и выходит на кухню, а я обнимаю отца и сажусь рядом с ним на диван.
– Пап, – бормочу виновато, – Лерой ни при чём. Понимаешь, мы с Пашей сбежали от него, хотели побыть наедине, а Амиров нас нашёл. Меня нашёл... И вот, привёз. Ему просто не до звонков было. Прости.
Ощущаю отцовское тепло и готова заурчать от удовольствия, словно котёнок, только отыскавший маму-кошку. Мне так не хватало папы все эти годы! Меня тянет рассказать ему обо всём, что так беспокоит и волнует в эти минуты, поделиться с ним самым сокровенным. Я до безумия хочу вернуть его в свою жизнь и сейчас вижу, что ещё не поздно.
– Арин, ты в своём репертуаре, да? Ещё и Павла подначиваешь на глупости! – улыбается Кшинский, и я улыбаюсь вместе с ним, привалившись щекой к его плечу.
– Да если честно, идея сбежать принадлежала Макееву, – краснея, отвечаю отцу, – но Лерой ему уже объяснил, что так больше делать не нужно.
– Что значит «объяснил»?
– Вре́зал ему! – открыто заявляет Амиров, возвращаясь с кухни. – С Родионом ничего страшного: пара ушибов и лёгкое сотрясение. Недельку на больничном посидит и будет как новенький.
– Что значит «врезал»?! – Отец вскакивает с дивана, совершенно пропуская мимо ушей информацию о Родике и не обращая внимания на меня, вновь потерявшую отцовское плечо. – Ты?! Макееву?! Господи, да вы в могилу меня свести захотели?! Амиров, это тебе с рук не...
– Папа,– не знаю, зачем решаюсь вступиться за Лероя, но иначе не могу. Ещё по дороге домой я хотела поблагодарить Амирова за то, что появился так вовремя и не дал произойти тому, что пока точно не должно было случиться. Но этот его разговор по душам так и не дал мне этого сделать. – Папа, Макеев сам напросился! Он был слишком горяч и груб. На месте Лероя я бы и сама дала ему в нос.
– Ладно, – вскидывает руки вверх отец. – Поздно уже. Я – спать!
Из заботливого и чуткого он вмиг превращается в себя обычного: холодного, отчужденного, безучастного. Не прощаясь, не желая добрых снов, да даже так и не обратив внимания на то, что я вернулась домой вся зарёванная, он спокойно оставляет нас с Лероем внизу и бредёт к лестнице, чтобы поскорее вернуться в объятия Снежаны.
– Арина, чтобы больше никаких сюрпризов! – Остановившись через пару степеней, отец всё же оборачивается, по привычке раздавая указания. – Амиров, с завтрашнего дня возьмёшь на себя обязанности Родиона! – А потом чуть мягче, словно вспомнив, с кем говорит: – На время. Прошу.
Амиров кивает, а до меня только доходит, что теперь Лерой будет рядом со мной ещё чаще и без свидетелей. А я так надеялась, что отец его наконец-то уволит!
– Держи! – Мягкий бархатистый голос Валеры выводит из ступора. Он протягивает мне мой же мобильный, который забрал из кафе, и нагло так подмигивает. – Ну что, мелкая, перемирие?
В это мгновение я завидую Лерою, который без напряга и дрожи в коленях может запросто говорить со мной, не испытывая при этом ровным счётом ничего. Как никогда, хочу научиться общаться с ним так же, но чем больше смотрю на него, такого сильного, красивого, желанного, тем отчётливее понимаю, что этому не бывать. Я могу либо любить его беззаветно и пылко, либо ненавидеть с не меньшей силой. Середины нет!
– Перемирие. – Натягиваю на лицо улыбку, максимально естественную, скрывающую неуёмное волнение, выхватываю телефон из его рук и бегу к себе: не дождёшься, Амиров!
Остаток ночи проходит в безуспешных попытках заснуть. Ворочаюсь, постоянно перебирая в мыслях осколки воспоминаний: поцелуи Макеева, близость Амирова и наш с ним бестолковый разговор. Мне что-то в этой истории не даёт покоя, и лишь к утру понимаю, что именно. Павел...
Да, у него разбит нос. Да, Лерой умудрился унизить его. Но Макеев спокойно отпустил меня с Амировым и даже не поинтересовался, как я добралась. При всех его признаниях и напускной заботе, он совершенно про меня забыл. Или...
Хватаю с прикроватной тумбочки телефон, в душе лелея глупую надежду, что тот просто на беззвучном: мне так не хочется осознавать, что и Макееву нет до меня никакого дела, что и он просто играет с моими чувствами! И когда среди десятков отцовских вызовов не нахожу ни одного от Павла, выдыхаю с грустью: ему всё равно. Правда, заметив сообщение, которое он отправил ещё вечером с указанием места нашего нахождения, всё же расплываюсь в улыбке и блаженно заваливаюсь на подушку, раскидывая руки в стороны: Паша заботливый и ответственный, а не позвонил потому, что телефон находился в руках Амирова.
Позабыв, что стрелка на часах едва перевалила за семь, звоню Макееву сама. Я тоже хороша: бросила парня истекать кровью. А вдруг Лерой ему что-то сломал своим здоровым кулаком?
– Малышка, привет! – бодрым голосом отвечает Паша, словно давно на ногах. – Как ты?
И всё же он переживает!
– Нормально. Амиров достаточно быстро привёз меня домой. – Переложив телефон в другую руку, прижимаю его ближе к уху, намереваясь проболтать с Пашей всё утро.– А ты как добрался? Как твой нос?
– Терпимо! – фыркает Макеев, а я слышу в трубке странный посторонний шум. Паша явно не дома, но спросить его не успеваю.– Ты прости, Ариш, но мне сейчас не очень удобно разговаривать.
– Ладно...– Он впервые прерывает меня, – видимо, всё-таки сердится. – У тебя всё хорошо?
– Да, просто вылет через час, а я едва успел в аэропорт. – И правда, фоном слышу объявление о начавшейся регистрации на какой-то рейс.
– Вылет?
– Я же говорил тебе, Арин. – В голосе Макеева звучит неприкрытый укор, что в очередной раз слушала его невнимательно.– Вернусь только в пятницу. Надеюсь, к этому времени ты успеешь соскучиться и согласишься на выходные поехать со мной. Ладно, милая, мне, правда, нужно бежать. Целую.
– И я... – Хочу сказать «целую», но Макеев бесцеремонно скидывает вызов.
