— Дозволь, государь? — поспешил боярин Морозов. — Сдается мне, Казань утихомирить есть резон.
— Каким образом, — сурово спросил царь, недовольный тем, что боярин идет поперек его слова. Раз велел он, государь, идти, стало быть — покидай шатер.
А Морозов вроде бы не заметил, что к прежнему цареву гневу добавился новый, отвечал спокойно:
— Тур выше стены срубить на пару дюжин пушек и в город ядра кидать.
Мгновенно изменилось настроение царя. Воскликнул тот восторженно:
— Умница ты разумница! Бери посоху, сколько потребно, и руби свой тур! Меж Арских и Ханских ворот поставишь. Пищальников и самострелыциков из Большого полка на туре посадить можно. Вот потеха будет. Всем потехам потеха.
С раннего утра повеления Ивана Васильевича начали спешно воплощаться в жизнь: ратники, коим был определен поход, готовились к нелегкому пути; лазутчики, чьим проводником вызвался быть сам мурза Камай, поспешили разведать место острога; казаки и ратники Сторожевого полка принялись искать тайный ход; посоха — рубить туры. Но если без потерь и происшествий вернулись лазутчики, и воеводы, наметив пути и порядок сечи, Двинули своих ратников на острог; если посошники застучали привычно топорами, наращивая венец за венцом, и хотя тур был необычен как по величине, так и высоте, дело у плотников спорилось; то тайный ход у ворот Нур-Али найти никак не удавалось, и вечером, когда отчаявшиеся ратники и казаки стали уже сомневаться, а существует ли он вообще, кто-то из них предложил подкопаться под стену, затем пойти подкопом вправо и влево — если есть тайный ход, какой-либо из усов на него выведет.
Царь одобрил идею, велел Ертоулу и посохе рыть подкоп, начав его за Даировой баней, чтобы со стены не углядели бы работ. Грунт оказался податливым, без большого труда докопались проходчики до стены, и только прорыли саженей пять вправо, как услышали голоса — кто-то уходил из крепости.
Заманчиво было докопаться до тайного хода, но воевода Ертоула князь Дмитрий Микулинский рассудил иначе: затащить в подкоп пороху несколько мешков и взорвать его. От взрыва напрочь завалится тайный ход, и не придется в нем мечи скрещивать, кровь лить.
Так и поступили. Только не рассчитали немножко: не только тайный ход взрывом разрушило, но и в городской стене образовался пролом. Казаки, недолго размышляя, кинулись в пролом, их поддержали пешцы Сторожевого полка, а также бывшие при полку черкесы и стрельцы, и поначалу им сопутствовал успех, они захватили несколько улиц, но казанцы вскоре пришли в себя и стали теснить смельчаков. Тогда нападающие послали к царю за спешной подмогой, чтобы развить успех, но царь и на сей раз повелел отступить. Он не хотел рисковать, ибо неудача здесь может иметь самые пагубные последствия. К тому же, он не имел еще сведений от воевод Горбатого-Шуйского и Курбского.
А что, если поход их окажется не совсем удачным?
Знай бы Иван Васильевич, чем дело кончилось под лесным острогом, не стал бы, возможно, он так осторожничать. Казань бы могла пасть в тот день, ибо в пятнадцати верстах северо-восточней столицы ханства русские ратники праздновали полную победу.
Воеводы, пустив пешцев по лесной дороге к острогу, конницей пробились к нему лесом и затаились в чащобе справа и слева. Едва лишь первые сотни пешцев вытекли из леса и принялись ровнять строй для сечи, едва лишь шестерки цугом выволокли на вольную вольность пищали, как из ворот острога вылетела, подбадривая себя криками, татарская конница — постромки отстегнуты от пушек моментально, десятки рук ухватились за станины и колеса, успели развернуть стволы и пустить дроб в мчащуюся сломя голову массу, сбив тем самым стройность атаки; и все же удар оказался сильным, передовые сотни вскоре полегли на лугу, хотя и бились отчаянно, а из леса спешили новые и новые сотни, сеча становилась тягучей, и все же не одолеть бы пешцам татарскую конницу, пришлось бы смазывать пятки, оставиз в руках ворогов чудо-пушки, пехота уже пятилась к лесу медленно, упорно рубясь с ворогами, но все же — пятилась. И вот когда татарам уже виделась победа, из леса с двух сторон вылетели русские конники. Часть из них сразу же ворвалась в острог, остальные навалились на конницу татар и черемисов.
Вскоре все было кончено. Боголепный луг устлан конскими и людскими трупами, несколько сотен магометан побросали оружие и склонили головы перед победителями.
