— И башкирские джигиты! — с гордостью добавил Буранбай.
Кутузов долго, пристально осматривал беспредельное поле, приложив подзорную трубу к единственному глазу, затем подумал, вздохнул и повернул смирную кобылицу, и блестящий кортеж, так и горевший в лучах солнца ярким золотом мундиров, киверов, эполет и сталью сабель, палашей, скрыл старика от взглядов Буранбая, Лачина и джигитов.
— А что это за местность? — поинтересовался Буранбай.
— Тут рядом село Бородино. Стало быть, и поле это — Бородинское!
14
Неспроста главнокомандующий со свитой объезжал этим днем, двадцать второго августа 1812 года, Бородинское поле и окрестности. Все дороги в Москву пересекали это поле, и проскочить в обход нельзя — на правом фланге река Москва, слева — густые леса. С выбранных Кутузовым холмов все поле далеко проглядывалось — удобно русским артиллеристам вести прицельный огонь по противнику. Многочисленные ложбины, ручьи наверняка помешают французам маневрировать пехотой. Михаил Илларионович и сам досконально обследовал местность, и выслушал рапорты штабных офицеров. Лишь после этого был отдан приказ строить укрепления, оборудовать позиции для батарей, редуты для пехоты.
Кутузов понимал, что сражение при деревне Бородино произойдет в неблагоприятных для русской армии условиях: солдаты изнурены бесконечными переходами, обещанные резервы не прибыли, полчища Наполеона примерно в два раза больше русских корпусов. И все же необходимо было дать отпор могущественному противнику, дабы Бонапарт не вошел беспрепятственно в Москву.
«Заставлю императора Наполеона занять самое невыгодное для сражения место», — посмеивался про себя старик.
В штабе к нему явился Беннигсен с пакетом в руке.
— Письмо императору, ваше сиятельство. Подпишите.
— Написал, как я велел? — Единственный глаз верховного буквально вонзился в болезненно белое лицо Беннигсена.
— Признаюсь, внес некоторые уточнения, — замялся тот и, выговаривая с немецким акцентом русские слова, пояснил: — Я не одобряю выбранную вами позицию. У меня свое мнение.
— Вот вы, генерал, и напишите отдельно свое особое мнение императору, а сейчас извольте выполнять мои приказы, — проворчал Кутузов.
На впалых щеках Беннигсена проступили желтые пятна от раздражения, но он вынужден был смолчать и подчиниться.
Через несколько минут пришел дежурный адъютант:
— Ваша светлость, письмо переделано.
«Ишь, православный немец, до того разозлился, что не захотел сам принести письмо», — презрительно подумал старик.
— Читай вслух, да помедленнее.
— «Позиция, в которой я остановился, при деревне Бородино, в 12 верстах вперед Можайска, одна из наилучших, которую только на плоских местах найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь я исправить искусством. Желательно, чтобы неприятель атаковал нас в сей позиции, тогда имею я большую надежду к победе».
Пока адъютант читал письмо, Кутузов вновь проверил свои соображения, представлял себе зримо и местность, и расположение войск: правое крыло генерала Милорадовича от деревни Малой до деревни Горки — два стрелковых корпуса, в резерве кавалерия генерала Уварова и казачий корпус Платова… И центр: батарея Раевского, корпус Дохтурова, Уфимский и Оренбургский пехотные полки… Левое крыло Багратиона… Главные силы у Новой Смоленской дороги, ибо там стратегическое направление на Москву, — конечно, Наполеон это увидел и понял… Значит, надо еще усилить правое крыло…
И, подписав письмо царю Александру, верховный вызвал начальника штаба армии.
— Леонтий Леонтьевич, требуется усилить правый фланг частями из резерва и батареями, — сказал он твердо, когда хмурый Беннигсен вошел в комнату.
— Не вижу оснований для такого предпочтения, — не раздумывая, запальчиво сказал генерал.
— Зато я вижу разумные основания для обороны Смоленской дороги!..
— Слушаюсь, — недовольно пробурчал Беннигсен. — А какие части прикажете передать правому крылу?
— Сами прикиньте со штабными офицерами и распорядитесь — вот это в вашей власти начальника моего штаба… Моего! — повторил Кутузов как бы безразлично. — А я поеду посмотрю некоторые полки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Мне прикажете сопровождать?
— Нет, занимайтесь своими штабными делами.
