Потом вышла мать. Он заметил, что она выиграет кровь на руках. Она горько улыбнулась Яну и сказала:
— Бог смилостивился. Ребенок родился мертвый. Семи месяцев. Сын. Благодари бога, что не живой!
— А Бланчи?
— Бланчи отдыхает. Ей туго пришлось…
Пани Кунгута вошла в отцовскую залу. Никто не говорил ей, что там сидит пан из Рижмберка. Но он был нужен ей, и она нашла его, где предполагала.
Ян медленно спустился с лестницы. Вышел за ворота и тяжелым, осторожным шагом направился в подградье. Хромая.
В пиршественной зале покойного пана Палечка пани Кунгута встала перед паном из Рижмберка на колени и слезно просила его, чтоб он простил ее дочь и сына, не срамил согрешивших молодых людей, не привлекал их к суду и не предавал общественному позору имя Палечков и Боржецких.
— Я ничего не знаю, — холодно ответил пан Богуслав. — У меня родился сын и умер. Потому что для меня куда важней честь Рижмберков, чем честь Палечков и Боржецких. Но чтоб не стать посмешищем для Палечков и Боржецких, я должен поговорить с паном Боржеком. Пошлите за ним.
Пани Кунгута не поняла, чего пан Богуслав хочет от Боржека.
— Может быть, не стоит расширять круг тех, кто знает о рождении до срока и о смерти вашего сына? Может быть, лучше не вызывать пана Боржека? — сдержанно промолвила она.
— Э! — оборвал ее пан Богуслав. — Уж не хотите ли вы видеть своего сына и свою приемную дочь под стражей. Пока что жена родила мне ребенка… Если только я договорюсь с Боржеком. А не договорюсь, тогда этот мертвый ребенок будет приписан тем, кто его породил!
Пани Кунгута хотела еще что-то сказать. Но пан Богуслав, поглаживая свою редкую бородку и сдвинув светлые брови над мутными глазами, коротко промолвил:
— Ступайте. Вы сами приготовили мне этот неожиданный подарок. Пошлите за паном Боржеком!
Пани Кунгута медленно вышла из залы. А Рижмберк подошел к книжным полкам и пробежал взглядом по черным корешкам томов. Потом взял в руки латинский травник и принялся его листать.
На другой день утром приехал Боржек. Он встретился с паном Богуславом в первый раз после многих лет. Богуслав не принял его протянутой руки.
— Я хочу, чтоб при нашем разговоре присутствовал рыцарь Ян Палечек! — сказал пан Богуслав.
Пришел Ян. Сел за стол и молча уставился на Рижмберка.
Пан Богуслав попросил пани Кунгуту и Боржека тоже сесть. Потом сухо объявил, что существует один только способ смыть оскорбление, нанесенное ему и его роду Палечками и Боржецкими, — если Боржецкие вспомнят, кто за свой счет восстановил врбицкие стены, превратившиеся перед тем в разоренную старую развалину. Пан Богуслав потребовал от пана Боржека Боржецкого запись о передаче пану Богуславу Рижмберку на вечные времена замка Врбице со всем имуществом.
Боржек лишь на мгновенье задумался.
— А моя сестра?
— Как только она выздоровеет, я отвезу ее в Рижмберк.
— И простите ее?
— Я не заинтересован в том, чтобы карать ее, если получу от Боржецких удовлетворение.
Боржек подошел к Богуславу и протянул ему руку.
— Уступаю вам замок Врбице со всем имуществом!
Богуслав улыбнулся.
— Тогда мы в расчете.
До тех пор Ян молчал. Но теперь поднялся и торжественно промолвил:
— Я стал мужем Бланки Боржецкой раньше, чем этот торгаш. Если он хочет со мной биться, я готов Хочет привлечь меня к суду, явлюсь с удовольствием. Но раз необходимо сохранить Бланчину честь и пан Богуслав считает, что этот предмет можно купить, я отдаю тебе, Боржек, — с условием, что здесь будет жить до конца своих дней моя мать, пани Кунгута Боржецкая, — замок Страж со всеми полями, лесами и деревнями. А сам уйду таким же нищим, каким пришел сюда в день битвы у Домажлиц!
— Это уж ваше дело, — сказал пан Богуслав, потирая руки. — Я еду в Рижмберк…
— Бланку не хотите видеть? — тихо спросила пани Кунгута.
— Пока нет! — ответил пан Богуслав и гордо, с видом победителя, удалился.
Мать и оба сына сели опять за стол. На столе не было ничего, даже скатерти. Они долго смотрели на его коричневую доску.
— Видимо, это единственный выход! — сказал наконец Боржек.
И снова наступило молчание.
Пани Кунгута встала, подошла к Боржеку. Потом притянула к себе Яна.
— Дети, — тихо сказала она, — простите меня, старуху. Во всем виновата я.
