На следующий день началась буря: сильный снегопад и крепкий ветер. В промежутках между кафемиками мы работали, изготовляя новые, более широкие полозья для саней, так как снегопад сулил скверную дорогу на обратном пути. Вечером в просторном помещении торгового склада были устроены танцы для всех. Мы, гости, изголодались по ним. Насколько мне известно, танцы продолжались всю ночь. Так закончились большие празднества "неделя на родине".
Холодно, ветрено, густой туман, глубокий снег. Можно было бы проехать и без новых полозьев - некоторые так и сделали, - но на протяжении двух третей пути они облегчали езду. Мы выехали в десять; к полудню ветер затих, и вокруг повис низкий, густой туман. Земли не было видно, и только по слабо светящемуся участку горизонта мы могли ориентироваться, считая, что это юг. На свежевыпавшем снегу, конечно, не было никаких следов полозьев.
Некоторые считают, что люди, близкие к природе, обладают особыми способностями, помогающими им преодолевать трудности в дикой местности. Говорят, что они инстинктивно определяют направление. Но в этот день, когда мы ехали по неезженной снежной равнине в густом тумане, среди шести или восьми каюров нашей колонны обнаружилось достаточное расхождение во мнениях, чтобы рассеять всякую надежду на то, что хоть кто-нибудь знает, куда ехать. Их догадки расходились между собой в пределах дуги в девяносто градусов, и никто не высказывался уверенно. Никто, пока не заговорила Саламина.
- Вон там, - сказала она тем решительным тоном, которым говорила, когда, по ее мнению, сказанное не допускало обсуждения. - Хотите соглашайтесь, хотите нет - там Игдлорсуит, а там Ингия.
Она указала пальцем оба направления. Абрахам, всегда относившийся с уважением к Саламине, согласился с ней и направился впереди нас в ту сторону, где, как она указывала, должна быть Ингия.
Я все время мучился со своими собаками. Из собак Иохана Ланге осталось всего пять, остальные были набраны из разных мест. Собаки не хотели держаться вместе и непрестанно то отходили, то возвращались обратно, как будто в поисках пропавших товарищей по упряжке. Я продал одну из абсолютно безнадежных Эскиасу и вместо нее подобрал превосходную другую. Но это была собака с норовом: она уперлась сразу, как только отъехали. Я водворил ее на место и бичом заставил бежать. Через сто ярдов она повернула назад, а когда упряжь остановила ее, легла, предоставив другим тащить себя. Этот фокус она проделывала много раз. Понадобилось несколько дней, чтобы заставить ее работать. Однако со временем она заняла свое место среди пяти аристократок - единственная чужая собака, принятая в число избранных. Она была белого цвета и хорошо подходила к ним по росту и виду. Может быть, у собак внешность имеет значение. Я отдал ее немецкой кинематографической съемочной группе, и когда собаку, посадив в шлюпку, повезли на моторный катер, то остальные пять все разом вошли в воду и поплыли за ней. Осенью все шестеро опять соединились. Их отвезли в Швейцарию, где снимали в отвратительной пародии на приключения в Гренландии. Один-два вечера они мелькали на экранах Бродвея, а затем исчезли, пав жертвами судьбы, которая заслуженно постигла актеров, игравших вместе с ними.
Мы ползли, зарываясь в снег, стараясь ехать по прямой. Мы направлялись к точке на суше, иголке в стогу сена. Достаточно было уклониться в сторону на пятьсот ярдов, чтобы не заметить ее. Следующая точка, если бы мы прошли мимо, оставив нашу цель справа, была бы каким-то пунктом на Баффиновой Земле. Но наконец перед нами выросла земля: Ингия! Саламина никогда не заявляла, что она что-то знает. Если ее хвалили за почти сверхъестественное чутье, она честно, в сильном смущении отклоняла похвалу. Но, по-видимому, она была наделена исключительно острыми чувствами, так тонко и верно согласованными между собой, что могла мгновенно получить ясное, полное представление о вещи, которая, казалось бы, еще оставалась скрытой. Ее восприятия получались как бы подсознательно и потому заслуживали еще большего доверия.
Теперь наш путь лежал вдоль берега. Собаки, чувствуя близость дома, приободрились. В пять тридцать мы уже были в поселке.
- Маргрета, есть для меня телеграмма? Нет? О господи!
XLII. КАЛЕНДАРЬ
Точно выгравированный, хранился в моей памяти календарь. Весь прошедший месяц я каждый день рассматривал его, будто это была книга прорицаний. Все пророчества его не сбылись. Телеграмма не пришла.
- Завтра, - сказали мне в Уманаке, - завтра, в первый хороший день почта отправится.
