— В твоих жилах кипит праведный гнев или мне кажется? — беззаботно спрашивает она.
— Рита.
Он произносит это так отрывисто, холодно и коротко, что прежняя бравада журналистки куда-то исчезает на пару мгновений, и она озадаченно моргает, глядя на Северуса. Рита не привыкла видеть его таким. Таким… Ревнивым?
— Они мило беседовали в кафе через дорогу, а затем направились на прогулку…
Рита смотрит ему не просто в глаза, она словно в душу к нему заглянуть пытается.
— Вместе, — заканчивает она.
Северус чувствует, как внутри что-то начинает гореть. Это странное чувство появляется внезапно, оно обескураживает его, вынуждает потерять вечно беспечную маску хладнокровия и заставляет щеки предательски вспыхнуть.
Он чувствует жар на своем лице и понимает, что Рита тоже его замечает.
— Ты лжешь, — старается спокойно произнести он.
Рита не может поверить собственным глазам. Она столько месяцев подряд видит его перед собой. Она видела его в разных локациях, временах года и состояниях. Его настрой всегда был один: равнодушный.
Она видела его на работе, на обеде, дома, в его постели, но за все эти месяцы она ни разу не видела, чтобы он терял свою маску. Именно это сейчас и происходит. О, Мерлин, что эта девчонка сделала с ним?
— Да неужели? — саркастично выдыхает она.
И ее это злит.
Злит безумно, потому что девчонке удается сделать это за каких-то пять месяцев, в то время как она не сдвигается во взаимоотношениях с ним с мертвой точки уже больше года и двух месяцев, пока сама внушает себе тот факт, что ее интрижка с ним является чем-то большим.
Что бы эта девчонка ни сказала, что бы ни сделала… Рита знает одну вещь.
Ей никогда не привязать Северуса к себе.
Этого малолетней волшебнице не удастся ни в одном сценарии жизни.
— Лгу? — переспрашивает она, когда снова надевает на себя маску.
Они же оба хороши. Оба стоят друг друга. У каждого за пазухой ключ от шкафа, в котором масок для общества лежит друг на дружке в неразборчивой куче — не сосчитать. Гримасы только разные, а у Риты ассортимент побольше.
— Тогда тебе наплевать на мои слова, — невинно жмет она плечами. — Ладно, мне пора.
Журналистка берет бумажный стакан с остатками уже остывшего кофе и поднимается с места, разгладив на коленях подол юбки свободной рукой. Поправив кудряшки, женщина чуть улыбается и прощается, выходя из офиса и закрыв за собой дверь.
Она отходит всего на тринадцать шагов, встает под одну из скрытых ниш и подносит стаканчик к губам, когда дверь его офиса громко хлопает, и в коридоре слышатся его торопливые шаги.
Рита скалит зубы и делает глоток остывшего кофе, чувствуя горькие гранулы на корне языка. Ей приносит небывалую радость одна только мысль о том, как несладко будет его молодой жене, когда она осознает всю глубину его гнева и праведной ненависти к своей персоне.
Гермиона оставляет на пуфе сумку и делает шаг вперед, чуть сжимая кулаки.
Она рассчитывает на то, что с подругой будет резонно увидеться позже, когда она остынет. Джинни не дает ей ни отсрочки встречи, ни возможности остыть и привести в порядок мысли. Гермиона осознает, что ей физически неприятно находиться рядом с подругой.
Это наблюдение приводит в ужас.
— Гермиона, что стряслось? — старается понять Джинни и по привычке старается прикоснуться к близкой подруге, обхватывая ее предплечья руками.
Девушка непроизвольно делает шаг в сторону, не давая ей этого сделать. Джинни непонимающе хмурится, в ее глазах сквозит непонимание и тревога.
— Ты чего? — не понимает Джинни, покачав головой.
Странный жест почти моментально забывается, Джинни пытается понять, почему она сидела в кафе одна на протяжении целого часа, так и не притронувшись к чайнику чая, который она заказывает им, в результате чего он сильно, почти до самой настоящей горечи заваривается, а затем остывает.
Джинни не выпила ни глотка без подруги.
— Мы же с тобой увидеться собирались, — напоминает она. — Я думала, что у тебя что-то случилось.
