- Жив? – спросил Бари, переводя взгляд на капитана.
- Мёртвые не дышат, - скривил губу Витус, с презрением смотря на серба.
Николас поднялся на ноги, капитан куда-то убежал, радостно сверкая и забыв уже обо всём на свете. Через несколько минут генератор заработал. Ноги Николаса ужасно затекли за это время, он страшно хотел спать, голова болела от такого перенапряжения. А на душе было радостно.
Награда была приличная, и капитан, всё ещё не оправившись от такой радости отсчитал солидную сумму денег сербу, взглянул ему в чёрные глаза, немного поперхнулся, а потом произнёс, вновь смотря на целую пачку некогда своих крон:
- Далеко пойдёте, сударь… Как вас? Николас Фарейда? Что за фамилия! Надо будет запомнить её, - он усмехнулся, а потом достал из-под подмышки газету. – Завтра о вас напишут статью на первой полосе газеты. Не забудьте прочитать!
Через несколько часов кораблю предстояло отчалить, уже не выплачивая никаких денег пассажирам, полностью готовый к отплытию. Случай этот был одним из первых, начинающим прокладывать путь Николасу в этой тернистой жизненной роще, полной своих терновников, опасностей, крапивы и прочего. В те года многих людей так и именовали – «от крапивного семени» - в основном это относилось к адвокатам, которые, как известно, брались из неоткуда не оканчивая никаких высших учебных заведений, но так же относилось и к любым людям, которые пытаются заработать много денег, так же берясь непонятно откуда. Порой у них это получалось. Людей подобных было очень много, и они скорее напоминали трутней для общества. Однако кому-то что-то удавалось, но народ всё равно из-за большого числа подобных людей именовал их «от крапивного семени», ибо крапива распространяется очень быстро, и имеет много семян.
Вероятно, мысли капитана были подобными при виде Николаса, инженера из глубинки, толком не учащегося нигде. Однако, в большей степени это относилось ни к кому иному, как к Витусу. Ибо он был действительным трутнем для компании, а по поводу Николаса Александр Вингерфельдт заметил довольно правдиво и честно:
- Вот истинный инженер и изобретатель! И возле него не месту всякому крапивному семени!
Однако подобные восторги были редки, и зачастую не возникали из неоткуда. Дядя Алекс с подозрением относился к деятельности своего «приемыша», внимательно и придирчиво изучая любое его нововведение. Особенно он любил подмечать все возможные ошибки ему. Тем не менее все прекрасно видели, что Вингерфельдт оставался вполне доволен этим сокровищем, которое удалось отыскать Гаю Гезенфорду. Вот и в этот раз, долгое время ворча по поводу своих личных неудач, обозлённый на весь свет, он сидел в своей лаборатории, когда сообщили эту прекрасную новость о новом подвиге Николаса. Он выслушал всё молча, ни разу не вставляя ни одного слова. Лишь потом он решил обратиться к Альберту Нерсту:
- Ты знаешь, Ал, а этот малый опять сегодня отличился!
Нерст обладал пусть и холодной, но бесхитростной душой, чем и пользовался Вингерфельдт, сливая в его душу все свои переживания и радости. После семьи, это был ближайший человек великому изобретателю, который, можно сказать, знал о нём всё чуть ли не в мельчайших подробностях.
- И чем на этот раз? – Альберт протёр очередную колбу для опытов. – А как же там Бари? Витус?
- Они годятся для массовки, не больше. Меня больше удивил Бариджальд, довольно талантливый человек в нашей банде. Он не смог справиться с моим заданием. Говорят, с поломанным генератором он провозился более часа, и в бессилии отполз, больше не в силах что-либо сделать. Он давно не показывал стоящих результатов. Меня это пугает, Ал.
- Ты на что-то намекаешь? А как же Витустот же? По-моему, он больший трутень…
- Витус хотя бы оплачивает нам здесь местопребывание. Он талантлив в музыке, даже рисует. Особенно чертежи. Пусть в душе это отвратительный человек. А вот Бари никакой пользы я не вижу. Он просто ходит к нам время препровождать и не более.
- Твоё право, - вздохнул Нерст, не решившись что-либо возразить своему боссу.
Возле здания компании стоял невысокий человек. Несколько минут назад он вышел, явно раздосадованный всем случившимся. Несколько минут он так постоял, пытаясь успокоиться и пошёл, похрамывая на правую ногу. Его поспешил догнать Николас, остановивший его на полпути.
- Бари, постой! Я хотел бы сказать тебе…
- Чего? – он горько усмехнулся. – Мне надо ничего говорить.
- Это ведь из-за меня, да? Тебе ведь некуда идти! Да постой же, дай мне сказать всего пару слов, иначе потом уже будет слишком поздно… Бари!
