Рейтинговые книги
Читем онлайн Том 6. Письма 1860-1873 - Федор Тютчев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 121

Под общество заложена мина, и вот на этой уже готовой взорваться мине разыгрывается комедия, в которой торжествующее в своей цивилизованности человечество обнимается в мире и братском согласии… Свидетельство тому — отношение европейских правительств к событиям на Востоке в момент, когда в Лондоне и Париже готовятся чествовать султана*, — это на уровне власти… и еще одно свидетельство — уже со стороны народа — раскрытие очага покушений, на манер польских, только что полыхнувшего в рядах рабочего класса Англии*, того самого класса, который в недалеком будущем станет хозяином страны.

Вот о чем нужно писать и писать «Москве», чьего близкого воскрешения все здесь ждут с нетерпением…* Это голос, к молчанию которого и то прислушивались, так представьте, с какой радостью воспримут его слово и интонацию… Мне кажется, что при данных обстоятельствах «Москве» будет легко избежать самых опасных подводных камней. — Ведь злобой дня сейчас, более нежели когда-либо, является славянский вопрос, который в своем бесконечном разнообразии обнимает и охватывает все другие, и вот на этой-то ниве можно безбоязненно развернуться.

Несмотря на кажущуюся свою безличность, вопрос этот — наиболее глубинный, наиболее прочувствованный из наших вопросов и затрагивает всех и вся… Приезд к нам славян* высветил много любопытного, и особенно поражает сходство впечатлений, произведенных их присутствием на самые, по видимости, непримиримые элементы нашего общества — на административную high life[43] Петербурга и на остатки нигилистической партии… совпадение во взглядах на некоторые вопросы — в высшей мере разоблачительное и поучительное…

Здесь по-прежнему много говорят о двойной отставке* — военного министра, на чье место прочат Альбединского, и министра государственных имуществ… все это совершенно понятно. — Тут действуют те же пресловутые силы, которые норовят укрепить позиции… Но все это не имеет никакого будущего, ибо это даже не реакция, для которой, притом, нет ни малейших оснований, это просто-напросто интриги…

Боже, какую скуку я наверно нагнал на тебя, дитя мое, своим многословием и с каким страхом ты теперь должна ожидать моего появления. Впрочем, ты прекрасно знаешь, что живая речь всегда бывает менее монологической, чем письменная, — и получишь тому подтверждение. А до тех пор — да хранит тебя Господь.

Сердечно твой.

Тютчевой Эрн. Ф., 24 июля 1867*

133. Эрн. Ф. ТЮТЧЕВОЙ 24 июля 1867 г. Москва

Moscou. Lundi. 24 juillet 1867

Nous sommes toujours encore dans l’attente de l’événement qui m’avait paru imminent le jour de mon arrivée — mais qui, dans tous les cas, tarde beaucoup*. Je vais voir les Aksakoff tous les jours — et par une belle journée j’aime assez ce but de promenade où l’on trouve, en y arrivant, un vaste jardin, des chambres spacieuses et claires, les dépêches télégraphiques du jour, et la certitude d’une conversation intelligente… C’est assurément ce qui manque le moins à Moscou, dans le milieu où je vis. J’ai revu Katkoff avec tout son monde — j’ai passé, l’autre jour, deux heures chez Samarine, à me faire lire par lui un morceau très remarquable, destiné à figurer, à titre d’introduction, en tête du second volume des œuvres de Хомяков, imprimé à Prague, — et… j’ai dîné une fois chez les Odoeffsky, avec la P<rinc>esse Dolgorouky, ci-devant Bode, qui, ainsi que la Pr<incesse> Odoeffsky, avait été prendre congé de l’Empereur, et sont rentrées, l’une et l’autre, très péniblement impressionnées de sa mauvaise mine… Hier, dimanche, à l’issue de la messe, nous sommes allés, ainsi qu’il en avait été convenu, prendre le thé chez Mr Jean… J’ai rencontré là son fidèle ami le G<énér>al Кулебякин qui a positivement décliné les remerciements que je voulais lui faire au sujet de Mr Jean, et m’a déclaré que dans leur association tous les bénéfices étaient pour lui. — Je ne demande pas mieux. Il est évident que, politesse à part, l’excellent G<énér>al prend son jeune ami tout à fait au sérieux, et ceci, comme tu penses bien, ne contribue pas médiocrement à cimenter leur amitié. — Le soir me ramène habituellement au Club où mon frère, depuis des six heures, m’attend, comme une âme en peine, avec une anxiété périodique dont les premiers témoignages me sont dès l’antichambre communiqués par les domestiques du Club. — Hier, cependant, je lui ai fait faux bond, parce que, la soirée étant particulièrement douce et agréable, je me suis attardé dans la société de Щебальский à la promenade de Sokolniki où nous sommes allés entendre la musique de l’orchestre du P<rinc>e Gallitzine*, personnage très honoré et très populaire à Moscou — figure magnifique et bon diable.

Le 5 du mois prochain on célébrera, au couvent de Troïtza, le jubilé du Métropolitain de Moscou, et je compte m’y transporter, dès la veille, en compagnie de Сушков et de mon ancien ami Бодянский que je n’ai plus vu depuis des siècles. Le jubilé en question en vaut bien d’autres, et je suis très curieux d’y assister. — Je me garderai bien de l’illustrer de ma poésie, comme on me l’avait demandé. — A propos de vers, voici un quatrain qui a été dernièrement envoyé à lady Buchanan* à l’occasion de la réception, faite au Sultan à Londres:

Lorsqu’une noble Reine, en ces jours de démence,Décora de sa main le bourreau des chrétiens, —Pourra-t-on dire encore, ainsi qu’aux temps anciens:«Honni soit qui mal y pense»?*

Voici une lettre parfaitement vide, c’est faute d’une lettre à toi. A travers tout, je me sens constamment inquiet — et très découragé. — J’embrasse Marie et serre la main à Birileff. — Ah, que Dieu te garde.

