Когда после этой речи члены магистрата пригрозили ему решеткой, костром и мечом, он возразил, что не испугался даже свинцовых подвалов под дворцом дожей в Венеции и что ему стоит сказать только слово — тотчас из Табора явится толпа вооруженных и освободит его из тюрьмы. Тут члены магистрата изменили свою позицию: решив, что Ян — дурак и поэтому имеет право говорить, что ему вздумается, попотчевали его и попросили, чтоб он мирно оставил город.
Два года ездил так рыцарь Ян по чешской земле с запада на юг и с юга на север. Только Праги он сторонился, хоть и туда дошла весть о нем.
Чешская земля готовилась к встрече нового короля. Это был Ладислав, призванный сюда паном Иржиком, могучим правителем королевства. Во всех сердцах была теплая тишина, как у выздоравливающего после долгой болезни. Правитель одолел всех своих противников. Добыл Глубокую и Будейовице, сломил Олдржиха Рожмберка, чьим гостем был рыцарь Ян в Крумловской твердыне. Без единого выстрела протянул пану Иржику руку для мирного рукопожатия гордый Табор[105]. И вот теперь правитель вводил в страну золотоволосого, кудрявого ребенка, из-за которого император долгие годы боролся с Австрией, Чехией и Венгрией[106].
Над Прагой забрезжила заря мира и спокойствия. И мир этот нес с собой королевский Погробек, который должен сесть на пражский трон. Рядом с его нежной юностью должен был стоять муж, чье имя звучало всех громче в чешской земле и во всем свете. Иржик из Подебрад и Кунштата, тот, о котором говорил с уважением сам каноник Никколо Мальвецци и перед которым дрожали от страха Штирия и Каринтия, Австрия и Бавария, Мейссен и Саксония.
И почувствовал рыцарь Ян сильное желание увидеть этого мужа в дни его славы. И он отправился в Прагу, чтобы быть там в дни коронования.
XXVIII
Израненное лицо красавицы Праги улыбалось. Стояла солнечная осень, и на южных склонах давно созрел виноград. Влтава хоть и несла на волнах своих обильный желтый лист, но шумела весело, беззаботно. На улицах города осталось немало следов военного разорения. Разрушенные дома, сожженные монастыри, церкви без крыш, с окнами, зияющими черной пустотой, колокольни без колоколов, Вышеград в ссадинах, со стенами домов в надписях и глумных рисунках, нищие, оставшиеся после войн, раненые, ковыляющие по улицам на одной ноге, неуверенно бредущие слепцы, безносые и безухие калеки, пугающие своим видом ребят. В результате недавней моровой язвы обезлюдели целые кварталы, а возле церквей выросли погосты. Но так как мало кто знал похороненных здесь покойников, могильные холмы осели, и высокая трава, полная сорняков, пробившись сквозь изгородь, полезла на улицы. Сильно пострадавшая ратуша была исправлена лишь отчасти, чтоб было где заседать магистрату. Зато сиял уже на Старом Месте во всей своей красе Кралов двор, где были приготовлены роскошные покои для будущего короля и где жил также пан Иржик, правитель королевства божьей милостью.
Это не была Прага Отца родины Карла IV; здесь не слышалось на улицах речей на стольких чужеземных языках, не было видно столько шелка, бархата, золота. Прекрасные женщины, причесанные по-иноземному, в высоких чепцах, кружевах и остроносых туфельках давно лежали в могилах возле рыцарей, когда-то надменно гарцевавших между Увозом[107] и Златым градом, с развевающимися перьями на шлемах и пестрой свитой оруженосцев и пажей. Красавицу Прагу тронула седина…
Величайшее ее сокровище Кралов град — поблекло, и рука войны выломала из него драгоценные камни. Но недостроенный собор святого Вита легко возносился на холме, напоминая каменный цветок. Он был венцом на голове Праги, светясь белизной опоки и золотом оконных решеток.
Двадцать четвертого октября 1453 года юный король Ладислав прибыл по кутногорской дороге в Прагу. Он приехал в золотой карете, запряженной шестеркой коней, в окружении сверкающей свиты вельмож, князей, панов, рыцарей, пажей и знаменосцев. По обе стороны кареты шагали рыцари в доспехах, с мечами наголо и опущенными забралами. У Горских ворот его встретили члены магистрата пражского троеградья и все гильдии — с флагами, трубачами, музыкантами и певцами. Члены магистрата встали перед королем на колени, когда он с пленительной улыбкой на мгновенье вышел из кареты, и отдали ему ключи от городских ворот. Король взял ключи и передал их пану правителю Иржику. Но пан правитель вернул их бургомистрам пражских городов. Таким образом было показано, что Прага радостно покоряется королю, король уважает избранного страной правителя, а тот уступает свою власть над городами членам магистрата.
