Дрянное чувство, неправильное. Если бы это можно было контролировать, Гермиона бы непременно что-нибудь с этим сделала. Однако она не может этого сделать.
— Хочешь кофе? — спрашивает Рон, глядя на нее.
Я хочу, чтобы ты больше не встречался на моем жизненном пути после этой встречи, потому что мне следует отпустить прошлое. В противном случае мне придется наложить на себя обливейт.
— Не против, — коротко кивает она, едва заметно улыбнувшись.
Гермиона поверить не может, что настолько не хочет видеть лучшую подругу, что соглашается на посиделки с человеком, который перевернул ее жизнь с ног на голову. Девушка лишь на мгновение задумывается о том, что жизнь ее совсем ничему не учит.
Они с Роном молча идут рядом. Гермиона держит перед собой сумку, Рон опускает руки в карманы. До ближайшего кафе возле Министерства всего лишь надо перейти дорогу, туда они и направляются.
Рональд проводит пальцами по коротким волосам, стряхивая талые снежинки, и выдвигает Гермионе стул. Он даже помогает ей снять пальто, за что она благодарит его, пусть с каждой последующей секундой ей кажется, что вся эта затея дурно пахнет.
Гермиона обычно всегда к своему шестому чувству прислушивается, а тут полностью решает игнорировать сигнальные ракеты.
Рон поднимает руку и просит миловидную официантку два кофе. Гермиона делает вид, что ее не задевает тот факт, что он не спрашивает, что она будет. С подростковых лет прошло много времени. Гермиона не пьет кофе. Она пьет чай, как и ее муж.
Девушка садится напротив него и сразу кладет ногу на ногу, скрещивая на груди руки. Рональд садится напротив в открытой позе, опустив локти на стол. Он смотрит на девушку. Гермиона всеми фибрами души хочет, чтобы он был таким же тактичным, как и все ее окружение, и не стал задавать вопросы на личные темы.
— Как работа? — спрашивает он.
Гермиона сначала даже радуется, что он не задает вопросов о ее замужестве, а затем начинает злиться. Они не виделись почти полгода, на свадьбе своей единственной сестры он позорит ее на всю магическую Британию, даже не извиняется за это, а сейчас…
Спрашивает, как у нее дела на работе?
Это просто смешно.
Гермиона сжимает скрещенные руки сильнее, негативные эмоции выбираются наружу. Зря она согласилась прийти сюда. Надо было вообще никак не реагировать на него, пройти мимо, проигнорировать. Несколько месяцев назад она не смогла бы так сделать.
Сейчас может.
— Замечательно, — безразлично выдыхает она, рисуя на губах слабую улыбку.
Безразлично. Гермиона старается распробовать это чувство. Неужели ей и правда наконец стал безразличен Рональд? Такой закрытый гештальт дорогого стоит, от одной только мысли об этом становится легче дышать.
— Я по контракту служу, всего полгода осталось до окончания первой трети, — рассказывает он, словно не замечая ее прохладного отношения к этой встрече в целом.
Гермиона чуть кивает. Ей не очень интересно слушать о его работе или его жизни в целом, даже Джинни понимает, что говорить о брате ей не стоит, пусть она и знает обо всем, что происходит в его жизни. Рон пишет домой письма, Молли все передает дочери, потому что Рон с Джинни все это время после свадьбы не общаются.
— Надеюсь, тебе нравится, — нарочито вежливо отзывается она.
— Очень! — с энтузиазмом соглашается он. — Отслужив несколько лет, смогу получить дом. Военная карьера дает преимущества.
— Не воевать, например? — не сдержавшись, выдает Гермиона.
Рональд замолкает на мгновение, глядя на девушку, а после открыто улыбается. Черт возьми, у нее что, очнулся ото сна стержень характера? Рон не помнит уже, когда она последний раз говорит о том, что думает на самом деле. Последний раз такое на войне было, наверное.
Парень все еще смотрит на нее не без некоторого восхищения, Гермиона безразлично смотрит на него в ответ. И что же ее привлекло столько лет назад? Дело вовсе не во внешности, Гермиона обращает внимание на другие вещи.
