лаять. Но ему ничто не помогало. Он, так же как и Юрка, кувыркался в воздухе, и чьи-то ловкие руки мяли его, расчёсывали, чем-то опрыскивали, вытирали и опять опрыскивали.
В кабине медленно разливался зеленоватый свет, облака не то пара, не то духов быстро исчезали.
Дышать стало легче, но воздух всё ещё отдавал чем-то машинным и химическим. Даже запах жареного лука почти исчез.
Шарик вскочил на ноги, подпрыгнул, как на пружинах, обежал всю кабину и, не разыскав ни малейшей щёлочки, а не то что двери, так жалобно посмотрел на Юрия, словно хотел сказать: «Вот попали так попали! Что же теперь с нами сделают? Может, эти голубые люди настоящие собакоеды… или людоеды?»
Нельзя сказать, чтобы Юрию не приходили подобные мысли, но он сумел отогнать их.
Мужчина должен быть мужчиной и не терять бодрость духа ни при каких обстоятельствах.
Юрий нагнулся, потрепал Шарика по мягкой, шелковистой шерсти, вздохнул и сам начал обследовать стены кабины. Стены были по-живому тёплые, светящиеся, но без единого шва, без единой царапинки. Как литые.
Как они сюда попали и как они отсюда выберутся, предположить было просто невозможно.
Глава четвёртая
Зет, Миро, Тэн и Квач
Тишина была такая совершенная и полная, что Юрий слышал, как скрипят гвозди в подсыхающих ботинках, как шуршит то поднимающаяся дыбом, то опадающая шерсть на Шарике.
И всё-таки даже в этой тишине он не услышал, как разомкнулись стены каморки и перед ним открылась большая, ярко освещённая комната.
И снова неожиданность случившегося не позволила ни Юрию, ни Шарику заметить, куда и как уплыли стены. Только что они высились литые и неприступные, без единой царапины и вдруг исчезли.
Посреди комнаты стояли четыре голубых космонавта, уже без комбинезонов и шлемов, и улыбались.
Юрию улыбаться не хотелось. После того, что с ним сделали, впору было не улыбаться, а драться. Но он был в плену, и перед ним стояли четверо. А настоящий мужчина прежде всего должен соразмерять свои силы и не лезть на рожон. Но и унижаться настоящий мужчина не станет, даже перед превосходящими силами. Вот почему Юрий гордо выпрямился, опять отставил ногу и засунул левую руку в карман.
Однако космонавты не собирались нападать или издеваться. Тот, у которого были большие уши, первым подбежал к Юрию и протянул руку.
Юрий чуть поколебался, но пожал её. Тогда голубой космонавт явственно на самом обыкновенном человеческом языке произнёс:
– Зет!
– Чего-чего? – не понял Юрий.
Космонавт похлопал себя по груди и повторил:
– Зет!
Выходило, что он как бы официально знакомится и называет своё имя.
Не отвечать было неприлично, и Юрий похлопал себя по груди и ответил:
– Юрка! Юра. Понимаешь? Их бин Юра.
Космонавт упёрся в него пальцем и переспросил:
– Ихбинюра?
– Нет, – смутился Юрий. – Просто Юра. Без «их бин». Юра – и всё.
Космонавт долго смотрел на Юру почему-то грустными серыми глазами, потом вдруг обрадовался и, несколько раз ткнув его в грудь, закричал, оборачиваясь к своим товарищам:
– Юра! Юрка! Юра!
И трое космонавтов тоже стали улыбаться и дружно повторять:
– Юра! Юрка!
Зет нагнулся и, широко улыбаясь, протянул руку Шарику. Шарик смущённо покрутил обрубком хвоста, посмотрел на Юрия, точно спрашивая у него разрешения на знакомство. Юрий серьёзно сказал:
– Подай лапку.
Шарик сел, разинул пасть так, словно и он умел приветливо улыбаться, застенчиво и кокетливо склонил набок ушастую голову и подал лапу. Юрий представил его:
– Шарик.
– О! Шарик! – сразу понял его Зет и с чувством потряс лапу.
Потом к ним по очереди подходили три других космонавта, пожимали руку и лапу и представлялись.
Голубой человек с курносым носом и зеленоватыми глазами назвался так:
– Тэн.
Второй, круглолицый, с толстыми губами и особенно голубыми щеками, долго тряс Юркину руку, вздохнул и сказал:
– Миро.
А третий, черноглазый, строгий и суровый, представился как отрезал:
– Квач.
И при этом ещё посмотрел на товарищей, как будто они должны были ощутить всё величие этого имени. Но они почему-то ничего не заметили и только улыбались и топтались вокруг Юрки и Шарика.
Квач посмотрел на них, сдвинул густые брови и сказал несколько слов космонавтам. Они согласно закивали и бросились к стенам. А Квач отошёл к той стене, на которой в рамке из блестящего металла поблёскивали разноцветные кнопки.
Пока Зет, Миро и Тэн смотрели на перемигивающиеся огоньки в стенах, Квач нажимал на кнопки.
Всё было как будто очень просто – ведь если есть космический корабль, то на нём обязательно должны быть кнопки, разноцветные огоньки контрольных ламп, приборов и тумблеров – крохотных переключателей. Без этого никакой космический – хоть настоящий, хоть фантастический – корабль, конечно, существовать не мог.
Странным показалось другое. На всех кораблях – настоящих и фантастических – обязательно были хоть какие-нибудь, но всё-таки комнаты, кабины, помещения, а в них – всякие приборы: краны, панорамы, пульты управления, кресла, столы и приборы, приборы… Всяческие приборы на всяческий вкус.
На этом корабле ничего подобного не было. Какая-то несерьёзная доска с кнопками и блуждающие по матово-блестящим, тёплым на ощупь и светящимся космическим зеленоватым светом стенам разноцветные огоньки, за которыми следили Миро, Тэн и Зет.
Нет, что бы там ни говорили, а корабль Юрию Бойцову попался под стать его хозяевам – явно несерьёзный и даже не фантастический. Слишком уж он был гол и неинтересен.
Бойцов даже вздохнул – так скучно всё получилось.
Вздохнул и вынужден был задержать выдох. То, что происходило на его глазах, было уже не фантастикой. Это было сказкой или чудом. Наукой это уже не назовёшь.
Такой ровный, такой уютный, слегка пружинящий под ногами пол вдруг стал вспучиваться, как будто из-под него стремительно вырастал огромный гриб посредине и целая семья грибочков вокруг. Эта семейка быстро и неуловимо для глаза принимала вполне определённые очертания: из пола вырастал самый обыкновенный стол, а вокруг него – стулья.
Нет, не табуретки или какие-нибудь скамьи, а самые настоящие стулья – со спинками и даже, кажется, с мягкими или уж, во всяком случае, полумягкими сиденьями.
Всё происходило в полном безмолвии и так стремительно, что Бойцов и Шарик только и могли, что моргать широко открытыми от удивления глазами. Самое главное заключалось в том, что и стол и стулья не то что строились или выскакивали из каких-нибудь тайников или ниш, а именно вырастали из пола. И в то же время