T. T.

Перевод

Москва. Понедельник. 24 июля 1867

Мы все еще не дождались события, которое казалось мне неизбежным в день моего приезда — но которое, в любом случае, сильно задерживается*. Я ежедневно хожу навещать Аксаковых — и с величайшим удовольствием проделываю при солнышке этот путь, в конце которого тебя ждет обширный сад, просторные светлые комнаты, свежие телеграфические депеши и непременность умного разговора… Это, конечно, то, чего меньше всего недостает в Москве, в среде, где я вращаюсь. Я повидался с Катковым и всем его окружением — давеча я провел два часа у Самарина, слушая в его чтении крайне интересный очерк, написанный как предисловие ко второму тому пражского издания сочинений Хомякова — и… один раз я обедал у Одоевских вместе с княгиней Долгорукой, бывшей Боде, которая, так же как и княгиня Одоевская, незадолго перед тем распрощалась с государем, чей нездоровый вид произвел и на ту и на другую тяжелое впечатление… Вчера, в воскресенье, мы, как было условлено, отправились после обедни пить чай к Ване… Я встретил там его верного друга генерала Кулебякина, который наотрез отказался слушать мои благодарности за проявляемую им к Ване доброту и заверил меня, что в их товариществе он сторона одариваемая, а не дарящая. — Этого мне вполне достаточно. Очевидно, что, даже со скидкой на учтивость, генерал принимает своего юного друга совершенно всерьез, а это, как ты понимаешь, немало способствует укреплению их дружбы. — Вечера у меня обычно сводятся к Английскому клубу, где мой брат уже с шести часов ожидает меня, слоняясь из угла в угол, как неприкаянный, и то и дело впадая в беспокойство, первый отчет о котором я получаю в передней от клубной прислуги. — Однако вчера я обманул его ожидания, так как, соблазнившись исключительной мягкостью и приятностью вечера, задержался в обществе Щебальского на променаде в Сокольниках, куда мы ходили слушать оркестр князя Голицына*, личности очень уважаемой и очень популярной в Москве — красавца и добряка.

Пятого числа следующего месяца в Троице-Сергиевой лавре будут праздновать юбилей митрополита Московского, и я собираюсь отправиться туда накануне в компании Сушкова и моего старинного друга Бодянского, с которым я век не видался. Этот юбилей единственный в своем роде, и мне очень любопытно на нем побывать. — Только восславлять его в стихах, как меня просили, я ни в коем случае не стану. — Раз уж речь зашла о стихах, то вот четверостишие, которое недавно было послано леди Бьюкенен* по случаю приема, оказанного в Лондоне султану:

Коль монархиня вдруг, в наше время шальное,Палачу христиан славный орден вручит, —Как же древний девиз тогда прозвучит:«Позор узревшему в этом дурное»?*

Вот совершенно пустое письмо, ошибкою адресованное тебе. Как бы там ни было, я чувствую постоянную тревогу — и страшное уныние. — Обнимаю Мари и жму руку Бирилеву. — Господь с тобой.

Ф. Т.

Тютчевой Эрн. Ф., 7 августа 1867*

134. Эрн. Ф. ТЮТЧЕВОЙ 7 августа 1867 г. Москва

Moscou. Lundi. 7 août

Non, mille fois non. Je ne peux pas, je ne veux pas me résigner à la paralysie de tes pieds et de tes mains. Je ne veux pas accepter, comme définitif, cet état d’impotence dont tu me parles dans ta lettre du 27 juillet, et qui devait disparaître tout naturellement par le progrès de la convalescence. — Je vois clairement à travers les demi-aveux que ce progrès est nul et que ton état, à tout prendre, a plutôt empiré qu’il ne s’est amélioré dans ces derniers temps. Je ne puis dire l’horrible inquiétude que tout cela me donne. Mais c’est une inquiétude morose, désespérée, et qui pèse sur moi comme un cauchemar. — Ce qui m’achève, c’est l’absurde incertitude où je vis ici relativement aux couches d’Anna. Tous les termes sont dépassés, et il n’y a plus un calcul raisonnable à faire, pour s’orienter. En attendant, Kitty et ma sœur s’en iront d’ici le 10 de ce mois, c’est-à-d<ire> jeudi prochain, et il faudra, Kitty partie, attendre l’arrivée de la vieille Mad<ame> Aksakoff*, pour avoir une marraine pour cet enfant à naître. Tu vois d’ici cette interminable perspective de délais possibles et même probables. Je ne saurai te dire l’état d’exaspération où tout cela me met et que je suis obligé de dissimuler. Ces délais compromettent non seulement ma course à Ovstoug, mais ils vont me mettre dans l’obligation de m’adresser à je ne sais plus qui à Pétersb<ourg>, pour demander un congé en forme, chose que j’avais espéré de pouvoir éviter. Tout cela ne serait qu’un demi-mal, si j’avais l’esprit tranquille sur ton compte, et si je ne sentais comme un abîme tout prêt à s’ouvrir entre toi et moi. Ah, je pensais que des angoisses de cette nature me seraient épargnées, et que rien ne viendrait ébranler la certitude où j’étais… de m’en aller d’ici d’auprès de toi… En te disant ceci, je te livre le spectre qui m’obsède sans relâche — et que je retrouve à poste fixe chaque fois que je suis livré à moi-même.

1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 ... 121
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Том 6. Письма 1860-1873 - Федор Тютчев бесплатно.

Оставить комментарий