Уже много позже, в Москве, когда ко мне приходили подружки, папа по моей просьбе обязательно развлекал нас этими неожиданными историями. Он их не просто рассказывал, он их разыгрывал в лицах, по-актёрски — необычайно талантливо. Его злодеи были ужасны, как гоголевский Вий или колдун из „Страшной мести“. А добрые герои очаровательны и восхитительны. Страшное чаще всего ассоциировалось с необъяснимым, хорошее — с узнаваемым, родным, знакомым. Повзрослев, мои подруги нередко вспоминали эти удивительные детские праздники. Жаль теперь, что никто не записывал папиных историй, но кто мог это сделать? Взрослые, между прочим, никогда не допускались в комнату, где происходило волшебное действо».
А взрослым про Хабаровск и вспомнить было особо нечего. Кем там работала мама, надевая по утрам военную форму, а потом рано возвращаясь домой, сегодня установить уже довольно трудно. Ясно лишь одно: мама собиралась снова стать мамой — встречая Новый 1955 год, она была на пятом-шестом месяце и уже прикидывала, через сколько недель ей по-хорошему надо собираться в Москву. Аркадий занимался радиоперехватом, потом просто вражескими документами, в общем, достаточно активно поддерживал знание языков, но было это не слишком увлекательно, и чтобы не закиснуть, продолжал писать свои рассказы и пьесы, работал с английской прозой.
Есть датированный двадцать первым мая 1954 года перевод рассказа Уильяма Джекобса «Тигровая шкура». Впрочем, это ещё Камчатка, но были наверняка и хабаровские переводы. Вне всяких сомнений, в Хабаровске писалась повесть «Четвертое царство». Однако всё больше и больше внимания уделяет он повести «Линда versus Хиус» или «Хиус versus Линда», она же «Берег горячих туманов», она же будущая «Страна багровых туч». И когда поздней осенью 1954-го они, наконец, выбрались в отпуск все вместе, состоялся тот самый легендарный спор на Невском возле Аничкова моста. Братья увлеклись, с наслаждениеми с блеском разнося в пух и прах всю прочитанную ими за последние годы советскую фантастику. А Ленка слушала, слушала, хихикала, хихикала, да и не выдержала: «Ругать всегда легче, а самим-то не слабо написать?» «Не слабо», — сказали они дружно. Они уже знали, что это — правда, они уже почувствовали, может быть, именно в ту встречу так остро, что смогут, сумеют, сдюжат. Они уже примерно догадывались, как именно станут работать вместе. И, скорее всего, Лена тоже прекрасно понимала, что им не слабо, верила в них и заранее попрощалась со своей бутылкой «шампузы», точнее с деньгами, которые придётся на неё потратить — пить-то всё равно вместе будут.
И было в Хабаровске ещё одно важное событие. Нежданно-негаданно объявился в тех краях давний знакомый Аркадия и Лены по ВИИЯ — Лёва Петров. Уже тогда он был человек непростой (простые люди на внучках генсеков не женятся) — состоял, очевидно, и в органах, а работал тогда в Совинформбюро, превратившемся в 1961-м в Агентство печати «Новости» (АПН). Военная служба была для Лёвы делом условным. Звание он имел не то лейтенант, не то майор — не важно, зять Хрущёва — это по-любому должность генеральская, хотя зятем он стал несколько позже. А женился именно на той внучке, которая была фактически дочкой Никиты Сергеевича — на Юлии Леонидовне, то есть зять вполне настоящий. Склонность к литературе Петров имел давнюю и постоянную — переводил рассказы ещё малоизвестного тогда Хемингуэя и носился с идеей написать свою книгу. Однако стиль жизни его был таков, что корпеть несколько месяцев над листом бумаги он бы сам не смог. Это уже много позже он стал (по слухам) автором знаменитых мемуаров своего тестя. Ну а тогда, в 1954-м, были у Лёвы кругом одни мечты.
И вот, слово за слово, стакан за стаканом, придумали они с Аркашей, о чем надо писать книгу. Ведь совсем недавно шумная история произошла, которая на Дальнем Востоке из-за близости Японии воспринималась особенно актуально. Аркадий следил за событиями, в том числе и по зарубежной прессе, имея к ней официальный служебный доступ. А случилась вот что: просыпался на головы несчастных японских рыбаков радиоактивный пепел после американских ядерных испытаний на атолле Бикини. И ведь умер там один японец! А какое название у шхуны потрясающее — «Счастливый дракон № 5».
«Ведь это же сюжет, Аркаша! Это же остросюжетная повесть эпохального политического значения! Ты главное пиши, а я тебе гарантирую, что напечатают. Для начала где-нибудь тут, в местном издательстве — это будет методологически верно, а потом в Москве, гадом буду, в центральном журнале каком-нибудь, и ещё — книжкой, массовым тиражом. Денег огребём, и слава придёт настоящая! Потом вторую, третью напишем, станем крупнейшими в стране авторами политического детектива…»
В общем, дальше пошли уже явные Нью-Васюки — прямо пропорционально количеству выпитого, — но в главном Лёва не обманул.
Уехал он быстро и дальнейшим процессом рулил из Москвы. Но всё вышло, как и было обещано с этой первой повестью АНа. Славы большой она ему не принесла, да и Петрову тоже, но школой была отличной, а главное, пробила Стругацким дорогу к издателю. И спасибо за это, самое искреннее — Лёве Петрову. АН никогда, никому и нигде не рассказывал, что Лёва ни единой странички в той книге не написал, ни единого словечка. К чему раскрывать коммерческую тайну? Только родственники, да самые близкие друзья и знали это…
Хороший был человек Лев Сергеевич Петров. Жаль, умер рано — в 1970 году, через шесть лет после отставки тестя и за год до его смерти. От чего — история тёмная, да и не про него наша книга.
В общем, когда АНа в ноябре 1954-го из радиопеленгаторного центра «ОСНАЗ» перевели в обычную часть, это было очень кстати. Времени для литературной работы стало больше, а теперь уже хотелось многое успевать. Литература становилась работой во всех смыслах. И время благодаря этому летело быстрее и быстрее. Вперёд, к заветному дембелю!
Но чем ближе увольнение в запас, тем мучительнее ожидание — это известно каждому, кто испытывал нечто подобное.
Вот одно из последних писем оттуда:
«Здравствуйте, родные мои!
Жду — не дождусь, когда придет, наконец, приказ об увольнении. Увы, это от меня не зависит, и я теперь могу только желать и надеяться, чтобы он пришел скорее. Но ещё месяца полтора, вероятно, придётся подождать. Впрочем, помимо того, что я тоскую и томлюсь в ожидании, я ещё и занимаюсь полезным делом, которое помогает мне не замечать времени. Я пишу. Моя новая повестишка — „Четвёртое Царство“ — она же „Фиолетовый газ“ (он же лиловый) будет в полностью готовом виде числу к 22-му. Вещица небольшая, страниц на 30 — 40 книги небольшого формата, состоять будет из 5-ти глав, полторы из которых сделаны. В понедельник заканчиваю писать, два дня на печатание и — о, миг тревожный и блаженный! — в редакцию. Конечно, могут и не напечатать, тогда я пошлю её тебе, Борис, ты исправишь и попробуешь толкнуть где-нибудь в Ленинграде. Затем я без передышки сажусь за следующую повесть, и так без конца, пока не вернусь. Не важно, что их не будут печатать злобные и тупые редакторы, главное — я вырабатываю свой стиль, привожу в порядок свои способности выражать мысли на бумаге. А вдруг из меня что-нибудь получится?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