После этого процессия вступила в город. Там к ней присоединилась ликующая толпа народа. Пошел трезвон во все колокола, люди плакали от радости, несметное число знамен, представляющих все цвета страны, трепетало над толпой, во всех окнах, на всех башнях реяли флаги с изображением чаши и вымпелы чешских городов, осенний воздух был свеж и чист, и солнце озаряло город, столько выстрадавший и все же с такой радостью справляющий веселые праздники.
При виде ликующих толп в воскресшей Праге Палечек вспомнил слова, которые когда-то произнес как во сне под мраморным сводом залы дожей:
«Мой город предызбран для борьбы за правду божью. Мой город каждое столетие умирает. И каждое столетие родится. Это — птица Феникс, обновляющаяся в огне. Мой город ропщет, мой город сотрясается от внутренних раздоров, мой город раздирается междоусобицами своих сынов. Но в этих боях, этих раздорах благодаря вере и любви сынов своих город мой растет к славе. Мой город поет славную песнь камня и силы, отваги и веры. Это песнь божьих воинов…»
Палечек ходил по улицам, беседовал с людьми, сидел в корчмах и прислушивался к разговорам. Вскоре его захватил освежающий поток радости, бурливший в городе. Всем хотелось быть на улицах, все дивились пышным одеяниям королевской свиты, все хотели видеть пана Иржика на коне, того, который когда-то силой и отвагой добыл Прагу. Многих радовало, что после стольких лет они опять увидят короля на пражском престоле. Но большинство хотело зреть Иржикову славу.
Двадцать седьмого октября король торжественно прибыл в пражский кремль, где провел ночь перед своим коронованием. Двадцать восьмого октября он был введен в Святовитский собор, в сопровождении князей, рыцарей и панов, во главе с паном правителем Иржиком, явившимся перед тем за ним к его ложу. Торжественный обряд, по чешскому обычаю, совершил епископ оломоуцкий. Близ алтаря, вокруг трона, стояли князья Альбрехт Австрийский[108] и Бранденбургский[109], Людвиг[110] и Отто Баварский, а равно не уступающий им по значению и великолепию Янош Гуниади, местоблюститель венгерского королевского престола. Из чешских епископов, кроме Яна Оломоуцкого, возложившего святовацлавскую корону на склоненную золотоволосую голову короля, присутствовал также Петр Вроцлавский. Были тут и управитель литомышльского епископства, приор свитавский, декан крумловский и весь пражский капитул, решивший приехать на коронацию в Прагу из своего изгнания в Пльзни, хоть и опасался, что его заставят согласиться на компактаты. Из жителей Моравии присутствовали пан Ванек из Босковиц[111] и Ян Товачовский из Цимбурка[112]. Из Венгрии прибыли старый вояка Ян Искра из Брандыса[113] и Панкрац из Святого Микулаша[114], а из Австрии — богатый Альбрехт Эйцингер[115] с братьями. Но ближе всех к королю стоял пан Иржик. Все слышали, как король называет его отцом, а он короля — сыном.
Вновь после стольких лет грянули восторженные голоса: «Тебя бога хвалим», — и, окутанный волнами ладана, новый король стал посвящать молодых людей знаменитых родов в рыцари святого Вацлава[116]. Одновременно в храме святого Вита шла служба, продолжавшаяся целый день, а после ее окончания в кремле был пир, на котором королю прислуживали высшие земские чины и было невиданное обилие яств и питий…
На другой день Ян Палечек стоял в толпе на староместском рынке, чтоб еще раз посмотреть на короля Ладислава и пана Иржика. Потому что должно было направиться большое шествие из кремля в Кралов двор, и народу представлялась еще одна возможность посмотреть всех князей из Австрии, Бранденбурга, Баварии и Венгрии, всех знаменитых чехов и моравов, чешских и моравских прелатов, вместе с святовитским капитулом, который, неизменно верный, все же решил пройти по еретической Праге перед королевской каретой. Понял, что ему нечего бояться там, где своею сильной рукой правит пан Иржик.
Шествие со знаменами и флагами, сопровождаемое членами магистрата, певцами, скрипачами и флейтистами, спустилось через Малый город к Каменному мосту, медленно двигаясь среди ликующих толп вдоль узких староместских улиц, по сторонам которых выстроились представители всех пражских цехов. Достигнув староместского рынка, шествие остановилось перед ратушей, откуда вышел бургомистр и произнес приветственную речь.
