Об этом они подумают позже.
…Когда он стал расстегивать молнию на ее платье, она не остановила его. Ее глаза были закрыты. Сделав два шага к дивану, она на ходу помогла ему справиться с платьем, и тонкая шерсть мягко скользнула по бедрам на пол. Они на диване. Он долго расстегивает лифчик, так как пальцы не слушаются от волнения. Левая бретелька, правая, и —
Он будто трезвеет на миг.
«Мне это снится?»
Нет, это Лена Стрельцова.
Он целует ее соски, а она откидывает назад голову от возбуждения. Она тихо стонет. Его пальцы двигаются вверх по ее бедрам и ягодицам, он чувствует, как она отзывается, как все более жадными становятся ее губы, и вот наконец он просовывает дерзкие пальцы сзади под белые трусики.
Приподняв бедра, Лена ему помогает.
Они лежали рядом – голые, потные, обессиленные – и, прислушиваясь к ощущениям, медленно возвращались в реальность. Приятная нега и легкость. Пока это все, что они чувствуют.
Через минуту, подперев голову согнутой в локте рукой, она спросила:
– Ты как? —
И улыбнулась с томной мягкостью.
«Какие у нее большие зрачки, – думал он. – В них удовлетворенность, нежность и еще бог знает что. В них можно смотреть вечно».
– Я хорошо. А ты?
– И я.
Он обнял ее и поцеловал в губы; она ответила.
Она перевернулась на спину, притягивая его к себе.
Глава 8
В тот день, когда умер Васька, Хромой с утра мучился головной болью и думал о смерти. Если бы он сейчас умер, то ничего не чувствовал бы. Ничего не было бы. Не было бы боли, не было бы холодно.
Не было бы Васьки.
Он посмотрел на Ваську: тот дремлет на коврике, сунув ногу под задницу.
Будто почувствовав этот взгляд, Васька проснулся, повернул голову и улыбнулся криво. Встав и опершись на костыли, он запрыгал к Хромому.
– Как оно? То ли с похмелья?
– То ли.
– Водки бы, да? – Васька стал лыбиться.
– Долбаный доктор! – Хромой выругался и сплюнул желтой слизью на снег.
Вдруг, поперхнувшись, он согнулся. Налившееся кровью лицо побагровело, на шее вздулись красно-синие жилы. Издав громкий гортанный звук, он дернулся и залил утоптанный снег желто-зеленым желудочным соком.
Васька отпрыгнул, очень резво для одноногого.
Между тем боль стихла, и уже не тошнило. Глядя на Ваську мутным взглядом, он сказал хрипло, с натугой:
– Ночью вообще думал сдохну.
– Травят, суки! – Васька плюнул под ноги. – Брал-то где?
– У рынка.
– Надо было на хате.
– Катька сказала, что лучше у рынка.
– Так ты это… с ней был? – Взгляд Васьки замаслился, а синий рот вытянулся в улыбке: – Трахнул сучку?
Ему хотелось услышать подробности.
Выдавив из себя ухмылку, Хромой дал понять, что все именно так и было. После многозначительной паузы он ответил:
– Задница у нее круглая. Белая.
Васька облизывал синие губы.
– Она хоть визжала?
– Ясное дело.
Он врал. Не мог он признаться в том, что на самом деле Катька со спущенными трусами вызвала у него не больше желания, чем она же с трусами надетыми. Ее жопу он видел взаправду. Не белая она и не круглая, а просто жирная. Постояв на коленях, Катька оделась и все. Ваське не нужно об этом знать. Да и врет он, поди, что бабу хочет, брешет.
– Я б ее тоже… – тем временем грезил Васька.
– А хрен встанет?
– Краном подымем!
– Купи водки ей. Без водки не даст.
– А с водкой? – Васька чуть не подпрыгнул на месте.
– Если поллитру купишь.
Он знал, что поллитры у Васьки нет и сегодня не будет.
– А если мы с ней это… по стошке? – Васька стал грустным.
– За столько даже Степка не даст.
Васька крепко задумался. Он запрыгал обратно. Теперь у него была цель. В своем воображении он проделывал с Катькой разные штуки, гладил ее белую задницу, и единственное, что отделяло его от этого, было отсутствие денег. Гремела у него в кармане кое-какая мелочь, но этого было мало. Для поллитры и закуси нужно было намного больше. Поэтому он очень старался. Сняв шапку на холоде, он поставил ее людям под ноги и принялся осенять себя крестным знамением, кланяться и бормотать что-то жалостливо и неразборчиво.
Его старания не прошли даром. Влюбленная парочка, пьяный толстый дядя с красным носом, длинный прыщавый парень в очках и с кожаной папкой под мышкой, – все они бросили в шапку по чирику, и мечта стала ближе. К вечеру у него были деньги. Этого хватит. Братьев сегодня нет.
