В оценке результатов битвы при Пуатье это неумение проявилось еще ярче. Не очень понятно, зачем вообще мусульманам тащиться в унылую Европу, где и климат похуже, и богатств поменьше, чем в землях халифата. Ладно, решим, что это был великий поход во славу истинной веры. Хотя вообще-то мусульмане, чтящие Ису и Мириам как пророков наравне с Мухаммедом, обычно позволяли христианам исповедовать их веру всего лишь за небольшой дополнительный налог; таким образом, вопрос исповедания переходил в чисто экономический аспект — решающий для ментальности нынешних западноевропейцев. Так что сами обратились бы, без всяких джихадов и газаватов...
Но вот заявление, что Аахен стал бы резиденцией халифа, вгоняет в изумление этим совершенно детским европоцентризмом. Да зачем халифу этот занюханный городишко, где идет дождь и не растут финики, если в его венце есть такие жемчужины, как Багдад и Дамаск[133]! Честное слово, историк, до такой степени пренебрегающий географией в своих выкладках, вряд ли достоин звания профессора.
Оглядываясь на мусульманскую Испанию, автор видит Альгамбру и университет в Кордове, но умудряется не заметить, что за века господства мусульман коренное население почему-то не только не обратилось поголовно в ислам, но потом все-таки устроило Реконкисту. Да и с изысканными касыдами и газеллами все не так просто — почему-то под просвещенным мусульманским влиянием испанцы продолжали сочинять свои простонародные романсеро, обучив им и завоевателей (кто не верит, пусть откроет соответствующий том из советской «Библиотеки всемирной литературы» и найдет там раздел «Мавританские романсеро»). Все-таки тогдашние европейцы кое-чем важным отличались от нынешних, покорно позволяющих американскому влиянию размывать остатки их собственной культуры.
Говоря же об исламе, который стал бы единственной мировой религией, автор как бы забывает не только о восточном православии, но и обо всем Дальнем Востоке с его буддизмом, синтоизмом и прочим конфуцианством. Похоже, что для современного представителя западной цивилизации в ее протестантской разновидности все, что не есть его религия, является варварством, если только вообще существует. «Вне видимости — вне сознания...»
Но оставим Европу и перейдем к монголам. Увы, ссылку на работы Л.Н. Гумилева большинство историков до сих пор воспринимает как некорректную, ибо «это же не серьезное исследование, а фантастический роман» (хотя вряд ли кто из отечественных исследователей столько занимался именно «монгольским вопросом»). Но, правдива или нет «черная легенда о желтом крестовом походе», в одном спорить с Гумилевым невозможно: с XIII века и по сей день западные историки представляют монголов исчадиями ада лишь потому, что никто и никогда так не пугал западную цивилизацию, как армии, пришедшие из долины Керулена. Впервые была явлена сила, перед которой основное оружие западной цивилизации — деньги и интриги — было пустым звуком, а основная западная ценность, то есть примат личности над обществом, едва не обратилась в основную причину гибели европейской цивилизации. Что мог противопоставить Запад с его продажностью и вероломством народу, в чьем законе было предусмотрено наказание за неоказание помощи терпящему бедствие! Яса — единственный дошедший до нас свод древних законов, в котором существует такая статья.
Впрочем, все мы — потомки тех самых русичей, которые в XIII веке отбивались одновременно от Востока и Запада, и с тех пор усвоили одну непреложную истину: незваный гость хуже татарина. А если вспомнить, что «гостями» в ту пору было, принято именовать иноземных купцов...
Удивительно, но «визжащая орда с Востока», на долгие годы ставшая одним из олицетворений сил хаоса, на деле была едва ли не большим воплощением порядка, чем даже легендарные римские легионы. Сесиллия Холланд пишет о необыкновенной дисциплине и потрясающей, почти современной организации монгольской армии, и она абсолютно права, но при этом упускает из виду еще кое-что немаловажное. Это можно было бы назвать «монгольским законом» или «монгольской сутью».
