А еще бросилось в глаза Артему — на улицах не столь уж часто попадались оборванцы, нищие, попрошайки. В Ицудо, поведи головой, обязательно наткнешься взглядом на какого-нибудь оборванца. Особенно много расплодилось нищего люда при нем, при Артеме. Прослышав, что жизнь в Ицудо налаживается, становится лучше, веселее, туда валом повалил нищебродствующий элемент. А вроде бы жизнь в столице всегда сытая, буддийских и синтоистских храмов тут немерено, а где храмы, там паперти… Не иначе, подумал Артем, эту публику всеми способами отваживают от столицы. Грязные побирушки, случайно попавшись на глаза микадо или кому-то из его семьи, могут качественно испортить настроение. А этого допустить никак нельзя. Это он, российский акробат, гуманист из гуманистов. У себя в Ицудо, бывает, проезжая мимо лохмотника, нет-нет и задумается — а не зачистить ли город от этого сброда? И тут же окорачивает себя. Что вы хотите, гуманистическое воспитание, общая цивилизованность, политкорректность, толерантность, все дела… Правда, сейчас он подумал, а может, и стоило бы. Ну какой толк от этих бомжей, только грязь и зараза. Если доведется вернуться в Ицудо, надо будет всерьез обдумать сию мыслишку…
В это дневное, самое деловое и бойкое время суток на некоторых улицах Хэйан (несмотря на то что улицы эти были довольно широкие) случались форменные заторы, когда навстречу попадались такие же носилки, а тут еще некстати подворачивался человек, толкающий тележку с тыквами, и корзинщик с переполненной рыбой корзиной за спиной, и отступить к домам эти двое никак не могли, потому что там как раз шествовал с важным видом самурай, толкать которого было небезопасно для жизни. А если еще при этом какой-нибудь верховой вывернет из переулка… Словом, и в тринадцатом веке, как Артем убедился, бывают «пробки».
На одной из площадей он увидел насаженные на колья отрубленные головы. Головы преступников, чьи же еще, не хороших же людей! Выставлены для устрашения и назидания. К слову, Артем этот обычай в городе Ицудо отменил, ибо, как сюго, имел на это полное право, преступники и их наказание было в полном его ведении. И между прочим, отсутствие голов на кольях на состоянии преступности в Ицудо никак не сказалось ни в одну, ни в другую сторону…
Въезд легендарного даймё Белого Дракона в Киото не вызвал здесь никакой ажитации. Толпы празднично одетого люда не спешили ему навстречу, никто не забрасывал процессию цветами, женщины с радостными криками не кидались к носилкам, как к танку-освободителю. Въезд даймё Ямомото в столицу проходил буднично, что называется, в рабочем порядке. Всего лишь еще один даймё из глухой провинции изволил посетить столицу Хризантемной Империи — и только. Много было таких даймё, много еще будет даймё, всех не перевстречаешь.
Хотя, подумалось Артему, узнай народ, что через город несут не кого-нибудь, а самого легендарного Белого Дракона, победителя монголов, по слухам, способного творить немыслимые для древнего человека чудеса вплоть до оживления мертвых и умения зажечь огонь одним лишь взглядом, вполне допустимо, что ажитация имела бы место. Возможно, всяк бы захотел прикоснуться к легендарному получеловеку-полудракону. И тут его самураям было бы не управиться, это тебе не хилые ажитации, случавшиеся в провинциальных городках, через которые они проезжали, где самураям, чтобы утихомирить пришедший в волнение народец, хватало грозных окриков и двух-трех увесистых тычков.
«А стало быть, — сделал вывод Артем, — слава Будде и всем создателям в придачу, что никто не знает, кого несут по городу Киото. Еще, глядишь, и носилки перевернули бы к чертовой матери, да и самого Белого Дракона запросто могли бы разодрать в клочья, исключительно на почве радости и обожания, что в иные времена проделывали с кумирами от попсятины. А посему даже и высовываться из носилок на всякий пожарный не стоит. Потому как внешность приметная и редкостная, опознать во мне Белого Дракона труда не составит. Посему и рисковать не стоит». С этими мыслями Артем плотно задвинул дверцу носилок…
Он выбрался наружу, лишь когда носилки опустили на землю и слуги сами отодвинули дверцу. От неудобного, долгого сидения все тело затекло. Совсем не помешало бы прокрутить комплекс упражнений, способных в кратчайшие сроки прогнать по мышцам кровушку, размять их и восстановить тонус. Или вот тоже неплохо было бы, сделай ему кто-нибудь хороший силовой массаж. Но, увы, позволить себе ни того ни другого даймё Ямомото не мог, не поймут его в доме Кумазава. Как говорится в каком-то анекдоте, дикари-с…
Слуги сейчас запирали ворота, через которые внесли носилки и въехала-вошла вся процессия, состоявшая из самураев Артема, самураев Кумазава и прочих сопровождающих их лиц. Хидейоши и сестра его Ацухимэ, покинувшая свои носилки гораздо проворнее Артема, раскланивались с невысоким, крепко сбитым самураем, чье красное, морщинистое лицо украшали седые обвислые усы, которые в другом месте и в другое время будут именовать «запорожскими». Когда эти трое находились рядом, друг с другом, сразу было видно сходство в лицах, и сам собой напрашивался вывод, кем приходится Ацухимэ и Хидейоши этот самурай с «запорожскими усами». Для старшего брата староват, да и, насколько Артему было известно, нет никаких у Ацухимэ и Хидейоши старших братьев, значит — отец, глава семейства Кумазава.
