В какой момент я изменила себе? Забыла, как больно разочаровываться? Рыдать в одиночестве, кусая подушку, захлебываясь слезами? С кровью вырывать из сердца горячо любимых? Мало потерь у меня было? Какого черта я делаю? Может, развернуться, отключить сотовый и рвануть куда подальше отсюда? Вместе с Аней в Азию, например? Остаться верной себе хотя бы в трусости.
Мы договорились о встрече в девять, на часах восемь сорок, а Сашка уже сидит у дома своей матери прямо на газоне, курит. Остановив машину напротив него, я посигналила. Он встрепенулся, чуть покраснел и быстро затушил окурок о траву. Кого я обманываю? Мальчишка! Ни ума, ни ответственности! Кому я собралась помогать и какой ценой? Уехать захотелось еще сильнее, но я осталась ждать, пока он медленно, словно борясь с желанием развернуться и рвануть в другую сторону, доковыляет до машины и сядет рядом. Голову опустил, в глаза не смотрит. Передумал? Может, оно и к лучшему. Сердце неприятно кольнуло от облегчения. Или разочарования? Понять бы. Я замерла, пытаясь разгрести ворох эмоций, нахлынувших так внезапно, что я вспотела и вцепилась в руль сильнее.
- Отдай «каку», - произнесла ровным голосом и протянула ладонь.
Он помолчал, вытащил из кармана пачку сигарет и протянул мне. А потом вскинул голову и посмотрел в глаза, да так, что я ахнула. Нет, этот взгляд не может принадлежать ребенку. Передо мной взрослый мужчина, готовый подставить плечо людям, зависящим от него. Филу получилось до него достучаться?
- Я боялся, что ты передумала.
- А я боялась, что ты.
- Если ты откажешься, я пойду один, - спокойно произнес он.
- Я тебя никогда не брошу, Саш, - слезы навернулись на глаза, и он обнял меня так, словно это мне предстояло важное решение, и это он мне помогал, поддерживал.
- Ты себе не представляешь, как мне страшно, Жень. Впервые в жизни я не спал всю ночь. Меня тошнит и трясет. Надеюсь, мой ребенок никогда не узнает об этой минуте слабости. Со стыда сгореть можно.
- А мне кажется, что тебе стоит рассказать ему или ей об этом потом, лет через восемнадцать. Чтобы он понял, некоторые решения даются мучительно тяжело, и иногда никто не подскажет, какое из них верное. Приходится слушать сердце. И пускаться во все тяжкие, имея за пазухой лишь надежду.
- Ты себе представляешь, что сейчас начнется?
- Война, - спокойно произнесла я.
- Почему именно ты поверила в меня? Из-за Фила?
- Фил наделал много ошибок, и как никто знает, как сильно хочется иногда получить новый шанс. Поэтому он раздает их направо и налево. И его пример заразительный, - подмигнула я. – Поехали?
- Да. Мария Леонидовна думает, что я привезу деньги и билеты. Я боялся, что если скажу правду по телефону, она не захочет даже открывать дверь.
- Что ж. Будь, что будет. Помни: я лишь поддерживаю. Стою за твоей спиной, если тебе станет дурно – подхвачу под руки, в этом не сомневайся. Но сделать все ты должен сам.
Сашка решительно кивнул. Сегодня он надел прямые классические джинсы, мокасины и белую рубашку. Волосы пригладил, тщательно побрился. Он старался, и это внушало надежду. Я крепче вцепилась в руль. Страх стучал в висках и холодил позвоночник, а материнский инстинкт твердил, что нужно помочь этому мальчику стать взрослым мужчиной. Поддержать в трудную минуту. Сейчас мне казалось, что роднее Сашки никого нет, и я действительно собиралась сражаться за него, слепо веря в этого ненадежного, безвольного, исчерпавшего все лимиты доверия пацана.
А еще я четко понимала, что не уеду из города, как бы тяжелы ни были последствия затеянного предприятия. Хватит бегать. Я должна быть там, где нужна больше всего.
Катька жила в обычной старой пятиэтажке, которую построили так давно, когда еще не делали лифты в панельках. Двор неухоженный, заросший, с несколькими сиротливыми не доломанными качелями. Самые стойкие, видимо. Невольно я прониклась уважением к этим беднягам и хищно прищурилась: что ж, посмотрим, удастся ли сломать Сашкину решимость. Лицо мальчика горело, всю дорого он молчал, что-то обдумывал. Тощий, сутулый, угловатый, - семнадцатилетний, не иначе.
Подниматься пришлось пешком аж на пятый этаж. Подъезд оказался чистым, не вонючим, но исписанным всевозможными пошлыми надписями, безрезультатно забеленными на несколько раз. Представляю себе, как сильно Катька хочет выбраться из этого дома, района, города. Непростое дело мы затеяли. На секунду перед глазами появилось лицо Бориса, в голове пронеслись его не лишенные логики рассуждения. Но Сашка упорно шел вперед, а я следом. На пятом этаже мы оба слегка запыхались.