И, поцеловав обоих в щеку, заплакала.
Но Ян возразил:
— А я, как ни странно, мама, не чувствую никакой вины! И Бланку ему не отдам. Я уеду с ней. Мы будем скитаться, пойдем, может быть, в разбойники, но Бланку я ему не уступлю! Боржек отдал ему Врбице, я отдаю Боржеку, от своего и от твоего имени, Страж. Но Бланку мы ему второй раз не продадим!
— Делай как знаешь, — сказала мать и вздохнула. — Аминь!
Боржек склонил голову.
XXVII
Но скиталицей Бланка не стала…
Через два дня после рождения мертвого сына, когда ухаживавшие за нею женщины уже думали, что жар прошел, Бланчины щеки, до тех пор отмеченные лишь двумя маленькими розовыми пятнышками, вдруг запылали и тело ее задрожало в ознобе. Она опять почувствовала грызущие боли в животе, и пани Кунгута, наложив ей повязки, отошла от нее, ломая руки.
Через два дня после отъезда Богуслава Ян и Боржек подошли к Бланчиной постели. Бланка обвила похудевшими руками шею Яна и тихо заплакала.
— Умер маленький Яник, так и не увидев божьего света! — прошептала она.
Ян разрыдался, как малый ребенок.
Они не сказали ей, что Богуслав уехал, и Бланка о нем не спрашивала. Глаза ее стали еще больше, чем обычно, и горели сильней, чем прежде, она лежала на спине и двигала только руками. Все в ней и вокруг нее было чистое, белое. А она была печальна и несчастна. Мать давала ей крепкий бульон, но у Бланки не было аппетита. Прибежал к ней заблудившийся цыпленок, убежавший от наседки. Запищал у ее постели. И она зарыдала безутешно. Цыпленка отнесли во двор, но Бланка продолжала всхлипывать.
— Не надо плакать, — уговаривала ее пани Кунгута.
— Счастливая курица! — прошептала Бланка.
Боржек в разговоре с ней не касался судьбы, постигшей Врбице. Говоря с ним, она уснула.
Так было на другой и на третий день после родов. Когда у нее поднялись боли, она пожелала видеть Яна. Говорила с ним в бреду. Спрашивала его, верит ли он в дьявола. Сказала, что видела дьявола нынче ночью. Он встал у ее постели, приветливо улыбаясь. Потом коснулся ее со словами: «Хотелось бы мне взять тебя с собой Да довольно того, что ты испытала на земле!»
Поток он начал менять обличье: стал похож на пана Богуслава, но не совсем. Потом растаял, и в воздухе осталась одна бородка пана Богуслава. Она висела где-то между полом и потолком. А тела при ней не было. Бланка хотела вытянуться, взять ее и кинуть под постель. Но не могла, потому что поднялись боли внизу живота. Там, откуда старая Барборка так быстро вытащила ребенка.
— Ты не думаешь, что ребенка убили у меня в утробе и оттого я погибну?
Ян не ответил, а заговорил о том, что не отдаст ее Богуславу и что они вместе поедут в Италию. Там никто не будет знать, что она не его законная жена, и его примет каноник Никколо и скажет ему, где им можно будет спокойно жить и работать. Он, Ян, имеет способность добывать золото при помощи слова. Этой способностью он теперь воспользуется для Бланки. И над ними будет светить вечно ясное солнце, и все станет опять хорошо.
Бланка закрыла глаза и стала впадать в забытье. Но заснуть не могла. Лихорадка разбудила ее. Сперва она со сна заговорила что-то непонятное, но потом вполне разумно продолжала прерванную речь.
— Меня убили, — пожаловалась она. — Не хотели, конечно, но разорвали мне внутренности.
Ян послал Матоуша Кубу верхом за магистром Микулашем, врачом в Домажлицах. На четвертый день к вечеру тот приехал в повозке и с ним повитуха. Осмотрел больную, прописал лекарство, завернул ее всю в простыни, повитуху оставил в Страже, а сам уехал. На вопрос Яна ответил, что смерть старается выбирать прекраснейшие создания, но что обычно от семимесячного выкидыша не умирают. Однако в данном случае родильница может умереть, так как не было надлежащим образом обработано разбереженное лоно, и кровь, оставшись в теле, ищет путь внутрь, И прогрызается в живот, и не помогут ни вода, ни огонь, ни железо, коли не поможет бог.
На другой день с самого утра повитуха выгнала из комнаты всех, кроме пани Кунгуты, велела принести ведро горячей воды и зажгла в углу на блюдце ладан. Потом целый час молилась у Бланчиной постели вместе с пани Кунгутой. После этого позвала двух сильных работников и велела им держать Бланку за ноги головой вниз и стали лить ей на тело остывшую воду, подпевая дрожащим голосом молитвы. Потом завернула Бланку в простыни и запалила при дневном свете две свечи. После чего села в угол и заснула.
