затихла и мелодия. Они сели рядом, свесив ноги с обрыва. Наверху светила луна, внизу тихо хлюпало море, и будто не было ни яхты, ни музыки.
– Странно, – вздохнул Том. – Наверное это не Бутусов был? Иначе бы вернулись.
– Может, – эхом ответил Монгол.
– А почему же они только из «Нау» играли?
– Не знаю. Давай квакнем.
Наливать было лень. Том посмотрел в небо, хлебнул из горла, отдал бутылку другу. Потом заполз поглубже в нишу балкона, в сумерках нащупав сумку, подоткнул ее себе под голову.
– Знаешь, я сейчас что-то такое почувствовал. Ну, типа что прошлого больше нет. Того самого, откуда мы приехали. Что все прошло. Все хорошо будет, все как с самого начала. Нам так повезло, что мы живые, что мы здесь. У нас ничего нет, и поэтому весь мир – наш!
– Слышь. А мне вот интересно, на кой они ночью в ресторан ломились? – спросил Монгол.
– Не знаю. Может, тоже принцессу искали.
Дядя
Утро выдалось душным и каким-то совсем прозаическим. Напротив, у замка, фотографировались туристы, неподалеку от них, стоя у своих машин, гомонили водители. Над головой что-то не поделили бакланы. Истерично визжа, они устроили драку прямо в воздухе. Вечерней сказки как не бывало.
– На дождь, что ли? – Том жадно припал к бутылке с водой. – Хорошо, что солнце не печет.
– Куда теперь двинем? – спросил Монгол.
– Не знаю. Может, в Партенит?
– А что толку? Ходить по городу и спрашивать, кто тут Индейца знает? Это ж не деревня.
– Тоже верно. – Том встал на ноги, и тут же со стоном повалился на землю. Расшнуровав обувь, осторожно вытащил розовые, будто из бани, ступни.
– Заночевал в мокрых кедах, дурак. Снять поленился. Больно, как на гвоздях стою.
– Идти можешь? – спросил Монгол.
– Пока нет. Давай пожрем, может, отпустит. – Держась за отвесную стенку обрыва, Том переминал ноги.
Они перекусили бутербродами с салом, и вскоре уже, вяло голосуя, медленно ковыляли вдоль трассы.
– Откуда сало такое вкусное?
– У соседа по даче купили. У них там целая технология. Свинью пшеничной соломой смалят – для аромата. Сено нельзя: горчить будет. Оно дольше, чем горелкой, зато бензином не воняет, и шкура мягкая, темно-желтая. Сосед говорит, что у него лучшее сало на Украине.
– О, кажись тормознул. – Монгол кивнул на остановившийся метрах в двадцати от них старенький зеленый «москвич».
За рулем сидел веселый рыжий мужик в заношенной тельняшке и с якорем на руке.
– Садитесь, инвалидная команда. Вам куда?
– Хотя бы до Ялты. Только денег нет.
– Поехали. Хоть я и не очень люблю волосатых.
– Почему?
– У самого сын такой. – Мужик засмеялся, нажал на газ.
В салоне, провонявшем бензином и разогретой пластмассой, было жарко.
– Вот баня-то! Дождь будет, – бормотал водитель, вытирая лицо. А что с ногами? Шины проколол?
– Не-е… – замялся Том. – Заснул в обуви. Никогда не думал, что так бывает.
– В море нужно было зайти, по самые Дарданеллы. Клин клином. К вечеру отпустит, расходишься. Вы только приехали? Я вижу, белые совсем. А где остановились? Жилье не нужно?
– Не, – ответил Том. – У нас все равно денег нет. Мы у приятеля остановимся, только найти его пока не можем.
– Тоже неформал?
– Типа того, – неуверенно ответил Монгол. – Мы его давно не видели. Он в Партените живет.
– Это кто у нас там в Партените неформал? – озадаченно сказал водитель. – А он не барабанщик часом?
– А вы не знаете, где он живет? – Том даже подпрыгнул на месте.
– Не, я с ним не знаком. А сын мой, Васька, знает. Он играл с ним. Отличный барабанщик! Но он вчера на Демерджи ушел.
– Сын?
– Ага.
– А что это – Демерджи?
– Вот отдыхающий пошел, – водитель в сердцах ударил по рулю. – Ничего не знает. Это гора такая, над Алуштой. Красоты, я вам скажу, неземной! Там такие каменные столбы есть, десятки метров в высоту. Как лес стоят, на склоне. На них сосны растут, деревья всякие. Только вы на них не лезьте, а то не слезете.
– А что ваш сын там делает? Ну, там, – просто поход, или концерт? – спросил Том.
– Там вроде слет у них, или как там по-вашему, – замялся водитель. – Тусовка, мать ее туды. Вот и мой вчера пошел, тусоваться. А может, и этот ваш приятель с ним.
– Так это прямо наверху, что ли?
– Ну а где ж еще? Не в море.
– Я бы сходил. Я в горах ни разу не был, – сказал Том.
– Вот все у нас так, набекрень, – ответил водитель. – Страну развалили, и поэтому в горы не ходят. Вы думаете, тут нет связи? Связь есть, и прямая. Объясняю. Раньше в стране была героика. С детства мальчики хотели служить родине, летать на ракетах, открывать новые острова. В каждом ребенке воспитывали решимость, готовность на подвиг, на преодоление себя. А теперь что? Все живут как амебы. Героев и ученых заменили певцы, колдуны и комики. Теперь не ты должен делать, доказывать, преображать, а тебя должны развлекать и нежить. Молодежь какая-то пошла непонятная. Вот вы о чем мечтаете?
– Пожрать нормально! – тут же среагировал Монгол.
– Пожрать! Вся страна теперь пожрать мечтает. Измельчало время. Ничего великого! Поэтому-то люди не в походы идут, а на побережье ломятся. А что тут делать? Жариться, как сарделька? Если ты не моряк, – что ты знаешь о береге? Что ты там увидишь? Ты же не пенсионер, кости парить. Иди в горы! Это в Крыму – самое главное. В горах не бывал – значит, Крыма не видал. Вон Чатырдаг! – Водитель показал на мелькающую за деревьями, похожую на шатер гору. – Красивая гора? Так бери и лезь. Покоряй! И красиво, и не высоко.
– Ничего себе, не высоко!
– Да ладно вам, не Гималаи. Вот сколько ты на девятый этаж поднимаешься? Пять минут. А сверху смотришь, – уже высоко. Теперь представь, куда ты поднимешься за два часа? Это ведь недолго. Тридцать метров – это пускай пять минут. Триста – меньше часа. Три часа – километр. А тут всего полтора. Накинь час на отдых. Выйдет часов в пять в одну сторону, и то если очень медленно. Вниз – и того проще, за час спуститесь. Зато там… Сердце останавливается. А если вам все равно, где ночевать, – так идите туда. Вы ж свои, волосатые, они своих же не бросят.
– А вон то что за горы? – Монгол кивнул налево, где виднелся сине-зеленый массив прятавшихся в облаках пиков.
– Там Роман-Кош, высшая точка Крыма. Красота первозданная, – прицокнул языком водитель. – Но туда лучше не