Он улыбнулся мне и позвонил в дверь. Открыли быстро, на пороге стояла невысокая, болезненно худая женщина лет сорока. Уставшая, растерянная, с собранными на затылке светлыми волосами и с уже прилично отросшими седыми корнями. Бедная, измученная, опустошенная. Взгляд умных глаз прожег сначала меня, потом Сашку. Женщина отступила, пропуская гостей в квартиру, где аппетитно пахло свежеиспеченным хлебом. Из дальней комнаты высунулась Катька, следом две девочки примерно десяти и пяти лет, - все три поразительно похожи на мать.
- Меня зовут Евгения. Я друг Сашиной семьи, - представилась я, отвечая на вопросительный взгляд женщины.
- Мария Леонидовна, доброе утро, - невесело улыбнулся Сашка.
- Здрасьте, - проговорила Мария Леонидовна, уперев руки в бока и окидывая меня быстрым цепким взглядом.
- Мы пришли поговорить, - твердо сказала я.
- Не о чем уже давно. Надо было раньше этим заниматься, но вы нашли дела поинтереснее, - процедила он. Катька разрыдалась и скрылась в дальней комнате.
- Мария Леонидовна, деньги мы принесли, - я достала из сумки толстый конверт, набитый наличными. – Но прежде, чем отдать вам их, мы бы хотели поговорить. Дайте Сашке десять минут, пожалуйста. Чтобы потом никогда ни о чем не жалеть.
- Не о чем разговаривать! – всплеснула руками женщина, захлебываясь негодованием. – Я понятия не имею, кто вы и зачем пришли, девушка, но разжалобить меня не получится. Нет уже слез, все выплакала. Вы считаете, я хотела оказаться в ситуации, в которой оказалась? Желала свою судьбу дочери? – она обвела квартиру быстрым взглядом, я последовала ее примеру. Стандартная двушка с очень скромным старым ремонтом, потертой мебелью. С моего ракурса был отлично виден зал, стену которого украшал совковый ковер, а пол – палас в том же стиле. Сервант до потолка черного цвета именно такой, какой стоял у Ани дома, когда мы учились с ней в начальных классах. Но, несмотря на скромность обстановки, нельзя было не отметить идеальный порядок и чистоту. Шторы на окнах старенькие, но белоснежные. Несмотря на скромность, мне понравилось опрятное уютное жилье. Следом накатила жалость. Стоящая передо мной женщина за последние семнадцать лет хоть один час времени посвятила лично себе? Вряд ли. Работа, дети, репетиторство, быт. Сильная, умная женщина. Она не сломалась, когда осталась одна с тремя малышами, не кинулась искать утешения в бутылке.
- Дайте мне минуту. Обещаю, потом мы уйдем. Пожалуйста, - я умоляюще смотрела в глаза, понимая, что Мария Леонидовна колеблется. Внутри нее кипит борьба, нужно надавить, но не перегнуть. – Одну минуту. И только.
Женщина стиснула губы, но кивнула в сторону кухни. Сашка разулся первым и практически пробежал в комнату, где крепко обнял Катьку, прижал к себе. А ее мама, поборов чувства, встряхнула головой и прошла впереди меня. Механическими движениями достала из шкафа две чашки, поставила передо мной тарелку с печеньем и вареньем. Но как же чисто вокруг! Кухня блестит и сверкает. Здесь вообще готовят? Как можно сохранить двадцатипятилетний гарнитур в том же состоянии, в котором его привезли с фабрики?
В моей квартире так чисто и свежо было дважды – и оба после визита клининговой компании. На плите стояли блестящие кастрюли, в хлебопечке, судя по умопомрачительному запаху, допекался хлеб. Я невольно потупила глаза, понимая, что последние годы занималась исключительно самокопанием. Ходила по психологам! Стыд стиснул горло удавкой. Даже если бы этой женщине взбрело в голову излить душу посторонней тетке за деньги, у нее не нашлось бы на это времени. Могу поспорить, варенье на столе она сварила сама, поди еще и клубнику лично собирала. А может даже и вырастила ягоду на собственной даче. Бросила взгляд на руки женщины – безукоризненный маникюр, но ногти коротко острижены. Огрубевшие, загорелые руки выдали их обладательницу с потрохами. У них своя дача, не иначе. Словно прочитав мои мысли, женщина быстро убрала их со стола, посмотрела в глаза.
- Вы пришли потрепать мне нервы? – холодно спросила она. – Словно случившегося мало?
Я покачала головой.
- Предложить вам другое решение.
- Пф! Его не существует. Я не вытяну еще одного ребенка. Уже не в том возрасте. Здоровье подводит, Евгения, понимаете, - она отпила из своей чашки. – Спина беспокоит.
