— Мне это совсем не нравится, — помрачнел жених. — Смотри. Роберт Уильям Робинсон. Родился двадцать пятого ноября сорокового года.
— И?
— А вот здесь, — Эрик снова перешёл в конец книги, — Роберт Уильям Робинсон, двадцать четвертого ноября девяносто первого. Застрелен при исполнении служебный обязанностей.
Перед глазами как по заказу встала картинка двухнедельной давности, когда добродушный инспектор жаловался на боль в груди.
— Он говорил… — прошептала я непослушными губами, — он говорил мне когда-то, что поймал пулю от грабителя за день до собственного дня рождения.
— Инспектор всем это рассказывает, — Эрик окинул меня тяжёлым взглядом и вернулся к книге.
— Патрик О'Браен. Умер в девяносто втором, суицид.
— Кто это? — спросила тихо, цеплялись за локоть любимого.
Мысли бестолково толкались в голове, отказываясь собираться во что-нибудь разумное. И было страшно. Очень-очень жутко и страшно.
— Так зовут секретаря мэра. Помнишь, такой высокий худой мужчина?
Я только кивнула. Видела его много раз в мэрии. Тощий, как жердь, в сером костюме не по размеру и с дурацким клетчатым шарфом на шее.
— А вот. Августа Лоусон. Девяносто девятый. Инфаркт, как я и говорил Дальше… А здесь что?
Эрик склонился над книгой. Одна из записей на последней странице была странно пожжена почти насквозь, будто её терли тлеющей сигаретой.
— Не могу понять, что здесь было, — сказал Эрик, поковыряв её ногтем. — Судя по хвостикам, несколько букв «б».
— Уж не Барбара Брук ли? — выдавила через силу.
Разум еще отказывался принимать происходящее, но в глубине души я понимала, что мы столкнулись с чем-то гораздо более страшным, чем проделки колдуна-гипнотизёра.
— Может быть, — кивнул Эрик и посмотрел на меня ошарашенно.
— Что здесь происходит? — прошептала с ужасом. — Это же не может быть просто совпадением? Или это просто какая-то жуткая шутка?
— В этом городе никогда ничего не бывает просто так, — яростно выдохнул мужчина, запустил обе руки себе в волосы и взъерошил их, превращая темную шевелюру в воронье гнездо.
Меня начало трясти как в лихорадке. Все вокруг стало враждебным, зловещим, холодным. Захотелось схватить любимого и бежать, бежать без оглядки подальше от этого кошмара.
— Так что же получается? Они все здесь мёртвые? Нежить? Вампиры? — мой голос едва не сорвался на крик.
— Тихо, — Эрик прижал меня к себе и успокаивающе погладил по спине. — Мы это выясним.
— Как?
— Спросим твою соседку.
— Но Эмили ведь не может ничего рассказать.
— Главное, задать правильные вопросы, — хмыкнул мужчина. — А я хорошо умею это делать.
Если бы не спокойная сосредоточенность Эрика, я уже давно бы билась в истерике. А так, крепкие объятия и нужные слова помогли взять себя в руки и начать мыслить здраво. Чтобы здесь не происходило, я не одна. И это самое главное.
Домой мы добирались почти бегом. Прошли через кладбище, где теперь глаз то и дело выхватывал знакомые имена на надгробиях. А ведь я столько раз ходила здесь. И никогда не обращала внимания. А сейчас видела и Гамильтон, и Лоусон, и Макферсон. И даты, точно такие же, как в книге.
Эрик быстро тянул за руку, не давая возможности присмотреться получше, наплевав на шум, который мы производили. Да и мне было все равно. Хотелось быстрее добраться до дома, обещавшего хоть какую-то защиту.
Когда мы, запыхавшиеся и мокрые от утренней росы, ворвались в гостиную, Эмили уже не спала. А чинно сидела на диване и пила чай из треснувшей чашки, придерживая ее изящными пальцами. Мой взгляд лихорадочно заметался по ее лицу. Светлая кожа, большие яркие глаза, тонкие губы. Словом, ничего такого, что бы говорила о том, что она не человек. Это просто ребенок, давно не видевший солнца.
— Эмили, — осторожно начал Эрик, присаживаясь рядом. — Я могу с тобой поговорить?
— Конечно, — кивнула она.
— Скажи, с кем ты живешь здесь, в Гленмаре?
— Одна, — девочка спокойно сделала глоток, — уже очень давно одна.
