Ты, сейчас скажешь, во, размечтался, старая задница! Что делать? В море мечты и сказки много дороже ценятся и берегутся.
А за фотки тебе, громадное спасибо. Могу целовать их, сколько хочу, не рискуя получить по физиономии и услышать такое, что потом на себя в зеркало смотреть не захочешь. Тут ты всегда со мной. Так или иначе, здесь тебе от меня никуда не деться. Ты даже спишь со мной. И у меня от тебя ни одного секрета. Пиши мне. Если решишь уйти из аэропорта, сообщи. Я тут же вышлю денег, чтоб ни в чем не нуждалась. И еще! Когда будешь в Сосновке, навести наш дом. Может он станет нашим причалом? Одним на двоих? И еще, ты оказалась права! Жена нашего старпома родила в сорок лет мальчишку! Мы всей командой отметили это дело! Я и подумал, что нам с тобой совсем не поздно будет завести парочку или тройку ребятишек. Ведь это здорово, если ты меня дождешься. Вот и появятся у нас свои Ассоли и Нептуны! Лишь бы ты не передумала и захотела встретиться со мной. Я очень скучаю по тебе! Твой Прохор».
Он отправил письмо, какое впервые не успел перечитать. Да и до того ли? Судно скоро вышло в открытое море. Прохор вместе со всеми готовил корму к предстоящему замету Другие драили палубу, рубки и кубрик, каюты. Некогда разогнуться. Дизелисты и радист, старпом и лоцман, все рыбаки, пользуясь моментом, приводят судно в порядок.
Но только сделали два замета, с берега поступило штормовое предупреждение.
— Эх, черт! Еще бы один замет и тогда не обидно бы возвращаться на берег. А что теперь? Даже на откачку улова стыдно подойти. Трюм наполовину загружен! — досадовал боцман.
— Поприкуси язык! Иль забыл, что с полным трюмом только тонуть легко! — оборвал капитан и взял курс в ближайшую бухту, где рыбаки частенько пережидали шторма. Вот и сегодня, пока пришли в бухту, там уже семь судов стояли на якорях. Места другим оставалось совсем немного.
Капитаны собрались на рээсе Осадчего, рыбаки хмуро разошлись по каютам, другие в кают-компании пили чай, вели нескончаемые разговоры о семьях, детях, береговых заботах.
— Вадим! Твой старший уже школу закончил, куда собирается поступать или в армию пойдет? — спросил боцмана дизелист.
— Он в армию хотел, да забраковали по здоровью!
— А что с ним?
— Врачи, блин, высмеяли меня. Сказали, что я своего пацана второпях сделал, потому получился он неполноценным. Цвета не различает. Не может зеленый от красного отличить. Мало того, он левша. У него плоскостопие, аллергия даже на самого себя.
— Подумаешь, это все мелочи! Даже если не вылечится, проживет спокойно. А вот мой плюгавец до сих пор в постели ссытся, — признался боцман.
— А ты не ори дома! Он с перепугу от тебя не то ссаться, сраться будет.
— Пить надо меньше, — заметил кто-то из рыбаков.
— Куда ему пить? Он и не нюхает спиртное. Дохляк, а не пацан. Мать мясо перцем чуть посыпет, сын из-за стола бегом. У него желудок острого не терпит. И в кого такой отморозок удался, не пойму. Зову в море, а он мне на матрас показывает. Тот насквозь мокрый. А жена и говорит:
Он и так каждый день плавает. Утром, как заправский рыбак, мокрый по самые уши встает. Водила к врачам, те проверили, сказали все у него в порядке, просто ленится вставать.
— Ремнем взгонять надо!
— И это было! — признался боцман.
— На ночь пить не давай, — советовал радист.
— У тебя дети есть?
— Дочка!
— Вот попробуй ты, отец, откажи ей в питье! Сможешь?
— Она ж не ссытся.
— А как своему откажу, если хочет. Это едино, что запретить дышать! Да пусть ссытся! Ведь не больной, это главное. Может израстется пацан.
— Я свою дочку перед морем так ремнем выдрал, сигареты в ее куртке нашел. Сказал, что еще раз найду, из дома выгоню.
— Ну и зря! Твоя уже большая. Ты глянь, теперь первоклашки в школе на переменах курят! — встрял лоцман.
— Мне плевать, как другие своих растят.
— Эх, Ваня! Ну, что ты городишь? Выгоню из дома! Не терял ты детей! Не знаешь, как это больно! Ведь не кошку, свою дочь избил. Откуда знаешь, как ее жизнь дальше сложится. Но как бы ни было, верить и уважать тебя она уже не будет. Не хватило ума убедить ее, вот и распустил руки. Лучше вспомнил бы свое детство. Почему за столько лет ни разу не был в отпуске у отца с матерью? Только на похоронах появишься, чтоб простить все разом. Пусть минет тебя это горе. Одумайся, пока далеко не зашло, — встрял в разговор Прохор.
— А ты пытался говорить с нынешними? — встрял радист.
