сегодня настораживало его.
Она сидела за столом в кухне и смотрела на две чашки с чаем. Утром ей звонил Дима. Спрашивал, почему она увольняется. Ей пришлось соврать, что нашла более перспективное место. Он не поверил. Конечно, столько, как сейчас, ей нигде платить не станут.
Вошел Колька. Губы его растягивались в улыбке.
— Заснул, — тихо сказал он, словно Митя мог услышать его из спальни. — Интересно, все дети такие классные, когда спят?
— Садись, чай стынет, — пододвинула она ему стул. — Ты с чем любишь? Вот конфеты, зефир, печенье.
— Я все люблю, — сказал Колька, присаживаясь так близко, что его плечо задело ее. — Всеядный. Так что с этим проблем не будет.
Он игриво подмигнул, и она поняла, что момент наступил.
— А с чем могут быть? — в тон ему спросила Даша.
— Ну-у-у, — протянул Колька, прихлебывая чай, — мало ли. У меня есть недостатки.
— Да ты что? — несмотря на серьезный настрой, улыбнулась Даша.
— Да, правду говорю. Чего врать-то? Вот выпить могу, — стал перечислять он, — правда, пьяным я не буйный. Наорать могу, если плохое настроение. Ревнивый…
Даша искоса бросила на него быстрый взгляд.
— Ревнивый, — подтвердил он. — Но к прошлому ревновать не стану. И еще — тиран я! — дурачась, закончил он.
Он широко улыбнулся, и Даша, не удержавшись, шутливо взъерошила ему волосы.
— Ты осторожнее, — предупредил он ее. — А то доиграешься.
Она продолжала улыбаться, и это побудило его к более смелым действиям. Он осторожно положил свою руку ей на плечо. Она не отстранилась, только посмотрела на него в упор, слегка вздрогнув. Его рука стала тяжелее, привлекая ее.
— Даша, — сказал он ей на ухо, — давай так: я сейчас тебя поцелую, но ты не станешь вырываться, как в прошлый раз.
И она не стала. Целовался он хорошо. Рука ее перекочевала ему на грудь. Его сердце гулко стучало под тонкой шерстью свитера. Она не отталкивала его и не ласкала, она привыкала. Юлька права — он ее волнует, значит, не безразличен.
После поцелуя он отстранился и посмотрел на нее в ожидании. Даша машинально поднесла чашку с остывшим чаем к губам, унимая неожиданное волнение.
— Ты мне что-то хотела сказать?
Даша со стуком поставила чашку на стол:
— Я согласна, — сказала она, глядя перед собой.
— Подумала?
— Подумала.
— Уверена?
— Да.
Колька встал и подошел к окну.
— Ничего не понимаю, — недоуменно протянул он и пожал плечами, — Димка звонил мне неделю назад. Сказал, что у вас снова все хорошо. И чтоб я не лез…
Даша вспыхнула:
— Это он так считает!
— А ты?
Она повернула голову и твердо сказала:
— А я опомнилась. Хватит с меня такой любви! Теперь решать тебе.
Колька озадаченно смотрел на ее бледное, отрешенное лицо и плотно сжатые губы. Теперь он понял это выражение — выражение отчаянья и упрямства, которое как-то не шло ее обычно спокойному и кроткому лицу.
— Ты передумал?
Колька медленно покачал головой:
— Нет. Просто я не хочу, чтобы ты решала это сгоряча или со зла.
— Я не со зла.
— Тогда почему?
Ее глаза казались огромными на бледном от волнения лице.
— Я поняла, что ты прав. Дима на мне не женится. А я хочу нормальную семью: мужа, детей. Чтобы муж меня любил и всегда был рядом.
Это были именно те слова, которых он ждал. Колька улыбнулся.
— Это меня устраивает. Я тебя люблю. И ты меня полюбишь. Вот увидишь…
Глава 12
Коля отговорил ее уходить с работы:
— Тебе незачем увольняться, лучше сделай так, чтобы твоего заместителя выгнали. От него все эти сплетни. Знаю я таких! Ты на своем месте, тебя ценят, зарплата хорошая. Если бы ты по-прежнему работала с Димкой, я бы сам первый сказал: уходи. А сплетни — это дело такое, недоказуемое. Никто не знает точно, правда или нет. Вот выйдешь замуж, сразу все языки прикусят. Сменишь фамилию. Тут уж точно все успокоятся. Скажут: Смирнов, да не тот.
Эти слова окончательно убедили ее. И в следующую субботу они с Колей подали заявление в загс. Им предстояло подождать три месяца, в течение которых нужно было подготовиться к свадьбе. Хотя Даша свадьбы не хотела. Несмотря на поданное заявление, ей все равно до конца не верилось, что это действительно случится. Но Колька развил такую бурную деятельность, что остановить его было невозможно. Он настаивал, чтобы Даша купила себе самое настоящее подвенечное платье и фату. Убедить его в том, что это лишние и совершенно ненужные траты, ей не удалось. Колька повторял, что он женится один раз и хочет, чтобы его невеста была в длинном белом платье. Ей пришлось уступить, и она пообещала ему выбрать себе наряд в ближайшее время. Но от фаты Даша наотрез отказалась.
— И правильно, — поддержала ее Юля. — Ты же не девочка. За тобой будет идти твой сын. Какая уж тут фата? Уложишь волосы в красивую прическу и украсишь ее белыми цветочками.
Где именно будет проходить все после загса, она не знала. Колька держал это в секрете.
— Не волнуйся. Все будет по высшему классу!
Его бурлящая радость пугала ее. Почему нельзя все сделать тихо, без лишнего шума? Зачем устраивать пышное торжество? Тем более что ситуация такая щекотливая. Просто переехал бы к ней, как шесть лет назад. Они бы скромно расписались, без гостей и свидетелей. Разве это так важно? Но Коля не хотел скромно. Завел ее в ювелирный магазин. Выбрал им кольца. Себе — обыкновенное, Даше — с бриллиантом.
— Ты с ума сошел, — ахнула она, увидев цену.
— Тебе не нравится?
— Нравится, но…
— Значит берем.
Позже оказалось, что он арендовал лимузин и заказал дорогой ресторан в центре. Ее возражения жених воспринимал как проявление излишней скромности и не обращал на них внимания. Ему хотелось, чтобы день свадьбы запомнился им на всю жизнь. В ресторан он собирался позвать друзей и ближайших родственников. Это ее беспокоило, но Даша была уверена, что его брата с супругой уж точно не будет.
Дима долго ничего не знал. Их родители обходили эту тему при встрече со старшим сыном. По правде говоря, их отцу очень не понравилось решение Коли. Он любил внука, хорошо относился к Даше. Но в последние годы, наблюдая метания Димы между двумя семьями, стал все менее положительно отзываться о ней. Людмила Викторовна разводила руками: что поделаешь, раз все так сложилось. Но ее муж считал так же, как теперь Даша: человек сам должен расставить все по местам в своей жизни. Артем Борисович помалкивал в ее присутствии, но
