Томмот хорошо понимал его. Ведь не далее как вчера с Валерием случилось такое, что можно было бы назвать сломом, он боялся даже, что Валерий уже не оправится…
Вчера вечером после короткой передышки на взлобье горы они долго скакали, пока кони не выбились из сил. Они остановились в глухой чащобе, уже порядочно удалившись от места остановки.
— Вырвались! Им теперь вот это… Нате-ка вот! — сложив три пальца в кукиш и плюнув, Валерий принялся тыкать кулаком куда-то назад, на запад. — Собаки, плюю я на ваш трибунал! Вы хотели убить Аргылова, так вот кукиш с золой! Ну, как, вкусно? А-а, псы! Что, руки не достают? Так, да? Ха-ха-ха!
Валерия начали мучить приступы истерического смеха. Его будто бы ломало и выкручивало. Томмот, насторожась, присел на пенёк. Он слыхал, что люди, избежавшие смерти, ведут себя по-разному, но поведение Аргылова его и удивило и обеспокоило. Валерий весь вспотел, отбросил шапку, веки его враз набрякли, лицо свело в судорожной гримасе, но приступы смеха следовали один за другим. «Что с ним? Неужели спятил?»
Томмот надел на него шапку, подвёл коня, подсадил Валерия в седло и, привязав его оброть к своему седлу, съехал с большой дороги: по большой дороге с таким попутчиком далеко не уедешь, нарвёшься.
На рассвете им встретилась избушка охотника. Хозяин избушки, ещё крепкий старик, промышляющий в одиночку, встретил их настороженно.
— Не бойся нас, дедушка, мы красные, едем в разведку, — представился Томмот. — Появляются ли тут белые? Наши когда-нибудь заворачивали?
— Никого тут не бывает. Что делать людям в эдакой глухомани? А вы… — не договорив, старик умолк, в поведении гостей что-то ему не понравилось.
— Как зовут тебя, дедушка?
— Люди кличут Хатырыком…
— Вон товарищ мой заболел, — кивнул Томмот на Валерия. — Ему бы полежать…
— Пусть лежит, места не жалко, — всё ещё с отчуждением откликнулся старик.
Томмот вывернул содержимое кисета Валерия на ладонь, отсыпал половину назад, а остальное протянул старику:
— Не обессудь, дедушка, больше нам поделиться нечем.
— Тыый, что ты?.. Разве мне от вас что-нибудь нужно? — Старик тем не менее заметно оживился.
— Сена не найдётся ли?
— Откуда сену взяться? Разве вот только совсем немного, оставил гостивший у меня сын. Дам, пожалуй.
— Спасибо.
Хозяин указал Томмоту, где у него копна, Томмот пошёл задать сена уставшим коням, а старик вернулся и принялся кипятить в старой миске какие-то корни. Когда Томмот вошёл, он разбавил настой холодным чаем и протянул глиняную чашку:
— Дай-ка попить своему товарищу. Будет легче…
Приподняв голову Валерия, Томмот дал ему попить. Сделав несколько глотков, Валерий опять уронил голову. Но вскоре ему и вправду стало, как видно, легче, он уснул.
— Сам-то ты разве не отдохнёшь? — спросил старик.
— Нет. Подай-ка мне тёплой воды немного.
Томмот разделся до пояса. Левый окровавленный рукав исподней рубашки возле плеча крепко присох к телу.
— Да ты ранен, никак? — забеспокоился старик.
— Пустяки, только царапнуло.
Томмот осторожно промыл себе рану и перевязал оторванным от рубашки чистым лоскугом. Старик покрутил головой:
— Где это?
Томмот неопределённо махнул рукой куда-то на юг.
— Ох, беда! И как это люди могут ловить себе подобных на мушку ружья?.. Не желаешь ли и ты попить горячего?
— Не мешало бы…
Хатырык поставил на стол чайник, принёс варёной зайчатины. Томмот поел и согрелся чаем. Когда старик ушёл осматривать свои самострелы, черканы и петли, Томмот напоил коней, почистил оружие, привёл в порядок своё и Валерия дорожное снаряжение. Валерий спал. Затем уже к вечеру по возвращении Хатырыка Томмот помог старику освежевать разморозившуюся в тепле заячью тушку. Затем у них поспело варево, зайчатину вынули из горшка и оставили остывать. Валерий всё ещё спал. «Пусть хорошенько выспится, авось всё у него пройдёт», — решил про себя Томмот.
Проснувшись уже на закате солнца, Валерий некоторое время лежал, приходя в себя и оглядывая избёнку. Задержав взгляд на окошке, заставленном куском льдины, он, видимо, только сейчас вспомнил, где он и что с ним. Живо вскочив на ноги, Валерий оправил на себе одежду, пригладил волосы и подошёл к Хатырыку — тот возле печки снимал шкурку с горностая.
— Добыл? — удивился Валерий.
— Добыл…
— Пока я спал? Сколько же я спал?
— Я обошёл свои снасти, взял двух горностаев, ласку одну. Есть и зайцы.
