Эстляндии были приведены температурные минимумы и максимумы за год – результаты многолетних наблюдений, а также утверждалось, что климат в целом «умеренный и здоровый»[500], про Курляндию было сказано: «Климат хороший, но суровый… может быстро переходить от жары к холоду и от холода к жаре. Часты дожди и туманы»[501]. Такие сведения давали только общие представления о погодных условиях, не являлись какой-то уникальной информацией и не могли ответить, например, на такой важный вопрос, в каком месяце может понадобиться французским солдатам зимняя форма. При этом более подробную информацию найти было несложно. Например, при описании погодных условий Московской губернии были приведены не только средние температуры по временам года, но и примерное время начала холодного сезона[502]. Аналогично в записке по Лифляндской губернии также приводились довольно точные сведения о времени начала зимы: «Зима начинается с приближением ноября и продолжается до марта. Иногда холода бывают и в апреле. Снег начинает идти часто в октябре, а иногда даже в сентябре. Но он быстро тает, и потому дороги, на которые уже выпадал снег, нельзя использовать до конца ноября или даже начала декабря»[503]. Если сравнить данные тетрадей по Лифляндии и Московской губернии с частными письмами из Великой армии 1812 г., то можно заметить, что зима 1812/1813 гг. весьма точно совпала с теми средними данными, которые приводили авторы записок начала 1812 г.
С началом боевых действий уже имевшийся у французского общественного мнения образ России использовался в пропагандистских целях, подвергаясь порою определенной коррекции для достижения сиюминутных целей. На протяжении большей части кампании император старался доказать европейскому общественному мнению, что климат в России не столь суров, как об этом привыкли думать. Таким образом, Наполеон надеялся успокоить население Франции и союзных государств относительно судьбы солдат, отправленных на эту войну. Аналогично наполеоновская пропаганда пыталась опровергнуть представление о бедности России с помощью частых упоминаний о найденных в захваченных городах запасах всевозможного продовольствия.
Распространенное представление о России как о пустынной стране с ужасным климатом неоднозначно использовалось наполеоновской пропагандой при описании Российской империи во время кампании 1812 г. На протяжении большей части похода материалы, упоминавшие погодные условия в России, должны были корректировать или даже опровергать представление об ужасном российском климате. Однако при необходимости французская пропаганда оживляла это глубоко укоренившееся представление, но не акцентировала внимание на описаниях подробностей. Подобная тенденция обозначилась еще перед началом войны, однако более всего проявилась во время нее.
Климатические стереотипы прежних эпох использовались наполеоновской пропагандой в тех ситуациях, когда необходимо было подтвердить превосходство Франции. Например, в первые месяцы войны французские газеты активно включились в «войну перьев», выступая с опровержениями русских пропагандистских листовок. Например, в листовке, обращенной к русским солдатам, нужно было создать в целом отрицательный образ России, и потому «французские гренадеры» гневно отвергли предложение переселиться в империю Александра I. Они отказывались покидать «нашу замечательную страну ради вашего ужасного климата»[504]. Похожие слова были вложены и в уста «немца», отвечавшего на листовку Барклая де Толли [505].
Но гораздо больше усилий, напротив, тратилось на преодоление подобных представлений в общественном сознании, т. к. необходимо было успокоить родственников сотен тысяч французских солдат, воевавших в далекой России. Пропаганда в этом отношении, как и в 1806–1807 гг., работала по двум направлениям: во-первых, французов старались убедить, что армия снабжена всем необходимым и никакие погодные явления ей не страшны, а во-вторых, что российский климат не столь суров, как о нем привыкли думать. Причем император французов убеждал в этом не только жителей Франции и остальной Европы, но и проводил ту же точку зрения в личных беседах со своими приближенными[506].
Без упоминаний о погоде в России не обходился практически ни один бюллетень Великой армии. Так, в первые месяцы кампании в них неоднократно упоминалась необычайно жаркая погода, установившаяся в тот год в России, и даже утверждалось, что в настоящий момент в России жарче, чем в Италии[507]. В сентябре-октябре российскую погоду сравнивали с французской: «Здесь светит солнце и теплее, чем в Париже в это время года. Незаметно, что это север»[508], – утверждал бюллетень от 9 октября. Надо отметить, что данные о погоде, опубликованные в газетах, часто очень сильно расходились со сведениями из частных писем, которые отправлялись во Францию из России. Так, Э. Мунье в письме от 30 июня из Вильно сообщал: «Погода холодная и облачная, как у нас в ноябре»[509].
Столь же часто Наполеон писал в бюллетенях об отличном снабжении армии. Для распространения новых для Европы представлений об умеренности российского климата использовались не только бюллетени Великой армии и газетные публикации. В памфлетах Дамаза де Раймона и Ш. Л. Лезюра о России, вышедших осенью 1812 г., отдельные страницы также посвящены вопросам климата[510]с подробной характеристикой погодных условий в европейской части империи в зависимости от климатического пояса.
Наполеоновские армии традиционно во всех походах снабжались за счет оккупированных территорий. Однако в этот раз в личных беседах и переписке с военачальниками император французов неоднократно заявлял, что во время похода в Россию о многом придется позаботиться заранее. Но широким слоям населения незачем было знать об этих отличиях кампании 1812 г. от предыдущих, поэтому в официальных сообщениях из армии регулярно писали о больших запасах, найденных на захваченных территориях. Тема снабжения армии всем необходимым была одной из самых часто встречающихся в бюллетенях Великой армии. На протяжении всего периода наступления и пребывания армии в Москве, в прессе неоднократно появлялись заметки о захвате французскими войсками в России больших армейских магазинов (например, в Борисове[511]). Moniteur писала о хороших видах на урожай в западных губерниях Российской империи и герцогстве Варшавском[512], а также и в окрестностях Смоленска и Москвы, где земледелие, по уверениям бюллетеней, сделало за последние годы очень большие успехи[513]. Постоянное перечисление найденных запасов продовольствия должно было убедить французское общество в том, что армия легко переносит тяготы похода.
Самое большое количество припасов было найдено в Москве, где каждый дом, если верить 20-му бюллетеню Великой армии, обладал восьмимесячными запасами продовольствия[514]. Временной период здесь указан не случайно: согласно распространенному представлению, именно столько длилась зима в России. В преддверии холодов сообщалось также о том, что французские солдаты нашли много мехов. И даже после московского пожара «запасы хоть и уменьшились, но включают в себя еще много всего. Есть в изобилии хлеб, картофель, капуста и овощи, мясо, вино, водка, сахар, кофе и другие продукты»[515]. Упоминание в данном контексте сахара и кофе,
