Эдвард, заметив вокруг глаз Эмилио белые пятна, свидетельствовавшие о приступе мигрени, уже спешил к Сандосу, надеясь увести его из комнаты прежде, чем дойдет до рвоты. И тем не менее он остановился, ожидая ответа Эмилио.
– Все верно, – проговорил Эмилио, хотя грохот в голове уже не позволял ему расслышать свои собственные слова. Потом все разом зашумели, и, наверное, никто не слышал, как он продолжил: – И все неправда.
Он почувствовал, как Эдвард Бер, взяв под руки, поднял его на ноги. Вокруг снова заговорили, голос Эдварда раздавался возле его уха, однако он уже никого не понимал. Ему показалось, что Джон Кандотти вынес или выволок его из кабинета, и попытался сказать, что уж ноги-то у него в порядке. Прежде чем он потерял контроль над собственным телом, его вынесли в мощенный камнем коридор; он был рад, что не испортил ковры. А когда дурнота отступила, ему сделали укол и понесли вверх по лестнице, хотя внутри себя он падал и падал, неизвестно куда.
Все верно, думал он, подчиняясь наркотику. И все неправда.
* * *
ПОСАДОЧНЫЙ КОРАБЛЬ «Магеллана» опустился около деревни Кашан, где иезуиты прожили более двух ракхатских лет. Людей встретили не земные священники, но жуткая толпа свирепых существ, которых они скоро научились называть словом «руна». Создания были очень крупными и очень разгневанными, так что У ожидал, что их убьют на этом самом месте. Члены экипажа «Магеллана» уже собирались отступать к посадочному аппарату, когда сквозь толпу пробилась особь намного ниже ростом, которую земляне сочли совсем еще молодой, и направилась прямо к Тревору Айли, к которому обратилась удивительным образом на чистом английском языке.
Назвавшись Аскамой, она спросила у Тревора, не за Миило ли он явился. Аскама казалась уверенной в том, что Айли был родственником отца Эмилио Сандоса – Миило, как она его называла, – членом его семьи, явившимся для того, чтобы забрать священника домой. Когда ее стали расспрашивать относительно других людей, Аскама сказала, что их больше нет, но несколько раз повторила: Миило не умер, но находится в городе Гайжур. Постепенно люди с «Магеллана» поняли, что она намеревается доставить их туда. Им показалось разумным последовать с ней. Они надеялись на то, что Сандос сумеет объяснить им ситуацию, когда они прибудут в этот город, куда они поплыли на речной барже.
Вдоль всего пути селяне-руна с берегов осыпали их ругательствами, а однажды даже забросали камнями. Целью нападения оказался чернокожий Тревор Айли, и стало понятно, что миссионеры каким-то образом настроили против себя местных, чего экипаж «Магеллана» ожидал и боялся.
Население города открытой враждебности не проявляло, но внимательно следило за людьми, когда они проходили по улицам города. Аскама привела их к Супаари ВаГайжур, который был кем-то вроде ученого. Супаари, как оказалось, долго занимался вместе с Сандосом и потому говорил на приличном английском языке, хотя и с более заметным акцентом, чем Аскама. Кроме того, он принадлежал к жана’ата, обладал большим состоянием и был гостеприимным хозяином… впрочем, Аскаму он отослал прочь без промедления. Ей не позволено было оставаться с людьми, однако разрешено находиться в пределах резиденции, так что люди часто видели ее. И хотя Супаари подтвердил слова Аскамы, утверждавшей, что Эмилио Сандос был однажды принят им в качестве гостя в своем доме, экипаж «Магеллана» узнал от него, что Сандос более не находится здесь. Когда его спросили о том, где же он сейчас, Супаари ответил уклончиво. Чужеземцу Сандосу было предоставлено другое жилье, «более подходящее его природе», сказал он и переменил тему.
Следующие несколько недель экипаж «Магеллана» пользовался его щедротами, Супаари демонстрировал свое владение языком и старался отвечать на их вопросы. По просьбе землян он познакомил их с другими влиятельными жана’ата. Все они держались прохладно и рассеянно, ни торговля, ни культурный обмен их не заинтересовали. Становилось очевидно, что зреет нечто скверное.
