дней,
Где б жизнь твоя могла дышать,
Не слившись там с моей?
Скажи, хоть это боль и страх, пока не потерпели крах.
Но если чувствуешь в душе,
И в самой глубине,
Что при открытости моей
Ты не открылся мне?
О ложной жалости забудь, правдиво объясни мне суть.
Желает сердце ли твоё,
Что не могу я дать?
Аккорд, что под иной рукой
Разбудит, даст поспать.
Скажи сейчас, чтоб как-то, вдруг, не стала сохнуть я от мук.
Внутри тебя живёт ли дух
Злосчастных перемен,
Кого всё новое влечёт
И забирает в плен?
Но это не твоя вина – себя я защитить должна.
Но мог бы руку ты отнять,
Ответить на вопрос:
Рок иль ошибка, нет, не ты —
Основа всех угроз?
Утешит совесть так иной, но будешь ты правдив со мной.
Не отвечай, я слов боюсь,
В них поздняя мольба;
Твоих раскаяний не жду,
Смотри, моя судьба
Пусть разобьёт мне сердце, но, я всем рискнула б всё равно!
Символ любви
Ты печален, что для девы
Дар роскошный не готов?
Принимают королевы
Лишь дары богов.
Ты серебряное сердце
Тяжким молотом отбей,
В горн Любви горячий, яркий
Брось его скорей.
Проколи его пребольно,
Вязью вырежи на нём
Негу снов, чудные знаки,
Сладость дум кругом.
Внутрь поставь сапфир Надежды
И опалы страшных грёз,
Мужества рубин кровавый,
С ними жемчуг слёз.
А когда ты приготовишь
Свой подарок точно в срок,
Положи его смиренно
Деве той у ног.
Коль она проявит милость,
То, направив гордый взгляд,
Дар твой спрячет в побрякушках,
Что на ней блестят.
Артур Хью Клаф[99]
(1819–1861)
Из сборника «Амбареалиа» (1849)
Любовь, не обязанность
Можно в мыслях – колебаться,
В рассужденьях – ошибаться,
неумелый труд,
В деле – опытность награда;
Всё по правилам, как надо
Ты обязан сделать тут;
Время вышло – дел конец!
Но иное для сердец:
Или отданы навечно,
Иль не отданы, навечно;
Всё ж иное для сердец.
Слиться душам по уставу —
Это праздная забава!
Как и счастье жизни всей
Доверять капризам; право,
Что же может быть подлей!
Парень! дева! знайте это;
Дали вы любви обеты,
Но и долг за нею где-то!
Ведь его причуды вмиг
Направляет страсть в тупик.
И влюблённый – коль в ответ
Может быть, услышит: «Нет» —
Всё ж в надежде и волненье;
Бойся, бойся тех сомнений!
Если дал любви обеты,
Долго помни, помни это!
Чарльз Кингели[100]
(1819–1875)
Из сборника «Андромеда и другие стихотворения» (1858)
Сапфо[101]
Она лежит средь миртов на утёсе;
Над нею – жаркий полдень, ниже – море,
В горящей дымке белый пик Афона
Вздымается, застыли ветерки.
Цикада спит средь прядей тамариска;
Устав, замолкли птицы. А внизу
Лениво блещет водоросль на солнце,
Лениво чайка отряхает крылья,
Лениво что-то шепчут рифу волны,
Вновь уходя. Великий Пан чуть дремлет;
И Мать-Земля хранит его покой,
Бесчисленных детей своих смиряя.
Она лежит средь миртов на утесе;
По сну печалясь, что несёт молчанье,
Оставив лишь тоску; и днём и ночью
Желания в её врывались сердце.
Вся кровь её зажглась: и тонкость рук,
И белоснежность ног, и щёк румянец
Исчахли с изнурённою душой.
Её лицо пылало раздражённо;
Закрыв глаза от солнечного блеска,
Она травы касалась, охладить
Жар уст пытаясь о горячий дёрн.
И голову подняв, бросала вверх
Неистовые взгляды странных глаз,
Мерцавших средь иссиня-чёрных прядей,
Как блески двух озёр средь тёмных гор
Парнаса при унылом лунном свете.
Она ракушкой провела по лире,
Серебристых струн напев раздался дикий;
Но бросила играть. «Молчи! – вскричала. —
Плод мёртвый черепахи[102] и меня!
Ну что не в лад с тобой я исполняла?
Хоть ты была в Олимпии[103], звеня,
Три раза, ты ответь мне каждым тоном,
Но более живым и утончённым.
Прощай
Дитя, тебе не подготовил строк я:
Нет жаворонка в небе – только тень:
Всё ж на прощанье дам тебе урок я,
На каждый день.
Будь доброй, дева, умных знай, конечно,
Дела верши, а не мечтай о них:
Звучат пусть жизнь, и смерть, и мир твой вечный —
Как сладкий стих.
Из книги «Дети воды, волшебная сказка для земных детей» (1863)
Юность и старость
Когда мир молод, парень,
И зеленеет древо,
И гусь как лебедь, парень,
А девы – королевы.
Коня взнуздай-ка, парень,
И обскачи весь мир!
Свой путь узнай-ка, парень,
И ты придёшь на пир.
Когда мир старый, парень,
И дерева опали,
Пусты забавы, парень,
И все колёса встали,
Ползи к теплу и крову,
Больной, лишённый сил;
Бог тебе явит снова
Лицо, что ты любил.
Данте Габриэль Россетти[104]
(1828–1882)
Из сборника «Стихотворения» (1870)