нахожусь, но в следующую секунду воспоминания о прошедшей ночи оживают в памяти яркими вспышками, и я ощущаю, как в грудной клетке приятно теплеет.
Лера. Ключи. Гостевой домик. И лучшая ночь любви в моей жизни.
Я непроизвольно улыбаюсь – сдержать улыбку сейчас практически невозможно, она сочится из меня, как сок из перезрелого фрукта, как река, вышедшая из берегов от обильных ливней. В усталом теле все еще слышны отголоски страсти, в голове какая-то странная бесшабашная легкость, а в душе – тишина. Вот так, похоже, ощущается счастье.
Прошедшая ночь… По телу пробегает приятная дрожь, а низ живота наполняется характерной тяжестью. Накопленный за годы половой жизни сексуальный опыт не смог подготовить меня к этой ночи. К тому, что может быть так – глубоко, откровенно, до дрожи в коленках, до искр в глазах. Абсолютно полно. Когда теряешь связь с реальностью. Когда важным становится только другой человек, его удовольствие и собственное удовлетворение.
Рука машинально тянется к противоположной стороне кровати, но натыкается на пустоту. О том, что Лера спала рядом, напоминают лишь небольшая вмятина на подушке и тонкий запах мандаринов и мяты, который, кажется, въелся мне под кожу. Хотя не происходит ничего страшного, я отчего-то испытываю нехорошее предчувствие. Глупость такая. Это просто утро, а девушка может быть в душе или туалете. Мало ли куда она может пойти – это же Александрова, с ней никогда не знаешь, чего ожидать.
Натянув эластичные боксеры и шорты, я выхожу из спальни. Мне достаточно двадцати секунд, чтобы обойти все помещения гостевого домика и убедиться: в доме я совершенно один. Как же бесит, что я заснул и пропустил тот момент, когда Лера слиняла.
Вернувшись в спальню, я беру с тумбочки мобильный. Папки входящих звонков и сообщений пусты, но под телефоном я нахожу свернутую в трубочку записку.
«Пришлось уйти, не попрощавшись. Дядя знает, что мы с тобой провели ночь здесь. Занеси ему ключи, пожалуйста».
И все. Лаконично и просто. И как-то чересчур отстраненно для той, кто провела долгие часы, в экстазе выкрикивая мое имя.
Нехорошее предчувствие, которое возникло во мне в первые секунды пробуждения, возвращается, усилившись стократно. Внутри что-то обрывается. С тяжелым сердцем я набираю ее номер. Гудки и сброс. Механически повторяю это действие еще раз. Еще. И еще.
Из транса меня выводит только звук второго горна. Засунув телефон в карман шорт, я натягиваю футболку. Ключи нахожу на столике у входа. Панина застаю в его кабинете до того, как он успевает уйти на зарядку.
– Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич, – говорю слегка смущенно. – Я принес ключи.
– А, Кирилл, проходи. – Мужчина поднимается из кресла и морщится. – Ох уж эти колени, не дают мне покоя.
– Я ненадолго зашел. Вы не знаете, где ваша племянница? – спрашиваю я, передавая ему связку. – Телефон у нее выключен.
Прежде чем ответить, Панин скользит по мне оценивающим взглядом, под которым я ощущаю себя наколотым на булавку насекомым, и произносит:
– Лера уехала.
– Куда? – Я хмурюсь, стараясь удержать внутри рвущееся наружу разочарование. – Когда она вернется?
– Сюда она больше не вернется. – Он покачивает головой. – Не в этом году.
– В смысле? – Я настолько ошарашен его словами, что почти уверен, что ослышался. – У нас с ней планы. День самоуправления. Это лето. Еще несколько недель. Три, точнее. Она мне обещала.
– Понимаю, мой мальчик, – мягко говорит Панин, в знак поддержки хлопая меня по плечу. – Такова жизнь.
– Я ничего не понимаю, – растерянно бормочу я, делая отчаянные попытки не поддаваться панике.
– Вот. – Мужчина протягивает мне запечатанный конверт.
– Что это?
– Она просила передать тебе, – отзывается мужчина, вкладывая конверт в мою ладонь. – Я оставлю тебя. Ключи я забрал, будешь уходить – просто захлопни дверь.
Бросив на меня сочувственный взгляд, Дмитрий Сергеевич уходит из кабинета. Я остаюсь один.
Очень долго я стою, не шевелясь, и пустыми глазами смотрю в окно, за которым покачиваются на ветру ветки деревьев. По телу пробегает озноб. В горле зреет ком, который мне никак не удается проглотить. С минуту я просто верчу конверт между пальцами, не решаясь его открыть. Наверное, подсознательно я уже все понимаю и лишь оттягиваю момент, когда предположение превратится в реальность. Когда будет больно и окончательно. Когда станет ясно, что ничего уже не вернешь.
В итоге я надрываю конверт и достаю оттуда сложенный пополам тетрадный лист в клетку.
«Все хорошее когда-нибудь заканчивается, даже если этого очень не хочется. Мы тоже закончились. Это было лучшее лето в моей жизни. Спасибо тебе за него. И прости меня, если сможешь. Пожалуйста, проведи для ребят день самоуправления. Они этого заслуживают. Сценарий я передала Кате. Будь счастлив.
Лера».
Держась руками за стену, я опускаю голову и тяжело дышу. Адреналин пока еще туманит мозг, беспомощный гнев анестезирует нервы, но осознание того, что произошло, уже где-то рядом. Я чувствую его приближение онемением кончиков пальцев, холодным потом на спине, странным дребезжанием в грудной клетке, словно там что-то разбилось.
Глава 41
– Мне нужно с ней увидеться, – заявляю с порога, не утруждая себя формальностями. – Один раз.
С тяжелым вздохом Панин отрывает взгляд от газеты и кивает в сторону кресла напротив. Я не хочу садиться, я хочу действовать, но непреклонный взгляд директора «Синички» не позволяет мне его ослушаться.
– Мне кажется, мы это уже обсуждали, – говорит он спокойно. – Не нужно тебе ее искать.
– Мы это обсуждали, но я с вами не соглашался, – возражаю я. – Просто тогда я думал, что смогу найти ее самостоятельно, а теперь я в отчаянии.
За прошедшие с момента исчезновения Леры два дня я прошел все стадии от отрицания до злости и принятия. Я не мог есть, не мог спать, становился все мрачнее и раздражительнее, все, о чем думал… это она. Чтобы ее найти, я перепробовал все, что можно, и понял, что я, черт возьми, ничего о ней не знал! Ни то, где находится дом ее отца, ни в каком санатории лежит ее Роман. Я даже фамилию этого психа не удосужился узнать! Ни Катя, ни Матвей, ни одна живая душа в лагере не смогли сказать мне ничего вразумительного о том, почему она пропала и куда могла отправиться. Ее телефон молчал. А значит, Панин оставался моим единственным шансом. И я не намерен его упускать, чего бы мне это ни стоило.
– Она не хочет, чтобы ты искал ее, – замечает Дмитрий Сергеевич. – Не усложняй и без того непростую ситуацию.
– Какая, сука, ситуация? – не выдерживаю я, срываясь на крик. – Я ни хрена не