Даже всегда вежливый Супаари однажды днем явился расстроенным и сообщил землянам, что руна напали на нескольких жана’ата на речном берегу возле города и убили их. Ничего подобного прежде не случалось. Супаари уверил их в том, что взаимоотношения между руна и жана’ата прежде всегда были хорошими. Супаари придерживался того мнения, что виноваты в этом чужеземцы, как здесь называли иезуитов. А теперь все пропало: традиция разрушена.
Экипаж «Магеллана» неоднократно поминал имя Сандоса, надеясь получить от него более полное объяснение ситуации, однако Супаари не спешил вести их к нему. И в итоге Сандоса нашел не Супаари ВаГайжур, а девочка Аскама, которая привела к нему У и Айли.
Отца Эмилио Сандоса нашли в состоянии потрясающей деградации, пребывающим в публичном доме, где телом его пользовались. Когда его обнаружили, он самым первым делом убил Аскаму, явным образом преданную ему. В ответ на расспросы священник впал в истерику, но говорить отказался. Занятые более важными для них делами жана’ата никаких обвинений против него не выдвинули и передали Сандоса во власть консорциума. Положение не позволяло У и Айли провести самостоятельное расследование, поэтому они решили отправить Сандоса обратно на Землю, чтобы тамошние власти решили, как именно следует поступить с ним. Священника погрузили на корабль «Стелла Марис» вместе со множеством удивительных даров Супаари ВаГайжура, и экипаж «Магеллана» занялся восстановлением отношений с ВаРакхати.
В последующие недели возле города произошли новые нападения руна на мирных жана’ата. Опасаясь оказаться посреди созревавшей в городе гражданской войны, которая уже казалась неизбежной, У и Айли поблагодарили Супаари за гостеприимство и помощь и решили вернуться на корабль, где можно было или пересидеть местные раздоры, либо попробовать удачи в другом месте. В своей последней передаче У сообщал о намерении вернуться к посадочному аппарату под охраной, выделенной Супаари ВаГайжуром. Более от экипажа «Магеллана» вестей не поступало.
Итак, живым с Ракхата вернулся лишь священник, блудник и убийца Эмилио Сандос, мечтавший только о смерти.
* * *
ДЫХАНИЕ ЕГО СДЕЛАЛОСЬ равномерным, и Эдвард Бер понял, что лекарство наконец помогло. Оно действовало более эффективно, когда его давали перорально при начале головной боли. Эдвард пытался уловить нужный момент, однако Эмилио старался сдержать себя. На сей раз боль буквально взорвалась в нем с пугающей внезапностью, чему не стоило удивляться: так вот под пристальными взглядами людей, внимательно изучающих твои мельчайшие реакции, прочесть подобное обвинение.
Эдварду Беру уже приходилось видеть подобные ситуации – когда тело вынуждено страдать за то, чего не в силах вместить душа. Наказание могло приходить в виде головной боли, как у Эмилио. Или как непереносимая боль в спине, или как хроническое расстройство желудка. Так бывает с алкоголиками, нередко пьющими для того, чтобы чем-то заглушить, притупить остроту своей боли. То есть многие люди хоронят свою боль в себе, подумал Эдвард. Даже священники, которым, казалось бы, доступен лучший способ.
Брат Эдвард провел много часов, сидя возле спящего Эмилио и молясь за него. Конечно же, он знал все, что говорили о Сандосе, еще до того, как его приставили ходить за ним. И он лечил тело этого человека, зная его раны, не ограничивавшиеся увечьем рук, и постепенно рассказывавшими о себе. Первоначально информация стала известной еще тогда, когда Эдвард Бер был женатым мужчиной, еще до того, как он мог представить себе свою нынешнюю жизнь или мог подумать, что ему предстоит встреча с одним из Провинциалов, и ему, естественно, было интересно. В конце концов, это была новость столетия. Он помнил соблазнительные инсинуации, драматические откровения, скандальные реакции, затенявшие собой научное и философское значение полета на Ракхат. Потом были таинственный конец передач второй экспедиции и долгое ожидание возвращения Сандоса, которое могло принести с собой надежду на объяснение.
Уже то, что Эмилио выжил, было невероятным, можно сказать чудесным. Проведя многие месяцы в полном одиночестве, в примитивном корабле, управляемом разве чуть менее примитивным компьютером, он объявился в принадлежащем Обаяси секторе астероидного пояса, где поданный автоматикой