Все съестное, что находилось в остроге, навьючили на татарских боевых коней, сбили в стада коров, коз, овец и вместе с пленными отправили в стан к царю Ивану Васильевичу.
Доволен царь. Послал с гонцом свое ласковое слово воеводам и ратникам, призвал их потрудиться не хуже под Арском, покорить его непременно. Тогда, как считал царь, можно будет, благословясь, и Казань брать. Тылы обеспечены. Одно оставалось тревожным — ногаи. Царь, правда, посылал еще прежде к хану ногайскому посольство, и тот дал слово не вмешиваться в распрю. Но можно ли доверять безоглядно басурманскому слову? Вот и отправил Иван Васильевич, не ожидая возвращения Горбатого-Шуйского и Курбского из Арска, на Ногайский тракт Сторожевой полк и добрую половину касимовских татар во главе с Шахом-Али.
Хорошую зуботычину схлопотали в это же время русские ратники у Арских ворот, их неудача тоже повлияла на решение царя повременить с ударом по Казани.
Получилось это так: тур, предложенный боярином Морозовым, ертоульцы и посошники срубили и почти без помех собрали его. Затащили на сработанных для этой цели полозьях десяток тяжелых орудий да полусотню средних; на тех же полозьях, устроив гнезда, наладили подъем ядер. Нелегкая работа, ибо вес ядер для тяжелых пушек более сотни пудов. Дали первый залп из всех пушек, и радостью великою наполнились сердца пушкарей: дома рушатся, погребая заживо хозяев, а кто живым выбирается из развалин, тут же их достают болты самострелов или дроб рушниц. Одно спасение — скорей под стену.
Второй залп еще больше паники поднял в городе. Стоны и крики наполнили его.
— Башка! Боярин Морозов, воевода наш! — восторгались пушкари. — Попляшите теперича у нас. Ой, попляшите!
Постреляв, насколько хватило сил, решили пушкари передохнуть и потрапезовать, чем Бог послал. Ратники тоже за еду принялись. С малой дружиной отъехал в свой шатер, чтобы тоже отпраздновать великое дело, Михаил Воротынский, и не предупредил он младших воевод да сотников своего полка, чтобы держали несколько сотен наготове, не благодушествовали бы. Увы, коль скоро сам главный воевода беспечен, рать его вряд ли станет бдеть. Даже наблюдателя на высоком туре не поставили.
Чуть было не потеряли все, а жизней потеряли не одну сотню.
Нежданно-негаданно множество веревок, мелькнув в воздухе, толстыми змеями повисли со стены, и вот уже по ним заскользила вниз стремительно вылазка. Двинулись муравьями казанцы через тарасы, что прикрывали Арские и Ханские ворота, одновременно открылись Крымские и Аталыковы ворота, из которых понеслись на беспечных ратников Большого полка (многие даже доспехи поснимали) и пушкарей.
Так спешно и так тихо воеводы казанские подготовили вылазку, что диву давались россияне. Татарам было чего ради и спешить, и налетать так стремительно, ибо высокий тур с множеством пушек и со стрельцами угрожал им страшной угрозой. Им важно было во что бы то ни стало захватить тур, разметать его, втоптать в ров пушки, а если Аллах соблаговолит, то часть их уволочь в крепость. Казанцы в малое время окружили тур, влезли на него и бьются уже со стрельцами и пушкарями, которых у орудий — кот наплакал. Новые и новые волны накатываются на растерявшийся полк, чтобы он не смог прийти в себя. Необходимо было ему дать хоть немного времени, и князь Михаил Воротынский, еще не успевший снять доспехи перед трапезой, вскочил на коня и наметом понесся со своей малой дружиной наперерез казанским конникам, чтобы задержать их и дать полку собраться с силами.
Поспешили за Воротынским воевода Петр Морозов, князь Юрий Кашин и иные все воеводы, кто интереса ради, верно ли поступили, построив высокий тур, прибыли сюда посмотреть на действие орудий. По сравнению с татарской конницей их была горстка, но дерзость князей-воевод внесла перелом в сечу — увидев главного воеводу с рассеченной щекой, ратники его полка кинулись к нему на выручку, образовав плотное ядро, которое множилось быстро, и вот уже начало хоть и медленно, но упрямо протискиваться к туру. Придавали твердую направленность этому движению Морозов, Кашин и Воротынский, доспехи которых были уже изрядно посечены, а у князя Воротынского зияла косая рана через все лицо. Но разве воеводам было до ран, когда видели они, что казанцы, одержав верх над защитниками тура, сбрасывают с него пушки, скатывают ядра, рассыпают порох и ломают вороты.
Во что бы то ни стало тур нужно отбить. И это — главное. А раны заживут.
