Консьерж в парадном строго ответил, что в указанной квартире никого нет, и девушке не оставалось ничего другого, как дожидаться Сашу возле дома, надеясь на то, что Бушуев скоро появится. Как назло, вечер выдался прохладный и ветреный, к тому же начал накрапывать дождь. Маша быстро озябла, а через час ожидания совсем замерзла. К моменту, когда у парадного остановилась роскошная черная машина, она уже стучала зубами от холода.
Из автомобиля вышел Саша, которого Маша, правда, не сразу узнала. Не то чтобы он сильно изменился внешне, нет – просто несколько раздался в плечах, и, главное, в нем появился какой-то лоск. Впрочем, эти детали Маша отметила как бы машинально, краем глаза. Увидев Сашу, она страшно растерялась. Маша тонула в смущении и волнении, как в дождевых потоках.
«Ну же, ведь ты актриса, возьми себя в руки! Поздоровайся с ним изящно и непринужденно, небрежно кивни головой!» Но, увы, в этом главном в своей жизни выходе она оказалась неубедительной – срывающийся от волнения голос, нервные, изломанные жесты….
Маша окликнула Сашу. Он обернулся. Лицо удивленное и как будто настороженное.
– Привет!
– Здравствуй! Что ты здесь делаешь?
– Проходила мимо! – улыбнулась Маша и обмерла – боже, какая фальшь!
– Понятно, – кивнул Саша. – Как поживаешь, Маруся?
Ей захотелось наплевать на гордость и закричать: «Я живу очень плохо, Саша! Мне плохо без тебя, понимаешь?!»
Губы дрогнули, она вяло ответила:
– Ничего… – и тут же с надеждой: – А ты?
Он пожал плечами:
– Много работаю. А так все в порядке. Мне кажется, ты совсем промокла! Смотри не заболей!
– Я не заболею, не беспокойся.
Они молчали. На самом деле в течение этого года девушка сотни раз проговаривала про себя фразы, которые скажет Саше при встрече, но теперь все слова куда-то исчезли, потерялись, как она сама. Оставалась надежда на то, что Бушуев пригласит ее в гости, и у него дома, собравшись с силами, Маша расскажет обо всем. Но… Он не позвал.
Задыхаясь от отчаяния, Маша выдохнула:
– Я хотела сказать тебе про Лопатина… Это неправда. Между нами ничего не было. Деньги он дал просто так…
– Из любви к искусству? – усмехнулся Бушуев.
– Я не знаю почему.
Она понимала, что выглядит жалко, и ненавидела себя.
– Хорошо, – кивнул Саша, – я рад, что это так…
Они вновь замолчали.
Наконец Маша нерешительно спросила:
– Я пойду?
Она до последнего надеялась, что Бушуев остановит ее.
– До свидания, Маруся! – сказал Саша ей вслед.
* * *
Ах какая грустная стучится в окна осень! Серенький, тусклый вечер. За окнами промозгло и холодно. Общий настрой соответствующий, кажется, в физике это называется «стремиться к нулю». И Маша стремительно погружается в самую настоящую хандру. В анамнезе сущая прелесть: полная апатия, расстроенные нервы. Пациентка дерганая, злая, того и гляди начнет бросаться на людей. Вчера ни с того ни с сего обидела Клюквина. Тот пришел к ней в гости, радостный, веселый, с кальяном под мышкой. Болтал на кухне всякую чушь, предлагал покурить, а она вдруг сорвалась, наорала на него, неврастеничка несчастная! Клюквин помрачнел и ушел. А Маша сегодня весь день мучается, переживает: зачем обидела человека?! «Он-то не виноват в том, что тебя бросил любимый мужчина! Да и правильно сделал, что бросил…»
Покуривая Юрин кальян, словно синяя гусеница, Маша вдыхала табак напополам с грустью и продолжала терзаться, вспоминая о содеянном. «Обидеть человека легко! Это самое простое, что можно сделать, Маруся!» – говаривала бабушка Зинаида.
Маше захотелось позвонить Клюквину и извиниться, чтобы голос друга вновь стал радостным. Она набрала его номер. Клюквин отозвался, и в его голосе совсем не чувствовалось обиды.
– Прости меня, – покаялась Маша, – я веду себя возмутительно.
– Ладно, – он даже как-то испугался, – будет тебе, проехали. Как ты вообще?
– Спасибо, хреново! Курю твой кальян. Не помогает.
– Страдаешь?
– Страдаю!
– Из-за любви?
Маша рассмеялась:
– Знаешь, я сейчас получила роль в пьесе Чехова. Долго размышляла, вживалась в образ… Вот скажи, отчего у него все несчастны? Глупо стреляются и страдают?
Клюквин вздохнул:
– Это литература, Маруся, а жизнь – поток нейтральных событий, таких, как снег или дождь, и все зависит от того, как ты сам их воспринимаешь.
– Кто сказал?
– Прочел в одной умной книге!
С недавних пор Клюквин работал продавцом в книжном магазине и коротал дни за чтением книг (преимущественно философского содержания).
– На самом деле все человеческие страдания на девяносто девять процентов есть страдания нашего эго! – назидательно сказал Клюквин. – Человек должен стремиться изблевать свое эго!
– Чего сделать? – угрюмо переспросила Маша.
– Изблевать! И поверь, счастливым стать очень просто! Я тебе книжку подарю, которая этому учит!
После разговора с Юрой Машу потянуло на ностальгические воспоминания, и она достала альбом со старыми фотографиями. Ей вдруг вспомнился день, когда студеной ранней весной, гуляя по городу с Сашей и Клюквиным, они искали кафе «подешевле». На разведку в очередной бар посылали Клюквина – проверить цены. Тот выбегал из кафе и лаконично выкрикивал, скажем, «восемнадцать» или «двадцать». Магические цифры означали цену чашки кофе в рублях, и друзья шагали дальше. Наконец и для них отыскалось место под солнцем! Юра гордо вышел из обшарпанных дверей и жестом короля в изгнании распахнул перед ними двери пирожковой, предоставившей тепло и дешевый кофе в пластмассовых стаканчиках. Они пили обжигающий кофе и смеялись над шутками Клюквина, который, вынув зажигалку, кричал, что устроит здесь уборку Герострата.
Как давно это было… Какие забавные казусы и милые нелепости вспоминаются из той поры! Юность с ее беззаботностью и сиренью осталась далеко позади… А Саша теперь небось в «Европейской» обедает. Кофе – пять у. е. чашка!
* * *
Маша почти угадала. В тот самый момент, когда она разглядывала фотографии юного поэта Бушуева, тот пил кофе в баре роскошного бизнес-центра. И между прочим, на пару с ее братом, Андреем.
Они встретились случайно. Столкнулись нос к носу, выходя из дверей банка, куда Андрей зашел по просьбе Лены, чтобы подписать документы на получение очередного кредита, а что привело туда Бушуева, Андрей спросить постеснялся.
Саша, казалось, обрадовался старому знакомому, предложил зайти куда-нибудь выпить, поговорить. С некоторым напряжением Андрей согласился.
– Как жизнь, старик? Какие перемены? – спросил Бушуев, пригубив коньяк.