Кутузов с трудом поднялся и мелкими шажками пошел на крыльцо, грузный, неповоротливый.
Начальник штаба с ненавистью смотрел ему вслед. Беннигсен давно подкапывался под Кутузова, строчил на него доносы императору Александру, в личных разговорах всячески высмеивал его привычки, старческие причуды. Цель была у него высокая — самому стать фельдмаршалом, верховным вождем армии. Он был тщеславный, желчный, по-немецки аккуратный и совершенно немощный стратегически. В штаб усиленно перетаскивал своих, преимущественно из православных немцев, которые угодничали перед Беннигсеном и мешали талантливым русским генералам воевать умело и бить французов сокрушительно.
…Ординарец подставил старику невысокую скамеечку, Кутузов ступил на нее, лег тучным животом на седло, перевалился и наконец-то взгромоздился на смирную выносливую кобылицу.
После этого ординарец прикрепил скамейку к седлу и легко взлетел на лошадь.
Солдаты на привале чистили ружья, чинили разбитые походами сапоги и латали рубахи, хлебали у ротных котлов кашу с говядиной. Увидев Кутузова, все вскакивали, бежали к дороге, кричали «ура», улыбкой, взглядами выражали свою верность полководцу.
15
Наполеон тоже готовился к решающей битве, лелея надежду на сокрушительную победу, после которой император Александр запросит мира. Сильнее всего он страшился, что русские опять уйдут, как они уходили уже не раз, избегая большой битвы. Император спал всегда не более шести часов, а нынче бодрствовал почти всю ночь — непрерывно посылал дежурных адъютантов проверить, не ушли ли русские полки, а когда те докладывали, что солдаты строят редуты, спят у костров, облегченно вздыхал, ложился, а через час снова вскакивал с походной узкой кровати.
Вечером во всех частях французской армии был прочитан приказ императора:
«Воины! Вот сражение, которого вы так ждали. Победа в руках ваших: она нужна нам. Она доставит нам изобилие, хорошие зимние квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как действовали под Аустерлицем, при Фридлянде, Витебске и под Смоленском, и позднее потомство вспомнит с гордостью о подвигах ваших в этот день и скажет о вас: и он был в великой битве под стенами Москвы!
Наполеон». Этот приказ должен был составить особо славную страницу — Московскую — истории царствования Наполеона. Скоротечные европейские войны забаловали императора: там после первой же проигранной битвы короли капитулировали, сдавались на милость победителей. Здесь, в России, все получилось иначе: и непонятно, и зловеще… Наполеон все еще не понял, что Россия ведет войну на изнурение, на обескровливание, на окончательное сокрушение и изгнание полчищ неприятеля.
Утро начиналось туманное, но когда толстенький, коротконогий Наполеон при помощи ординарца и адъютанта влез в седло, сквозь облака прорвались сильные яркие лучи солнца и щедро озолотили пышно расшитые мундиры маршалов, генералов, офицеров, столпившихся у шатра императора.
— Смотрите, вот оно, солнце Аустерлица! — высокопарно, надменно воскликнул Наполеон, подняв к небу руку в белой перчатке.
Это и был приказ начать бой. Сотни французских пушек загремели, но им немедленно ответили русские батареи. Завеса серо-мутного едкого дыма заволокла поле, лишь багровые вспышки выстрелов прорывали ее, но на мгновение, и снова удушливая, грязного цвета тьма смыкалась над позициями.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Все происходило не так, как мечталось Наполеону и вчера на военном совете с маршалами, и в сладких коротеньких, но счастливых сновидениях, — атаки корпусов Даву, Мюрата, Нея, Жюно отбиты русскими. Маршал Даву контужен. Укрепления вокруг Семеновского полка, так называемые «Багратионовы флеши», держались с пяти утра до половины двенадцатого дня, — все отчаянные, волна за волной, атаки пехоты отбивались пулями, ядрами, штыками русских. Князь Багратион, витязь ратной чести и легендарной отваги, был в гуще боя, и приказом, и словом, и личным примером воодушевлял солдат, и они держались под огнем уже не ста пятидесяти, как утром, орудий, а четырехсот, собранных сюда по указанию Наполеона. Кутузову доложили, что силы защитников флешей тают в огне и штыковых схватках, и он послал казаков Платова и кавалеристов Уварова в бой — ударить по левому флангу французов, прорваться в тыл и тем самым ослабить нажим противника на позиции Багратиона.
