а Мишка сказал: «Он же старый попутчик...» Репетиция прекратилась, все окружили Турбинина: как? почему? «Да вам-то какая разница?» На него напала Наташа: «Есть разница! Попутчик доехал, до своей станции и слез, какое ему дело, как поезд пойдет дальше!» Один Клим молчал. Мне показалось, ему было неловко за Игоря. А Майка — разве она утерпит, чтобы не заступиться? «Что вы пристали? Какой он вам попутчик? Он такой же, как все!..»