Это было двадцать первого января. От Уманака до Годхавна пять дней езды по хорошему льду при благоприятной погоде. Накинем еще три дня. Передача моей телеграммы в Америку, ответная телеграмма, передача ее по радио в Игдлорсуит, тоже три дня. Всего самое большее - одиннадцать дней. Значит, я должен получить ответ первого февраля. Человек, назначающий в Гренландии определенные сроки, дурак. Я этого не знал.
Весна торжественное время, год начинается весной. Его обещания не так реальны, как несбывшиеся, неоправдавшиеся надежды, которые улетучились вместе с последней перевернутой страницей. 29 февраля я записал:
"Последние два дня были по-настоящему весенними. Дует теплый южный ветер, снег на крышах домов стаял. Глубокий рыхлый снег снизу превратился в шугу. На льду снег так осел, что проложенные санями дороги выступают будто дамбы. Все на улице: женщины развешивают выстиранную одежду и постельные принадлежности, девочки таскают за спиной грудных детей, повсюду мальчишки. Вчера вечером ходил на снегоступах на холм над гаванью, чтобы поглядеть в сторону Уманака. Залив покрыт льдом, но кое-где видны большие пятна разводий чистой воды. Когда я вернулся, мне было так жарко, что я вынес стул на улицу и, сидя на нем, курил".
Ночью ударил мороз; но весна уже наступила, я чувствовал это сердцем.
XLIII. СТАРИНА
Наверно, хорошо быть старым, чтобы не испытывать волнения, когда переворачивается страница и открывается весна, хорошо примириться с мыслью "что прошло, то прошло" и наслаждаться прошлым, вспоминая, чем оно было. Старики в Гренландии так и делают. В зимние вечера они собираются вокруг яркого света лампы из стеатита, дающей немножко тепла и, быть может, гораздо более древней, чем времена, о которых помнят старики. Они вызывают в памяти прошлое, рассказывают старинные предания, передавая Ветхий завет своего племени. То, что эти старинные предания сохраняются в памяти и рассказываются сегодня, свидетельствует о симпатии гренландцев к языческому духу, а может быть, и о подлинной их вере в реальность описываемых в преданиях событий и действующих лиц. Конечно, наш Священный завет, кроме верующих, мало кто читает, и мы, совершенно не веря в суеверия эскимосских легенд, находим мало интересного для себя в их преданиях. Другим доказательством веры современных гренландцев-христиан в рассказы об их прошлом служит усердие, с которым многие из этих рассказов передавались несчетное число раз, из поколения в поколение. Народ, не знающий искусства, почитает только истину. Для гренландцев их предания - история.
Для старого Эмануэля, этого бодрого внука ангакока, предания были семейными воспоминаниями; место действия - край, в котором он жил, действующие лица - его предки. Время действия - прошлое, но недалекое от настоящего. Предания эти показывают нам корни настоящего. Послушаем Эмануэля.
"В 1869 году я впервые заметил, что у меня есть старая бабка. По гренландскому обычаю я спал вместе с ней. Таким образом, я все время находился с ней до ее смерти в 1876 году.
Когда она была жива, я часто вечерами, ложась спать, просил рассказать мне о ее предках. Она начинала рассказывать мне истории: 1) о том, что она сама видела и испытала, 2) о том, что она слышала.
Эту женщину (мою бабку) не крестили в детстве (но окрестили, когда она выросла). Языческое имя ее было Арнапе. При крещении ее назвали Карен. Замуж она вышла за язычника, его звали Эрсакило.
Бабка часто рассказывала мне, как убили ее отца - это зрелище она не могла забыть.
- Однажды, тотчас же после прибытия торгового судна в Уманак, - так начинала бабка свой рассказ, - отец вместе с другим охотником стал готовиться к поездке в колонию, то есть из Кекертата в Уманак. Каждый из них отправлялся на своих санях, а я должна была сопровождать отца; в то время я еще не была замужем. Моего отца звали Нернак, спутника его - Айе...
Дальше события разворачивались так:
Жена Нернака предупреждала их, чтобы они не ездили - ходили слухи, будто люди, жившие дальше по берегу фьорда, замышляют убийство Нернака. Но Нернак сказал: "Я не могу избежать встречи с ними". Они уехали. В Уманаке сделали закупки, а затем отправились обратно на север.
Путь их проходил мимо острова Агпат. Жители острова, увидев путешественников, пригласили их остановиться и отдохнуть. Когда Нернак вошел в дом, он увидел, что там нет женщин - одни мужчины. Тут он понял, что эти люди замыслили убить его. Сначала они дали Нернаку мяса, и он ел, пока не насытился. Затем он и его спутник покинули дом, намереваясь ехать дальше.
