родня, чтоб рты не разводить. То, что ей пришлось пройти, она не пожелала бы никому. Унижения, насилие, побои, а ты при этом должна улыбаться. Поэтому она сбежала сюда. Здесь она обута-одета, сыта, министр ее балует, иной раз безделушки дарит. Что еще нужно? И вот такое злосчастное письмо теперь она держит в руках, письмо, в котором таится судьба девочки.
Слуга вырвал письмо из рук, поклонился хозяину и поспешил в Бёнгван. Тот посмотрел ему вслед, только хотел уйти, но увидел Елень, глядящую на него глазами уже мертвого человека, — и улыбнулся. Едва за ним закрылась дверь, Елень бросилась к ней, но Микён ее перехватила.
— Молчи, молчи! — твердила Микён и тащила несчастную мать.
Они зашли за сарай, где на площадке сушилось развешенное белье. Елень не в силах думать, опустилась на перевернутые корыта и тазы.
— Ты его не остановишь! — шикнула на нее кисэн. — Тут думать надо!
Елень отсюда хорошо видела домик, в котором они проживали. Бёнгван ближе, чем Соджун…
— У меня не было матери, которая бы защитила меня от такой постыдной жизни, а у нее есть ты! — топнула ногой Микён, и Елень поднялась.
— Ты права. Ты права…, — повторила женщина и подняла таз, сунула его в руки Микён, сдернула простынь, которая сушилась на растянутой веревке, скомкала и сунула ее в таз. — Сонъи! Сонъи пойдет стирать. На речку стирать.
Глаза матери вдруг обрели силу и волю. Микён даже растерялась.
— Так дождь, поди, будет…
— Ничего, она пойдет стирать!
И тут Микён улыбнулась.
— Да, пусть идет. Сонъи!
Девочка вышла к женщинам. Мать сунула ей таз в руки, Микён сдернула еще одну простынь, бросила на землю, потоптала и, подняв, сунула ее Сонъи.
— На речку! Стирать! — сказала она весело.
Мать схватила дочь за плечи и потащила к воротам, быстро говоря на ухо.
— В Бёнгван побежал слуга с письмом от старого господина, тот решил тебя продать.
У девочки тут же подкосились ноги. Она выронила таз, Микён быстро стала собирать белье, а Елень встряхнула дочь.
— Смотри на меня! Смотри мне в глаза! — приказала она. — Сейчас ты возьмешь этот таз и побежишь на речку. Спустишься к воде у моста к храму. Помнишь где? Вот и хорошо. Там тебя найдет господин Чжонку, поняла? Повтори!
Девочка едва слышно пролепетала все, что услышала от матери. Та довела ее до порога и вытолкала за ворота. Девочка еще раз оглянулась на закрытые створки, а потом припустила к реке, прижимая таз с бельем к груди.
Чжонку и Хванге не было дома. Еще утром дед отправил их к аптекарю за лекарством. Елень сжала кулаки, глядя на покои хозяина.
«Все предусмотрел. Оставил меня одну с Сонъи. Всех разослал по разным местам, а со мной думал так справиться! Ну уж нет!» —решила Елень.
От ее неуверенности и страха не осталось и следа. Она выскочила за ворота и стала всматриваться в прохожих. Время шло. Тучи все сильней сгущались над городом. Где-то далеко рокотало. Первая гроза в этом году пройдет не только в небе.
Вдалеке появилась парочка людей — один повыше, другой пониже, и по тому, как скакал тот, что был меньше роста, Елень узнала сына. Она бросилась к ним, как раз в тот момент, когда хозяин приказал найти и привести к нему Сонъи. Елень отчетливо слышала его сильный голос, отдающий приказания, и побежала быстрее. Видимо, мальчики узнали ее и бросились ей навстречу.
— Чжонку! Чжонку! Беда! Твой дед решил продать Сонъи! Надо дать знать господину!
У Чжонку вытянулось лицо, и он рванул к дому вместе с Хванге. Вдвоем они быстро перемахнули через забор со стороны конюшни. Елень бросилась к калитке, но та была заперта изнутри. Даже здесь было слышно, как кричит старый хозяин.
«До меня не смог добраться, решил ударить по детям!»— подумала Елень, от злости стукнув по доскам.
Но вот с той стороны раздался топот, калитка отворилась, и Хванге, припав к неоседланной лошади, выехал на улицу.
— Помнишь где отец? — спросил Чжонку, передавая бирку капитана. Мальчик, кивнув, сунул ее за пазуху, а потом так дал пятками по бокам лошади, что только пыль столбом.
— Чжонку, Сонъи там, под мостом у храма. Спаси ее! — взмолилась Елень, следуя за юношей. Тот запер калитку и посмотрел на рабыню
— Не бойтесь, госпожа, Хванге быстро домчит до отца, они скоро вернутся, а мы просто потянем время, — уверил ее молодой господин и пошел на голос деда.
Чем ближе они подходили к дому, тем слышней были крики.
— Елень где? Где эта ведьма? Сейчас же найдите ее! А! Вот и она! Где твоя девка? — вскричал министр.
Чжонку быстро огляделся. Во дворе помимо черни было трое незнакомых мужчин. Двое, судя по всему, пришли пешком, а третий как раз спешивался. Его лошадь под уздцы держал один из рабов, и этого человека Чжонку знал. Этот бородатый, тучный мужчина в темной одежде был смотрителем Бёнгвана. Ошибки быть не могло!
В ту же секунду ребенок пожалел, что не послушал госпожи и не поехал за Сонъи. Сейчас он бы уже нашел девочку, и вместе бы…
— Я тебе спрашиваю, ведьма, где твоя дочь? — напирал старик.
Елень молчала, потупив взгляд, этот взгляд так не нравился министру. Не глаза — проклятье!
— Дедушка, а кто эти люди и почему вы ищете Сонъи? — собрав всю волю и храбрость в кулак, спросил Чжонку.
— Что? — дед вперил в ребенка хищный взгляд. — Я что, отчитываться перед тобой должен, щенок? — рявкнул он.
Чжонку боялся деда. Его страх перед ним возрос, когда тот приказал наказать Елень. Именно в тот день Чжонку понял, что дед — страшный человек, о чем и предупреждал отец.
— Мы из Бёнгвана, молодой господин, — ответил простолюдин. Видимо, он не хотел, чтобы родственники ссорились.
— И что вы делаете здесь? — спросил юноша совершенно спокойно.
Мужчине не нравилось отвечать малолетнему дворянину, но если аристократ спрашивал…
— Мы здесь за рабыней Сонъи.
— Но отца нет дома, рабыня принадлежит ему, и я точно знаю, что он не станет ее продавать, — почувствовав свое превосходство, осмелел Чжонку.
Простолюдин перевел взор на министра.
— Что