Начнем с того, что монголы в их стремлении дойти «до последнего моря» были достаточно мудры и понимали, что если они желают остаться собой, то по-настоящему могут владеть лишь Великой Степью. Территории с иными географическими условиями (такие, как лесная Русь) имело смысл оставить населяющим их народам, а сами народы всего лишь обложить данью и обязать подтверждать назначение правителей у великого хана — в «цивилизованном мире» такая система называется протекторатом и вовсе не считается чем-то зазорным и варварским. Но если хочешь что-то иметь с покоренных территорий, нет никакого резона чрезмерно разорять эти земли. Именно поэтому одним из непреложных законов для монголов было — стирать с лица земли лишь те города, что не согласились перейти под руку великого хана и оказали ожесточенное сопротивление (сами монголы называли их «злыми»). Закон есть закон, исключений из него не могло быть — и вот «была Рязань, а теперь остались одни головешки». Но не следует забывать, что не менее жестоки монголы были и к нарушению закона в своей собственной среде. Всем известен монгольский принцип, согласно которому за вину одного воина наказание нес весь десяток, а за вину десятка — сотня, что весьма способствовало искоренению разгильдяйства и военных преступлений. Можно сколько угодно осуждать этот принцип коллективной ответственности, но никто и никогда не докажет, что царящая ныне (не только в России) коллективная безответственность хоть в чем-то лучше...
Далее, для любого, кто хоть немного разбирается в вопросе (или хотя бы читал в детстве трилогию В. Яна о монгольском завоевании Руси), не секрет, что монголы были более чем веротерпимы — служители практически всех культов получали от них пайцзу, знак неприкосновенности. Храм мог быть разрушен только если в его стенах укрывались обороняющиеся. А ведь религия, духовное начало — средоточие любой культуры, и если она не тронута, ни о каком искоренении культуры не может быть и речи! Впрочем, европейцы постоянно путают культуру и цивилизацию, с одинаковым пафосом говоря о разграблении библиотек и сокровищниц.
Но так вели себя простые монголы, чья вера обитала «под синим небом, на земле зеленой». С теми же, кто казнил халифа, даровав ему почетную смерть без пролития крови, дело обстояло еще проще и позорнее для европейцев: ведь они были несторианами из Центральной Азии, пришедшие в Палестину, дабы помочь своим христианским братьям освобождать Гроб Господень! Разумеется, Китбуге-нойону и в голову бы не пришло затаптывать папу римского, пусть даже и являвшегося главой несколько иной христианской конфессии. (Кстати, в который раз следует напомнить, что римскому понтифику в мусульманском мире соответствует не халиф — носитель пусть и священной, но светской власти, а шейх-уль-ислам.)
И наконец, возвращаясь к своду монгольских законов: самым страшным, непрощаемым преступлением среди пришедших из степи считался обман доверия, или, проще говоря, предательство. За такое наказание было одно — смерть, зачастую мучительная, хотя вообще монголам не был свойственен садизм при казни пленных. А европейцы, с их манерой на всякий случай убивать чужеземных послов, частенько прямо-таки напрашивались на подобную высшую меру.
К величайшему сожалению, именно это и губило монголов — тот, кто честен сам, часто не в силах измерить глубину чужой подлости...
Да, без сомнения, монголы были жестоки — но и европейцы, и мусульмане жестоки были ничуть не меньше, просто их жестокость всякий раз оказывалась более избирательной, не зная монгольского равенства перед законом. Да, число жертв монгольского нашествия поражает до сих пор — но ведь это была лучшая армия того мира, никто другой просто не имел таких возможностей. Все мы знаем, что произошло, когда несколько сот лет спустя эти возможности получили европейцы...
Жестоки — но вдобавок законопослушны, веротерпимы и не способны на предательство... А то, что монголы вовсе не стремились опустить всех к своему «варварству», подтверждается хотя бы тем, что помимо женщин и детей, в их обычае было щадить искусных мастеров. Даже угнанные в чужие земли, эти мастера возводили дворцы и чеканили украшения своим новым повелителям. Между прочим, Кубла-хан из поэмы Колриджа, творец сказочного дворца в волшебной стране Занаду, — не кто иной, как монгольский хан Хубилай, правивший в Северном Китае и тоже (если верить Марко Поло) симпатизировавший христианам.
Так может быть, если бы Европа легла под копыта монгольских коней — это было бы только к лучшему? Во всяком случае, для православной цивилизации — к лучшему несомненно.
Но этого не произошло — и вовсе не из-за смерти Угэдэя. Просто потому, что у Европы было два щита вернее любых армий — европейские леса и европейское коварство.