Он допрыгал к Хромому.
– Я к Катьке.
– Топай, – буркнул тот.
Васька будто чего-то ждал и выглядел неуверенно:
– А если это… мы вместе?
Хромому не хотелось встречаться с Катькой после вчерашнего. И еще не хотелось, чтобы она рассказывала Ваське, как на самом деле все было.
– Сам что ли не справишься? – он скривил губы в ухмылке.
– Справлюсь, не бойся! – Васька себя подбадривал, громко шмыгая носом. – Всунем Катьке до гландов.
Он пошел к светофору.
Он уже там, ждет зеленый, а машины все едут и едут, едут и едут.
Он не вытерпел.
Он был на середине дороги, как вдруг —
Твою мать!
БУМ!
– его как куклу подбросило вверх.
Перевернувшись в воздухе, он упал на дорогу и больше не двигался.
Он умер.
Слишком много крови. И черная машина ехала слишком быстро. Она не остановилась.
Хромой встал.
Сделав два шага к дороге, он вдруг передумал и вернулся на место.
Это как так? Только что Васька был здесь, думал о Катьке, как бы ее трахнуть, а теперь он лежит там мертвый и рядом с ним люди. Он их не видит. И не слышит. Это уже не он. Его больше нет.
Приехали скорая и гаишники. Вот ведь какое дело: жил себе Васька, не был никому нужен; и если б сдох, то всем было бы пофиг, а теперь вон сколько внимания.
Толстый усатый гаишник, вытащив жирное тело из тесного чрева бело-синей машины, первым делом вытеснил всех к тротуару и, взяв из багажника стопку грязных оранжевых конусов, выставил их на дороге.
Врач подошел к Ваське. Присев рядом на корточки, он коснулся длинными белыми пальцами Васькиной шеи, замер, прислушиваясь, а потом поднял взгляд на гаишника и коротко двинул плечами. Все. Он встал, закурил «Яву».
Между тем гаишник стал мерить дорогу рулеткой. Время от времени он вяло почесывал толстым пальцем красную жирную шею и записывал что-то в блокнот. Надо же так – прямо в его дежурство. Труп. Он здесь парится, а за это ему не доплачивают. Он тратит время на этого бомжа. Кому он нужен? Разве будут его искать? Паспорта нет, личность не установлена. Номер машины, которая его сбила, очевидцы не помнят, их показания противоречивы. Уголовное дело будет закрыто.
Одноногий бомж в луже крови только мешает движению.
Глава 9
На календаре было девятнадцатое октября две тысячи первого года.
До выборов в Новосибирский областной совет народных депутатов оставалось полтора месяца. Была не за горами крайняя дата представления подписных листов в окружные комиссии – сорок дней до даты выборов. Предвыборная машина, запущенная задолго до этого, раскручивалась как маховик, и у нее была одна цель – Геннадий Красин должен выиграть.
Его предвыборный штаб располагался в трех арендованных комнатах на пятом этаже десятиэтажного здания в самом центре города, на улице Ленина. С раннего утра и до позднего вечера в штабе кипела жизнь. Звонили телефоны, работали принтеры, ходили сборщики подписей – студенты, домохозяйки, пенсионеры и алкоголики. В этом улье каждый был занят своим делом, но складывалось общее ощущение хаоса. Тесно, шумно, душно. Ольге здесь не понравилось. Она не любила выборы, а в этот раз испытывала двойственные чувства. С одной стороны, она желала Гене победы (но не верила в чудо), с другой – хотела честной игры. Хотела, но знала, что еще не придумали лучшего способа выиграть выборы, чем вешать людям лапшу на уши – когда обещают и заранее знают, что не выполнят. Она не наивная двадцатилетняя девочка, чтобы верить в иное. Гена тоже будет так делать. Эксплуатируя проверенные временем популистские лозунги типа «земля – крестьянам, фабрики – рабочим», понятные массам, политики выдавливают из электората по максимуму, а после этого утрачивают к нему интерес до следующих выборов. Что самое удивительное, это неоднократно сходит им с рук.
– Как дела в генеральном штабе? – спросила она у Красина.
Он вел машину.
– Заканчиваем сбор подписей.
– Много еще надо подделать? – она его легонько подначила.
– Ольга Владимировна, вы же собственными глазами видели, что у нас делается. Не закрываются двери! Все хотят заработать. И мы даем им такую возможность. Все по-честному.
– А я-то наивно думала, что достаточно иметь хорошие связи в ЖЭУ или в милиции. В избирательной комиссии не графологи.
– Графологи не графологи, но бывает, что отказывают в регистрации.
– А если сделать в два раза больше подписей? – она не успокаивалась. – Тогда их хватит, даже если половину не примут.