Он был другой, она была другая. Рон был храбрым, открытым и настоящим. Он и злился, и радовался, и печалился, и завидовал. Он был обычным парнем с полным комплектом обычных человеческих качеств, но некоторые из них выделялись на фоне прочих.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Рон защищал ее, пусть всем своим видом девушка всегда показывала, что в защите не нуждается. Он оберегал ее, был ее опорой. Их дружба плавно перетекла в любовь, но после войны все изменилось.
Может, все дело было в ней. В войне. В опасностях, из-за которых ты не знал, будешь ли жив завтра. В глупостях, которые все совершали, потому что не смотрели в будущее, а жили только тяжелым настоящим.
Наверное, их попытка создать отношения и оказывается глупостью. Любовь становится слепой привязанностью к постоянству, за которую Гермиона хватается, точно за спасительную соломинку, только бы не потерять той мнимой стабильности, которую она кропотливо выстраивает у себя в подсознании после войны.
А стабильность… Стабильность оказывается попыткой создать зону комфорта и плодом наивности. Глупой уверенности в том, что все должно идти по «плану», когда никакого плана нет и не было никогда.
Задумавшись обо всем этом, Гермиона не замечает, как им приносят кофе. Девушка нервно моргает и берет в руку чайную ложку, начиная помешивать пену. Она не любит кофе. Мерлин, она его не любит! За столько лет Рональд так и не смог этого запомнить.
Она уже собирается сказать об этом, как вдруг горячие пальцы Рона опускаются на тыльную сторону ладони девушки. Гермиона вздрагивает от этого прикосновения, как от огня, и отдергивает руку, пряча ее под стол.
— Что ты делаешь? — непроизвольно шипит она.
— У тебя по-прежнему, — он ненадолго задумывается, — хорошая кожа.
Рон кривовато улыбается, глядя на нее. Он не может не отметить, как Гермиона красива. Она всегда была хороша собой, не считая последних лет, а сейчас будто наверстывает упущенное. Надо было раньше расстаться с ней, чтобы она побыстрее пришла в себя!
Он осознает, что она вновь привлекает его.
— Вовсе необязательно прикасаться ко мне без моего позволения, — хмурит она брови.
Рон удивленно смотрит на нее, но улыбки сдержать все равно не может. Черт возьми, да это же та самая Гермиона Джин Грейнджер!
— Ладно, прости, — выставляет он согнутые руки ладонями к ней в примирительном жесте.
Гермиона видит, что в свои извинения он не вкладывает ни капли искренности. Она осознает, что так было всегда. Совершив что-то дурное, Рональд извиняется, но затем повторяет точно тоже самое и приносит извинения повторно. И так продолжается по кругу.
Нормальный человек, когда приносит свои извинения, старается сделать так, чтобы этого больше не повторилось. Это называется «работа над ошибками». Когда человек бессмысленно произносит извинения и продолжает совершать одно и то же, это уже называется по-другому.
Это манипуляция. Слепое оружие усыпления бдительности партнера, чтобы он перестал злиться.
Именно этим Рональд и занимался последние пять лет их отношений. Гермиону поражает, что она все это осознает только сейчас. Она действительно была в каком-то трансе на фоне всего дерьма, что творилось в ее жизни.
— Тебе нужен сахар? — спрашивает он.
Я все равно этот кофе не выпью, а так хоть будет, чем руки занять.
— Да, спасибо.
Рон протягивает ей пакетик на раскрытую ладонь и намеренно касается пальцами ее кожи на запястье. Что и требовалось доказать. Обычная манипуляция. Только это не отменяет того факта, что в глубине карих глаз Гермиона по-прежнему продолжает видеть мальчишку, в которого была влюблена еще ребенком.
Ох, что же с нами стало?!
И Гермиона отвечает на свой же вопрос сама.
Просто я выросла.
— Какая встреча! — врывается в их личные границы неприятный голос.
Гермиона вздрагивает, дергая рукой, и пакетик с сахаром падает прямо в чашку, но ей далеко плевать. Интересует Гермиону сейчас совсем не это. Возле их стола с отвратительно довольной ухмылкой стоит несносная журналистка, глядя на двух молодых людей поверх очков.