— Случилось, — тут же отвечает Гермиона, сверкнув глазами. — Только не у меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Гермиона чуть качает головой и, оставив на вешалке пальто, собирается пойти на кухню, рассчитывая, что Джинни пойдет за ней. Так ей удастся побыстрее спровадить ее в камин. Так и происходит. Подруга сразу направляется следом.
— Гермиона, — тревожно произносит Джинни, — объясни, я…
Горящие слова взрываются в глотке раскатом грома.
— Я не могу поверить, что ты сделала это! — резко остановившись, поворачивается к ней Гермиона сразу, как входит на кухню.
Джинни замирает от неожиданности, хмурит брови, с полным непониманием смотрит в глаза подруги. Она не понимает, что произошло за день. Как могло так резко все поменяться с утра? Джинни помнит, какой была Гермиона, когда они встретились в Министерстве.
Такой счастливой, отдохнувшей и… Влюбленной? Что успело произойти за каких-то десять часов?
— Да что я сделала? — от непонимания хочется взвыть.
Гермиона чувствует, как вспыхивают щеки. Столько лет вместе, а она пытается солгать ей прямо в лицо! Она сжимает кулаки и делает полшага вперед.
— Ты спала с Блейзом, — глядя ей в глаза, грохочет Гермиона.
Джинни почти вздрагивает, как от пощечины, когда слышит это. Все тело окатывает горячей волной неприятных ощущений. Черт возьми, что она говорит такое? Джинни чувствует, как начинают подрагивать колени.
— Что? — едва слышно произносит она; громче сказать не получается, голос дрожит. — С чего ты взяла?
Гермиона фыркает и утирает губы без надобности тыльной стороной ладони. Ей кажется, будто слова о том, что произошло, сорвавшиеся с ее губ, горькие и маркие. Ей непроизвольно захотелось стереть их с себя.
Если бы все было так просто.
— Не прикидывайся, — выдохнув, просит Гермиона, всплеснув руками. — Я видела тебя утром, видела Блейза, когда пришла и, — она на мгновение замолкает, морщится непроизвольно, — твои… Духи. Они были в офисе, — старается договорить она, — их запах… Я слышала, Джинни…
От осознания свалившейся ситуации Гермиона снова чувствует, как ее начинает тошнить. Неприязнь комом встает в глотке, обида жжет за ребрами. Как Джинни могла так поступить с Гарри? Да и как теперь самой Гермионе быть?
Как жить со скелетами из чужих шкафов, не имея возможности вернуть их владельцу?
— Да как ты могла! — сжимает она челюсти, чтобы не дать эмоциям захлестнуть ее с головой.
Джинни чувствует, как в глазах сами собой закипают слезы. Она не верит в то, что слышит. Совершенно не может поверить. А слышать такое от единственной близкой подруги просто невыносимо.
— Гермиона, — находит в себе силы Джинни, — да ты же…
Шок настолько сильно оглушает ее, что не дает возможности собирать слова в предложения. Вся кожа девушки горит, щеки, уши, шея, руки. И внутри больно пульсирует. Джинни может с уверенностью сказать, что Гермиона никогда в жизни ее так не ранит, как сейчас.
Только Джинни собирается хоть что-то ответить, как слышится хлопок входной двери. Гермиона непроизвольно смотрит на дверь кухни, Джинни тоже. Северус очень редко пользуется парадной дверью, обычно все передвижения они совершают через камин.
Может, Гермиона оказывается права, и Моди просто забыла приобрести еще летучего пороха?
Стоит Гермионе подумать о домашнем эльфе, как та тут же появляется на кухне и ставит сковороду на плиту, намереваясь разогреть для хозяина ужин. Гермиона замечает, что Моди — крайне тактичный эльф.
Она не мешается под ногами, когда дело касается межличностных диалогов хозяев дома, и никогда не подслушивает. Лишь покорно выполняет свои обязанности, не слушая просьб Гермионы о том, чтобы помочь ей.
Над свободой пожилой эльфийки Гермиона по-прежнему работает, она уже знает, что следует сделать. Гермиона хочет платить Моди за ее работу и желает, чтобы у нее была возможность отправиться в отпуск. Остается ей дело за малым: обсудить ее предложение с Северусом.