Поздоровавшись с детьми и выслушав их краткий отчет о поездке, глава семейства широким шагом направился к Артему, остановился перед ним, довольно небрежно поклонился и спросил строго, будто дело происходило на заставе:
— Ты и есть тот самый Белый Дракон?
Артем подумал, что этот вопрос ему предстоит услышать здесь, в столице, еще тысячи тысяч раз.
— Да, тот самый, — ответил он, едва сдержав вздох. — Но обращаются ко мне «даймё Ямомото».
— Я — Кумазава Садато. Пойдем со мной, Белый Дракон!
— Отец, это наш гость, — попытался вмешаться Хидейоши. — И я прошу тебя…
— Молчать, Хидейоши! — отец вскинул правую руку. И, сдвинув брови, прорычал: — Почему ты все еще здесь?! Ты служишь сиккэну, значит, должен немедленно отправиться к нему с докладом! А ну, на коня, и вперед! А ты, Белый Дракон, иди со мной!
Артем успел бросить взгляд на Ацухимэ и получил в ответ лукавую улыбку и пожатие плечами, и сие, наверное, следовало трактовать так — мол, что поделаешь, так и живем, терпи, самурай, сёгуном будешь.
Отец семейства шагал широко, и успевать за ним было непросто. И когда он резко остановился, Артем чуть на него не налетел. Еле удалось затормозить.
— Какого бога ты чтишь? — огорошил вопросом строгий самурай.
Артем, признаться, несколько растерялся. Как-то так вышло, что до сей поры религиозными вопросами его не донимали.
Дело в том, что японцам даже в голову не приходило, как это можно не чтить богов синто, потому как боги эти суть сама жизнь, воздух, природа. Какой безумец не признает воздух и станет отвергать природу! Об этом и спрашивать нечего. А что до того, в кого еще верит или не верит человек, — в этом отношении жители страны Ямато выказывали поразительную веротерпимость… Или вероравнодушие. Понятное дело, синтоистские и буддийские священнослужители ревниво поглядывали по сторонам, опасаясь конкуренции. Но взволноваться по-настоящему они могли только в том случае, ежели бы паства в большом количестве стала переходить под иные религиозные знамена. А что там один кто-то во что-то свое верит — так пусть его! И жил себе Артем, никаких обрядов и постов не соблюдая и никем за это не осуждаемый. А тут вот, видишь как, с первых же шагов первый же киотосский самурай начал приставать с религиозными вопросами.
И Артем убедительно соврал:
— Богов синто, своего бога по имени Иисус и Будду, которого чтят также и в нашей земле.
— Правильно, — Кумазава-старший пригладил усы. — Должно всегда чтить богов и Будду. И правильно, что не забыл своего бога. Боги измен не прощают. Запомни, Белый Дракон!
Глава дома Кумазава вновь зашагал, взяв с места столь споро, что Артему пришлось его догонять чуть ли не бегом. Они пошли через двор. И вновь — резкая остановка, и вновь Артем едва не врезался в широкую самурайскую спину.
— Смотри сюда! — Кумазава вытянул палец в направлении одного из окружавших первый дворик одноэтажных строений. — Это дом, где живут слуги. Здесь и ты разместишь своих слуг.
— Понял.
— Сколько с тобой женщин и кто они?
— Служанка по имени Мито и…
— Служанка жить будет здесь! — Кумазава-главный снова вытянул палец в направлении все того же строения. — На женской половине. Кто еще?
— Омицу. Моя наложница.
— Пошли.
Самурай Садато двинулся к неширокому, накрытому деревянным козырьком проходу, соединявшему первый дворик и второй. Во второй двор он так и не прошел, а остановился аккурат в проходе и отодвинул неприметную дверь. Взглянув через плечо самурая Садато, Артем разглядел маленькую комнатушку, ширму в углу и этажерку с куклами.