— А насколько давно? — вкрадчиво спросил жених.
— Ты так и не прочитала мою книгу, — вместо ответа вздохнула Эмили и посмотрела на меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Что? Книгу? — растерялась я под ее взглядом.
И Эрик тоже обернулся ко мне с немым вопросом. Голову сейчас занимали мысли только об одной книге, той самой, мертвой, но все же удалось вспомнить подарок, который однажды преподнесла Эмили.
— Ах, да. Прости, совсем забыла. Это важно?
— Очень, — взгляд девочки не оставлял никаких сомнений.
Я на секунду нахмурилась, прикидывая, куда могла ее задевать, а потом бросилась наверх. И быстро спустилась обратно с потертым томиком в руках, который все это время мирно лежал в тумбочке возле кровати.
— И что здесь искать? — спросила, усаживаясь рядом с Эриком.
— Дай-ка мне, — он вытянул книгу у меня из рук и открыл страницу наугад.
Вообще, я уже видела ее «начинку». Стилизованные под рисовку от руки картинки сопровождались небольшими абзацами текста. Вот только в прошлый раз не заметила, что некоторые названия подчёркнуты жирными темными линиями.
— Ива, — зачитал вслух Эрик первый попавшийся отрывок, — Отличается обилием символических значений. Негативная символика образа связана с представлениями об иве как дереве скорби, печали, траура, слабости в целом. "Плакучие" ивы из-за своих "тоскливо" свесившихся ветвей считаются символом смерти и используются как кладбищенское растение.
Я вопросительно взглянула на Эмили, а она одобрительно кивнула, показывая, что мы на верном пути.
— Мак, — продолжил мужчина, — в мифопоэтической традиции связан со сном и смертью. Древний символ забвения, сна разума и духа, цветок беспамятства и слабости… А ведь там росли маки
— Что? — я непонимающе обернулась.
— Вокруг дома, куда меня поселил Тобиас Морт, росли маки, символы забвения, — разъяснил Эрик и прищурился. — Кажется, я понял. Что еще здесь растет, Иви? В этом городе?
— Асфоделусы. Есть такие?
Он раскрыл книгу на нужной странице и зачитал:
— Асфоделус или Асфоделий — в древности считался символом смерти, траура, скорби и загробной жизни. У древних греков существовало мифическое представление об полях (или лугах) асфоделусов в Аиде (подземный мир), по которым блуждали тени умерших. Гуляя там, тени умерших забывали свою прежнюю жизнь, и асфоделус был символом забвения.
— Тени умерших? — пробормотала я, невидяще глядя куда-то далеко.
Вдруг все элементы головоломки стали собираться один к одному, открывая убийственно логичную картину. В этот город действительно никто не приезжал и было бесполезно дожидаться поезда на вокзале. Мои письма никогда не дошли бы до своих адресатов, даже пиши я их по двадцать штук в день. Местные жители по праву могли считаться местными. Августа Лоусон и Реджинальд Уитлок никогда не бежали из своих тюрем, освободившись от заключения самым надежным и безошибочным способом. А Тобиас Морт был настоящим хозяином этого места.
Да, отсюда невозможно выбраться, отсюда невозможно даже позвонить. Все потому, что этого города просто не существует в реальности. И раз мы с Эриком здесь…
— Вы не упыри, и не вампиры, — медленно сказала я, оглушенная осознанием страшного, — вы все — просто мертвые души. Мы все — мертвые души.
Как странно вдруг осознавать себя неживой. Осознавать, что сердце не бьется, разгоняя кровь по венам, а легкие не нуждаются в кислороде. Дыхание, еда, сон… Все это было лишь полузабытой привычкой человеческого тела. А сейчас и тела-то никакого не было. Ведь я даже не помню, когда и как умерла.
Осторожно подняла руку и поднесла ее к лицу. И почти без удивления заметила, как она становится совсем прозрачной. Расплывается нечеткой белесой дымкой. Так же, как расплываются и стираются все звуки, все запахи и ощущения. Даже глаза застилает непрозрачный туман. Остается только странная легкость и едва уловимый холодок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Как забавно. Во всех моих трепыханиях изначально не было никакого смысла. Думала, что смогу спасти любимого. А спасать уже некого. Вот она, беспощадная реальность, вдребезги разбивающая все мечты и надежды. Как хорошо, что мертвые не чувствуют боли…