- Не надо лишних слов. Не надо. Это не твоя вина, не ты заварил эту кашу, не тебе её расхлёбывать. Иди, работай. И забудь об этом случае, великий инженер Николас Фарейда!
Он вновь горько усмехнулся своей неудачной шутке и пошёл вперёд, не оглядываясь назад. Николас не стал его останавливать, поняв, что это полностью бесполезное дело. Солнце выглянуло из-за тучи, осветив небольшую фигуру человека, медленно уходящего вдаль. Он был полностью одинок в этом огромном и яростном мире, и никому уже был не нужен. Он был подобно крошечной песчинке, подбрасываемой ветром вверх, полностью одинок в своём несчастии, и наверное, уже никто не мог помочь ему, человеку, потерявшему лицо.
Фигура Бари медленно исчезла вдали. Он пришёл в эту жизнь так же незаметно, как и ушёл, и это была жизнь метеора, некогда горевшего и мелькавшего, а теперь оставившего лишь в прошлом какие-то отсветы, рассеивавшиеся в воздухе.
Глава четырнадцатая
Мориц Надькевич на цыпочках проходил по коридору, боясь уронить своё драгоценное сокровище. Он оглядывался воровато по сторонам, боясь, как бы его не засекли, а потом шёл вперёд, тщательно выбирая дорогу, чтобы в дальнейшем ни с кем не пересечься. Душа пятнадцатилетнего мальчишки торжествовала, когда он взглянул, как на золото, на то, что нёс в руке. Руки были потными от волнения и радости. Он видел, что ещё немного и всё волнение будет позади. Рука плотно сжимала стеклянную колбу с серной кислотой.
Да кто бы ему позволил взять в руки такую опасную и такую притягательную вещь! Да не один нормальный человек не дал бы. Значит надо было взять самому. Мориц специально выждал время, когда никого не будет в лаборатории. Ему это удалось. Да и смену он себе выбрал такую, когда большая часть людей, работающих здесь, была разбросана по самым разным местам, и в здании кроме дяди Алекса практически не было никого. Разве не лакомый ли кусочек для него? А Надькевич уже представлял, как проводит опыты с этой опасной жидкостью.
Он дошёл до лестницы, буквально летя на крыльях радости. Мориц уже ничего не замечал вокруг, полностью отдавшись своим впечатлениям и улетев куда-то далеко-далеко в своих мечтах. Он почти вступил на первую ступень, как вдруг чей-то резкий голос из-за угла его поспешил окликнуть:
- Мориц! Куда ты несёшь эту склянку?!
Надькевич резко вздрогнул, явно не ожидая услышать чей-то голос. В испуге он выронил колбу. Несколько секунд всё было как в замедленной съёмке. Колба разбилась, ядовитая кислота с шипением растеклась по полу, коснулась стены, разъела обои и медленно потекла куда-то вниз со второго этажа на первый. Оба, и Мориц, и тот, кто его окликнул, стояли неподвижно, смотря за происходящим. Потом Нерст (а это был именно он) с горечью произнёс:
- Что же ты наделал, Мориц! Что же ты наделал…
Кабинет Вингерфельдта располагался именно рядом с лестницей. Сам «король изобретателей» сидел за несколько секунд до этого на своём стуле и внимательно листал бумаги. Он был явно сегодня не в духе, что-то ворчал себе под нос, списывая всё своё плохое настроение на погоду. Затем он в какой-то миг оторвался от своих записей, развернулся. Это-то его и спасло. Александр Вингерфельдт принялся вглядываться в пол, загадочно чертя таинственные фигуры вокруг двух красных точек, помеченных как «Грац» и «Вена». Он полностью ушёл в себя, как вдруг услышал шипение откуда-то сверху. Резко повернулся, взглянул вверх. И тут его охватил дикий ужас, парализовавший его на несколько секунд. Сквозь потолок какое-то вещество с шипением прорывалось, сделало в нём дырку, а потом медленно каплями упало ему на стол. Кислота разъела несколько бумаг, стол, и свалилась на пол, повредив покрытие.
Через несколько минут Алекс полностью собрался с мыслями и выскочил из кабинета, дрожащими руками подхватив трость. Он быстро определил предположительное место, откуда стекала кислота, и быстро побежал наверх. Взлетев буквально по ней, подобно птице, Алекс остановился. Перед ним стоял, потупив глаза в пол, Мориц. Рядом стоял Нерст, нервно теребя рукав своего халата.
- Что случилось?
- Кислота проела пол, - невинно ответил Нерст, страшно волнуясь.
- Да я понял, что это не стеклянные бусы рассыпались! – рассвирепел Вингерфельдт. Его глаза были готовы просто метать молнии. Но метать их было не в кого – все отводили в испуге взгляд. – Как она вообще здесь оказалась?! Кто её пролил?