— Случалось в Сосновке с пацанами разговаривать. Они мне ведро на печную трубу надели. А лестницу к ней дерьмом отделали. Дескать, попробуй, сними ведро! Печку все равно топить надо.
— Вот козлы!
— Сущие отморозки! — послышалось возмущенное.
— Дети они! Сами не лучше были! — рассмеялся Прошка громко.
— И что? Как ты с положенья вышел? Сам лестницу мыл и ведро снимал? — удивился кок.
— Хорош бы я был! Из пацанячьей шкоды выйти побежденным! Это не по мне!
— Правильно! Уши и задницы им надрал!
— И не подумал о таком. Это же сразу полдеревни врагов заиметь. А ну, представь, твоего сына чужой дядька побил, чтоб ты с ним сделал бы?
— Понятно, вломил бы от души!
— И сколько таких бы пришло ко мне? Потому, поступил просто. Подозвал пару пацанов и сказал им:
— Кто лестницу отмоет и снимет ведро, тому конфет дам и на тракторе покатаю. Так они и трактор отмыли до блеска. А уж крышу с лестницей до последней пылинки отскребли. Я не ругал их. Мы даже подружились, знаю, если враждовать с детворой, утопят в неприятностях, станешь дружить, много доброго получишь. Вон, как на судне, смыло мужика в море при шторме. Его целые сутки искали в ураган и нашли, спасли. Будь он дерьмом, кто из-за него рисковал бы людьми и судном. Сами знаете, что увидеть, найти и поймать мужика в штормовом море, почти нереально. Надо уж очень захотеть спасти эту душу. Поставить его жизнь над своею. Тогда все получится. Всякую ситуацию стоит сначала на себя примерить. Вот тогда решение будет верным. Это я уже про детей. Они не маленькие, они пока слабые. И пользоваться своей силой, не по-мужски. Я своих погибших пальцем не трогал, коль еще будут, словом не обижу, — вспомнив Юльку, разулыбался человек.
— Брось ты заливать! Чего несешь ерунду? Добром их воспитывать? Кого? Вон у меня племянник растет. Ему гаду мед через воронку в задницу льют. Все у него есть! А он что отрывает, недоносок? Братан уже из сил выбился с ним! Купил ему наборы цветных фломастеров. Семь. Так этот отморозок стянул такой набор у своего соседа по парте! Отец вложил ему по горбу. А он на другой день вышел к доске и стащил у учительницы из сумки всю зарплату. Отец спросил, почему он это сделал? Ведь на карманные расходы всегда имел! Так вот и ответил, мол, деньги лишними не бывают! Опять уговаривали гада. Так он через пару дней у одноклассника мопед угнал. Уже милиция с ним разбиралась. И тоже вломили по шее. Обещали на нары загнать. Так этот сволочь у отца деньги слямзил. Тот снова за ремень. Ну, хоть убей его. Вопит, клянется, что не будет тыздить. А чуть отвернулся, снова за свое. Я его к себе домой не пускаю. Да и не только я, все кто знают, двери ему не открывают. Он помешан на воровстве, у него руки горят. Если не украдет, болеет псих. Вот и воспитывай такого добром. А что, он один? Да хоть убей отморозка, слов не понимает. Тащит даже ненужное.
— Значит, клиптоман! Это уже болезнь! — вставил старпом судна.
— Слушай! Он в реанимации без сознания валялся три дня. Отец его отделал. Первый раз на ноги встал, пошел в туалет и часы стырил у дежурного врача. Ну, что после этого скажешь? Все с ним испробовали, убить осталось, то самое верное, а ты лопочешь, пальцем их гавнюков не трогать! А как жить, что из-за него людям в глаза смотреть невозможно! На языке мозоли набил, убеждая не воровать! А ты тут басни сочиняешь, как их растить надо! С пеленок из-под ремня не выпускать! — вытер пот со лба один из рыбаков и продолжил:
— Хорошо, что твои не такими росли. А если б этот змей тебе попался, глянул бы, что бы с ним делал, крутился бы ужом на сковородке! Я никому не указываю, как кого растить. Нет рецептов от придурков. Потому, родители всегда правы! И нечего указывать, им виднее. Мне своего братана жаль. И если сдохнет тот племянник, лично я только порадуюсь. Ведь тот отморозок-сынок, внаглую его достает каждый день! Если он — радость, то, что есть горе?
— Это уже гены! Кто-то в роду был таким, вот и перешло на пацана, — не сдавался Прохор.
— В нашем роду никогда воров не имелось! Все нормально жили, и мужики и бабы. Мороки ни с кем не знали. И только этот паскудник сам в себя выкатился в свет. Или пришибут, или где-нибудь на нарах кончится. А про воспитание не гунди много. Тут не дурней тебя люди! Всяк со своими мучается, сколько сил и ума хватает. Никто из нас детям не пожелает плохого…
Прохор молча смотрел в иллюминатор. За ним видел серое море, хмурое небо.
