Георгий Макарыч был высоченным человеком, под два метра ростом. Ему давно уже стукнуло за шестьдесят, но выглядел он моложаво. И одет он был, несмотря на теплый погожий рассвет, в тяжелые военные ботинки приличного размера и спецназовскую форму восьмидесятых годов без знаков различия. Несмотря на возраст и очень высокий рост, он был крепкого телосложения. Из-под козырька кепи на Панкрата смотрели бездонные серые глаза.
– Если бы я подошел сзади, а не сбоку, хрен бы ты меня заметил, – пожаловался он на ситуацию, поправляя ружье.
– Георгий Макарыч, так ты ж сзади и подошел! – возмутился Суворин. – Если б ты сбоку подошел, я б тебе ствол упереть мне в затылок не позволил.
– Ну как же! – ехидным тоном произнес Макарыч. – Что ты, что Димка – никогда поражения не признаете. Что за люди? Один амбиционизм, – вздохнул он и добавил: – И нечего тут стоять. В дом пошли.
Поправил ружье и быстро пошел к дому.
Дом у Георгия Макарыча был каменный, построенный на века. Вокруг него проходил настоящий ров, заполненный водой.
– Глубина три метра и ширина три метра, – с гордостью сообщил он, проходя первым по узкому деревянному мостику, переброшенному через ров.
– Ничего себе! – присвистнул Панкрат от удавления, хотя очень хорошо знал эту информацию.
– Меня просто так не возьмешь, – заявил Георгий Макарыч, ожидая, пока пройдет гость. А затем быстро поднял мостик специальным приспособлением.
Сразу же за рвом начинался огород с аккуратными широкими грядками, на которых произрастали различная зелень и картофель. Между грядок важно, не боясь гостя, расхаживали куры.
– А куры не сбегают? – спросил Панкрат, вспомнив историю про цыгана, которому Георгий Макарыч устроил самосуд.
Тем временем они прошли огород и подошли к двухметровому каменному ограждению, отделяющему двор от огорода.
– От меня?! – остановился дядя Жора и с обидой посмотрел на Панкрата. – От меня ни одна вошь не сбежит. А ты – куры.
Он открыл высокую металлическую калитку и, пропустив гостя во двор, закрыл ее на замок.
Небольшой, окруженный каменным ограждением двор был тоже вымощен камнем. Ни травинки, ни цветочка не произрастало вокруг. Если не считать клумбы, разбитой с восточной стороны. Она заросла благоухавшими на весь двор пионами и очень оживляла крепостную архитектуру вместе со старой разросшейся сливой, стоявшей прямо у входа в дом.
Панкрат поднял голову и посмотрел наверх. Небольшие окна в доме напоминали бойницы. Дверь, как и калитка в ограждении, была металлической. А за ней была вторая, деревянная.
«Он – сумасшедший, – вспомнил Панкрат слова «альфовца» о его дядьке. – Его контузило, когда служил в Афгане. Был после этого комиссован. Получил инвалидность. Народ в округе об этом знает. Поэтому близко к дому не подходит. Детей им пугают. Объявились, правда, год назад несколько имбецилов. Решили Макарыча на крепость проверить…»
– И что? – спросил тогда Суворин.
А Волков улыбнулся и ответил:
– Получили соли в жопу и побежали домой отмачиваться.
Панкрат вспомнил, что тогда в голосе альфовца прозвучала гордость за родного дядьку.
– Ты знаешь, – сообщил он шепотом, – у него даже цыгане кур не воруют. Его куры помеченные. Ходят где хотят. А вечером домой возвращаются. В заборе лаз небольшой для них.
– Цыгане? – удивился тогда Панкрат. – Им-то что, своровал, и ищи-свищи.
– Он задушил одного.
– Как?
– Поймал его вместе с курицей.
– И что?
– Снял ремень со штанов и, пока тот ножом махал, набросил ему на горло и затянул. А парень здоровый был. Курица, правда, куда-то сбежала. Но через два дня вернулась и села на яйца.
– Ничего себе история! – Суворин тогда решил, что друг его «разводит».
– За что купил, за то и продаю, – отпарировал Волков, но потом «раскололся»: – Но ремень-то дядя Жора недолго держал. Секунд через двадцать отпустил. Дал парню отдышаться и пообещал пристрелить, если тот своим не объяснит, что к чему.
– Почему в дом не проходишь? – в дверях, неожиданно прервав воспоминания Суворина, появился Георгий Макарыч.
– Да-да, иду, – улыбнулся ему Панкрат, восхищаясь тем, как тот бесшумно передвигается.
В отличие от многих сельских домов, веранды или сеней здесь не было. Первый этаж представлял одну большую комнату с громадной русской печкой, несколькими широкими деревянными скамьями, столом и двумя шкафами, стоявшими в разных углах. Все было самодельным. Но сделано было аккуратно и не без изящества. А сверху покрыто лаком.
– Чтобы червь не точил, – объяснил Георгий Макарыч, проследив за взглядом гостя.
Полы в доме тоже были деревянные и покрыты лаком. А сверху лежали яркие циновки.
– Димка подарил, – зорко следя за Сувориным и угадывая его мысли, сообщил хозяин.
– Да хвастались уже, Георгий Макарыч, – улыбнулся Панкрат, – в прошлый раз, когда я приезжал.
– А сейчас насколько приехал? – спросил тот.
– Ненадолго, – ответил Панкрат. – Утрясу с вами пару вопросов и уеду.
– Значит, опять дела, – усмехнулся Макарыч и бросил суровый оценивающий взгляд на гостя. Потом вдруг засуетился: – Завтракать будем сейчас. Я такого кулеша заварил с курятиной… у-ум, – издал он причмокивающий звук.
Он убрал заслонку в печи и вытащил оттуда увесистый чугунок. Поставил его на стол и открыл крышку. Комнату заполнил божественный аромат, который может исходить только от угощения, приготовленного в русской печке.
– Черт, как вкусно пахнет! – выдохнул Суворин и сел за стол.
– Вот то-то, – Георгий Макарыч опустил черпак в горшок и начал разливать по тарелкам густой кулеш. – Печь я летом редко топлю. Все больше на электрической. Так что пользуйся случаем. Угощайся.
Он поставил перед гостем полную тарелку.
– Значит, генератор до сих пор работает? – с интересом спросил Панкрат, вспомнив, что у Георгия Макарыча в подвале стоит генератор собственного изобретения.
– Барахлит, – вздохнув, признался тот, подавая ему ложку. – Новый нужен. Да это мне уже не по средствам.
– А я вот тебе работу привез.
Панкрат снял куртку, повесил ее на спинку стула, затем отстегнул барсетку и положил ее на стол.
– Что там? – кивнул головой Георгий Макарыч.
– Золотой медальон с изумрудами.
Дядька Волкова пару минут сидел
