Если отрядам пришлось преодолевать такие неимоверные трудности при движении по собственной земле, легко себе представить плачевную участь, ожидавшую несчастных донцов при дальнейшем движении, особенно за Оренбургом!
Так что горячка военного министра была вполне объяснима… Он был беззаветно предан императору и своему долгу, однако первое, что сделал Ливен, узнав об “апоплексическом ударе”, это немедленно сообщил новому государю все сведения об экспедиции. Тотчас же был написан, подписан и отправлен приказ о немедленном возвращении казаков.
Кстати сказать, император Александр воскликнул с понятным возмущением:
— Что же вы молчали, граф? Почему отсиживались дома, когда гибли наши казаки?
— Я был болен, — тоскуя от собственной трусости, проронил Ливен, отводя глаза. — Жена может подтвердить.
— Жена? — саркастически воскликнул государь. — Жена!
— Генерал Талызин был у меня, он видел… Неизвестно, спросил ли государь у генерала Талызина подтверждения, однако отношение его к Ливену вскоре смягчилось. А Талызин в эти дни держался так странно, словно бы угрюмо… чудилось, успешное свершение переворота его вовсе и не радовало.
Почему? Впрочем, все заговорщики чувствовали себя более чем неуверенно в своей дальнейшей судьбе, так что на настроения молодого генерала мало кто обращал внимание.
Между прочим, при всей очевидной нелепости и безвредности для британского могущества “секретной” экспедиции в Индию, одно известие о ней произвело в Англии весьма сильное впечатление и усилило до последней степени среди английских государственных деятелей ненависть к России вообще и к императору Павлу — в особенности.
А его это очень мало волновало. Он был вполне счастлив в ту пору… Больше всего императора сейчас занимали две новые игрушки: затянувшееся переселение в Михайловский дворец и прием принца Евгения Вюртембергского.
Май 1801 года.
Вот так всегда и бывает в жизни: стоит начать чего-то ждать, некие ехидные небесные силы, приводящие в действие сцепление событий, тот час начинают ожидаемое отсрочивать. Бог весть почему, отец Флориан не появлялся у своей адептки целую неделю. Алексей уже решил было, что дело не выгорит, как вдруг однажды в обеденное время Прошка ворвался в его каморку с: уже знакомым обалделым выражением.
— Прибыл Флориашка! — выдохнул он громким шепотом.
— И тотчас к барыне в покой проследовал. Князя нет, он нынче дома не обедает, а княгиня с Анной Васильевной за стол собрались садиться, как доложили: отец, мол, Флориан до княгини с неотложной надобностью.
Отец, фу-ты нуты! Сыскался папенька! Небрёг засвербело у этого отца в штанах, вот и вся надобность, кою и отложить не можно, — скривился Прошка.
— Ну, княгиня мигом из-за стола — и со всех ног в свой будуар понеслась. Так что ежели желаешь на похабство сие глядеть, сейчас для того самое время.
Алексей мигом подхватился со своего топчанчика, на котором полеживал от нечего делать, и крадучись вышел вслед за товарищем в коридор.
Ноги сами понесли его к черной, боковой лестнице, и, осознав это, Алексей сердито матнул головой. Похоже, привычка таиться да прятаться уже прочно въелась в плоть его и кровь. А это плохо, господа. Хуже некуда! Этак себя окончательно можно потерять!
“Ах, кабы встретиться мне с понимающим человеком! — страстно взмолился Алексей все тому же высокомерному господину Случаю. — Кабы меня кто выслушал, да поверил, да хоть мало — мальский подал совет и подмогу!”
И вдруг он подумал, что Случай, пожалуй, не столь уж глух к его мольбам. Именно в тот миг, когда наш герой уже прощался с жизнью, он послал ему лучшего из всех мыслимых помощников — старинного друга и, можно сказать, брата.
Случай же навел на беззащитную княжну грабителей и помог Алексею их одолеть, приобретя лавры истинного героя. Не тот же ли самый благосклонный Случай в образе веснушчатого Прошки ведет его сейчас по темным, пустым коридорчикам, подводит к глухому углу, громоздит возле стены, опасливо озираясь, стремянку, помогая взобраться на нее, показывает, отчаянно гримасничая, картину в тяжелой раме и прикладывает палец к губам, требуя тишины? И разве не по воле Случая никто из посторонних не встретился им по пути, да и сейчас вокруг пусто?
Алексей боялся дышать. Подрагивающими пальцами он подцепил краешек измалеванной луны и отогнул кусочек холста. Прильнул глазом к отверстию — и даже отпрянул, почти перед собой увидав холодную усмешку на лице очень красивого брюнета в сутане.
Отцу Флориану было немногим больше двадцати, Алексей даже не ожидал, что священник так молод. И от этого он казался еще опаснее.
Волосы красавца были аккуратно подвиты и уложены вокруг благородной головы, великолепные черные глаза окружены длинными черными ресницами, резко изломаны черные брови, и даже губы казались какими-то темными. Бледное, белое лицо и краешек белоснежной сорочки, выглядывающий из-под ворота сутаны, — единственное, что оживляло поистине монашескую строгость этого одеяния.
Однако при первом взгляде, на отца Флориана Алексей невольно усмехнулся: юноша в сутане менее всего напоминал истинного священника, истощенного постом и молитвою, отрешенного от мирских забот и подчеркнувшего это самим характером своего черного одеяния. Круглолицый, изнеженный аббат здорово смахивал на молоденького, но вполне уверенного в своих силах черта, который явился к слабой духом мужней жене и твердо намерен ввести ее во грех.
У Алексея этот чуточку женовидный красавчик с первого взгляда вызвал вполне объяснимое отвращение, однако он допускал, что некоторым чувствительным дамам отец Флориан может и сердечко разбить, даром что лицо его было томным, пресыщенным, а чуточку скошенный подбородок указывал на слабость и развращенность натуры. Надо было видеть, с каким алчным, страстным выражением смотрела на гостя хозяйка — очень пышнотелая дама в бледно-розовом, пенно-кружевном пеньюаре, которая в вольной позе раскинулась на маленьком изящном Диванчике!
Вольной позой, откровенным взором она почему-то сразу напомнила Алексею мадам Шевалье. Росту княгиня была тоже маленького, как и актриса, однако это вполне искупалось обилием форм. А множество кружев делали ее вовсе кругленькой.
Но лицо ее, окруженное рыжеватыми шелковистыми волосами, было не смуглым и пикантно-хорошеньким, как у Луизы, а замечательно-красивым: с точеными чертами, ясными зелеными глазами, нежной бело-розовой кожей и крошечным ротиком, напоминающим бутончик. Маленьким остреньким язычком дама то и дело облизывала свои алые губки, словно их сушила страсть.
