– Да, начальство. – Он попыхивал сигарой, когда в холл со своим саквояжем вышел судмедэксперт – молодой человек со слишком серьезным для его возраста выражением лица. – У вас есть что-нибудь для меня, доктор? – спросил его Сэмьюэлс.
– Она мертва, – сказал судмед, берясь за задвижку дверной сетки.
– Это ваше профессиональное мнение?
Губы доктора вытянулись в строгую линию.
– Уже шесть-восемь часов как мертва. Очень глубокие и грубые порезы.
– То есть чувак пользовался ножом неумело? – заключил Сэмьюэл.
– Нет, больше похоже, что он не был уверен в своей силе. Полосовал, но как-то слишком уж осторожно.
Сэмьюэлс кивнул, выдув изо рта клуб табачного дыма.
– Остальное скажу после вскрытия, – сказал судмедэксперт и вышел на улицу.
Небо там заметно посветлело, или мне только так показалось.
– У нее родственники-то есть? – спросил я.
– Тетя и дядя в Вичите, – ответил Сэмьюэлс.
– Вечно эта Вичита, да?
– Ну да. – Он помолчал, потом спросил: – У вас какие-нибудь соображения имеются?
– Да, у меня есть соображение – принять душ и лечь в постель. Вот, может быть, только сначала хлопнуть где-нибудь рюмашечку – если удастся найти заведение, открытое в столь ранний час.
– О постели пока забудьте, лучше отвечайте на вопрос.
Я вздохнул и покачал головой.
– Да я в общем-то знаю об этом не больше вашего. Обнаружил случайно, в связи с моей работой.
– И в связи с работой вы следили за Розенкранцем?
– Да.
– И работа эта, должно быть, связана с разводом?
Я улыбнулся, но ничего не ответил.
– Вы уверены, что не хотите сказать?
– До тех пор, пока вы не объясните мне, какое отношение это имеет к данному убийству.
– Да как же я могу это объяснить, если не знаю, в чем заключается ваша работа?
– То есть не можете. Понятно.
Он скосил глаза на меня, потом на кончик своей сигары.
– Криминалисты уже взяли у вас отпечатки?
– У вас они есть в базе.
Он кивнул.
– Тогда можете идти. Только не покидайте город. Ну… в общем, сами понимаете…
– Я буду всегда доступен.
– Вот и хорошо. Спокойной ночи.
– Скорее, доброе утро, детектив. – Мы обменялись рукопожатиями, и я вышел на крыльцо, на утреннюю прохладу.
Небо уже багровело на востоке, и я мог бы полюбоваться восходом, если бы нашел для этого занятия какое-нибудь хорошее местечко.
В моей машине стоял кондовый запах невыветренного табака. Я опустил стекла, чтобы проветрить салон, пользуясь утренней свежестью, и завел двигатель. Это ж надо – меня наняли посторожить одержимую паранойей примадонну, а кончилось тем, что я нашел мертвую женщину, искромсанную чуть ли не на куски. По какой-то причине у меня возникло ощущение, что я выполнил свою работу из рук вон плохо.
Но я мог попробовать как-то исправить это положение. Съехав с обочины, я направился не в сторону Голливуда, а в сторону Монтгомери.
Глава 10
Со стороны дом Розенкранца выглядел безмятежным. Я припарковался на том же месте, где и прошлым вечером, и заглушил двигатель. Полицейские, по моим подсчетам, тоже должны были заглянуть сюда позже, чтобы взять показания у Розенкранца, но пока их здесь не было. Я вылез из машины и направился к дому. В конце дорожки в раскрытые двери гаража виднелись коричневатый «бьюик» и темно-бордовая «ла саль». Можно было, конечно, проверить дом на предмет незаконного вторжения, но я не видел такой необходимости. Это был просто спящий дом в спящем квартале. Я вернулся к своей машине и, прислонившись к капоту, закурил. Три раза чиркал спичкой, пока удалось закурить.
Около семи пешком пришел мексиканец в своем плохо сидящем «камзоле». Увидев меня, подошел.
– Ну, как прошла ночь? – поинтересовался он.
– Весело.
– Моя тоже.
Мы молчали какое-то время, потом он сказал:
– Меня, кстати, зовут Мигель. – И, кивнув на дом, добавил: – Я заступаю в дневную смену, так что ты можешь идти.
– Ладно, только докурю, – сказал я и затянулся.
Он перешел через улицу и направился к своему маленькому замку, где ему предстояло охранять свою принцессу и где на каждом углу его подкарауливали проблемы. Глядя ему вслед, я дождался, когда он скроется за домом, потом выждал еще минут десять – чтобы убедиться, что он не выбежит сообщить мне о какой-нибудь новой трагедии. Он не выбежал. Полиция пока тоже не появилась. Я докурил свою сигарету, сел в машину и уехал.