— Ты разрешил ему выйти? — округлил глаза Валерий, приблизившись к Томмоту, но, заметив предостерегающий знак Чычахова, он смолк на полуслове. Однако старик понял, в чём упрекнул товарища этот проснувшийся: боится, что старик донесёт на них?
— Разве это можно? — с обидой отозвался Хатырык. — Пусть я совсем неграмотен, а всё же понимаю, кто за что воюет. Грешно и подумать, чтобы своих…
— Ну ладно! — Валерий как бы примирительно обернулся к старику, взял у него шкурку, которую тот начал уже натягивать на правило, и бросил её на шесток. — Теперь горностай от тебя не убежит, успеешь потом натянуть. А сейчас свари нам зайца да чего там ещё найдётся поесть! Нам некогда ждать, так что пошевеливайся!
Набросив на плечи шубу, Валерий вышел. Старик молча проводил его взглядом.
— Грубоват твой друг! Хотя и «товарищ», — сказал он Томмоту.
Томмот и сам был удивлён. «Испуг прошёл, потрясение улеглось, и опять он в своей шкуре. Не успел встать, как уже командует. Что-то будет ещё впереди?» Однако стыдясь за Валерия и желая успокоить старика, он сказал:
— Это болезнь его расстроила… Вообще-то он парень хороший!
— Может, и так… — нехотя согласился Хатырык.
Уже собравшись в путь, Валерий оглядел избушку и вдруг потребовал:
— Старик, давай сюда ружьё. По возвращении верну.
— Ружья не имею.
— Как так? Чем же тогда промышляешь зверя?
— Черканами, самострелами, петлёй…
— Не ври! Где-нибудь прячешь, должно. Охотник — и без ружья?
— Не знаю, кто как, но я-то и вправду без ружья. Чтобы купить ружьё…
Не дослушав, Валерий пошёл на него грудью…
— Перестань болтать! Не отдашь добром…
Но тут уже Томмот встал между ними и подтолкнул Валерия к выходу:
— Перестань! А то ведь я тоже не девица…
— Ты любишь Кычу? — неожиданно спросил Валерий.
— Не знаю… — отозвался Томмот, помолчав.
— Не знал бы, так не ехали бы мы с тобой вот так. — Приняв молчание за согласие, он добавил: — А Кыча как, она тоже тебя любит?
— Не знаю…
— Не знаю да не знаю! Ну, а как вот это… в постели…
Томмот поразился: не о посторонней ведь спрашивает, о своей сестре! Ему стало стыдно. Не найдясь, он отрезал:
— Нет!
— Слишком уж вы святые! Если, конечно, не врёшь… Как думаешь, обрадуется она тебе, если вы встретитесь?
— Сомневаюсь… И встарь, и нынче изменников не любят.
— Ты считаешь себя изменником?
— Как-никак красных я всё-таки обманул.
Валерий придержал коня, чтобы глянуть Томмоту в лицо.
— Может, в чём провинился?
— Наоборот, накануне получил поощрение.
— В чём же тогда причина?
— Вот так получилось…
— Вот так получилось! Объяснение… Ничего не случается вдруг, за всем что-нибудь да кроется. — Валерий рассмеялся. — Наивен же ты, брат! Ни вот столечко логики! Но как раз из твоего смешного ответа и видно, что ты не врёшь. Я верю тебе потому, что ты не стараешься сочинять, как повыигрышней.
Довольно долго они ехали молча.
— А всё же не думай, что я на это решился ни с того ни с сего. Всё-таки и у меня был свой расчёт, — запоздало и, может, потому обиженно сказал Томмот.
— Например?
— Ну, я хочу жить по-человечески. Чтобы не мучила забота о вечернем куске, чтобы достаток во всём… Не помню случая, чтобы хоть разок за всю жизнь наелся вдоволь и всласть, всегда в обрез… Хочу не быть обделённым тем, что люди зовут счастьем.
— Наесться до отвала, по-твоему, и есть счастье? Довольно куцее твоё представление о счастье!
— Ты не толкуй мои слова однобоко. Не принимай за дураков всех, кроме себя! Без любви, я считаю, тоже не может быть счастья…
Аргылов придержал коня, чтобы поравняться с Томмотом.
— Не стоит обижаться, Томмот, — постарался он скрыть иронию. — За кого угодно мог бы тебя принять, только не за дурака. Ты умный парень, можешь понять многое, заглянуть наперёд. А насчёт женщин не беспокойся! Заведутся в кармане звонкие денежки, длиннокосое племя так и накинется на тебя, как мухи на сахар. Выбирай любую!
— Мне такие не нужны!
— Ах да, у тебя ведь имеется Кыча!
Опять высокомерная насмешка! Но Томмот ничего не ответил.
Снегопад пошёл на убыль, облака порассеялись, и в просветах между ними стали проглядывать голубые клочки неба.
— Давай выедем на тракт, — предложил Валерий. — Через три-четыре версты, если свернуть на южную речку, должно быть жильё. Дадим передышку коням, сами малость прикорнём. На этот раз спать будешь ты, а я покараулю.