В Голливуде, в Олмстеде, я не стал загонять машину в гараж. Квартирка моя состояла всего из одной большой комнаты, раздельного санузла и крохотной кухоньки. Я постарался сделать так, чтобы каждый уголок моего пространства служил своим целям. Здесь был обеденный стол с двумя хромированными стульями – прямо на границе с кухонькой, и двуспальная кровать с торшером и тумбочкой – прямо на границе с ванной. Еще было здесь мое любимое старое доброе кресло-качалка с еще одним торшером и стопкой книг на полу – все это занимало третий угол комнаты. Единственное окно находилось в ванной, и сделано оно было из пузырчатого толстого стекла.
Перед тем как принять душ, я хлопнул три стопочки бурбона, и еще три после душа. Глянув на часы, я понял, что мне пора уже было проголодаться, поэтому снова вышел из дома и направился в свою любимую забегаловку, где заказал себе яичницу с беконом и румяным тостом и кофе. Но, поедая все это, я беспрерывно думал только о молодой женщине с перерезанным горлом и вспоротым животом. Съев только половину своего завтрака, я оставил на столе щедрые чаевые и вышел на улицу, где купил себе сразу несколько газет, но ни в одной из них ни словом не упоминалось об убийстве Эрхардт. Видимо, новость эта еще не просочилась в прессу.
В вестибюле Блэкстоун Билдинг было пустынно. На лифте я поднялся на третий этаж. Коридоры здесь тоже были пустынны, и я надеялся, что в моем незапертом офисе меня ждет такое же безлюдье. Но я ошибался – внутри оказалось полно народу.
Навстречу мне сразу же поднялся Бенни Стёрджен, словно щитом прикрывавший живот шляпой. Он был высок ростом, но не выше меня. Седые пряди в его волосах не старили его, а придавали ему «нестандартный» вид. Он был в очках в круглой оправе, каких я что-то не видел на нем на съемочной площадке. В рубашке без пиджака и в жилете. Глубокие складки на лбу и по углам рта.
Эл Нокс тоже был здесь – расхаживал из угла в угол с зажженной сигаретой. Тяжелые припухшие веки, ссутуленные плечи – словом, вид человека, которого спозаранок подняли из постели дурной новостью. Но в битком набитой пепельнице я заметил всего один свежий окурок – значит, Эл торчит здесь недавно.
– Итак, мистер Фостер… – начал было Стёрджен.
– Деннис, – бросился ко мне Нокс.
– Мистер Фостер, я настаиваю, чтобы со мной вы поговорили первым, – снова вставил Стёрджен. Говорил он с убедительностью человека, привыкшего отдавать распоряжения, которые всегда исполняются. Только шляпа, прижимаемая к животу, портила эффект. – Я пришел к вам по делу безотлагательной важности. Нам нужно срочно поговорить.
Я успокоил его имевшимся в моей обойме специальным для таких случаев взглядом и сказал:
– Сначала Эл, потом вы.
Я прошел к двери моего личного кабинета, отпер ее и впустил Эла. Я сел за свой рабочий стол, а Эл на один из стульев с прямыми спинками по другую сторону.
– Ты знаешь, что ты скотина? – сказал он, морща губу.
Я всплеснул руками.
– Эл, я действовал в рамках закона…
– Ага. А они теперь хотят повесить это на Роуз.
– Что-о?! – Я почувствовал себя так, словно кто-то перерезал кабель в лифте, в котором я ехал.
– Да. Они хотят повесить на Хлою Роуз убийство Мэнди Эрхардт.
– Кто хочет?
– Кто-кто… Полиция!
Я импульсивно подался вперед.
– Послушай, Эл, я видел место преступления, этого не могла совершить женщина! Во всяком случае, женщина с комплекцией Хлои Роуз. Может студия как-то заявить об этом официально?
Эл устало провел рукой по лицу.
– У нее был мотив. Эрхардт спала с ее мужем. А благодаря тебе, у нее нет алиби, зато у ее мужа есть. Мэру не нравится, когда пресса трезвонит, что полицейское управление склонно закрывать глаза, когда речь заходит о киношниках. В Харбор-Сити это тоже никому не нравится, поэтому они намерены выставить этот случай как пример. Когда бы они еще смогли выставить перед судом женщину с внешностью и известностью Роуз? Тем более что у нее даже нет гражданства. А теперь вот смогут, и пресса пройдется по ней со всей безжалостностью. И всем будет удобно.
– Ага, всем. Кроме Мэнди Эрхардт, чей настоящий убийца уйдет безнаказанным.
– Да, и кроме Хлои Роуз, чья карьера будет загублена. И кроме банковского счета студии.
Я откинулся на спинку стула и закурил.
– А как это у нее нет гражданства? Она же замужем за Розенкранцем, разве не так?
– Только вид на жительство. Они познакомились, когда он со своей первой женой жил во Франции. Ты в курсе, сколько лет ей тогда было?
