Одежда на стоящих ближе людях загорелась. У Михи вспыхнула борода. Хозяин каменоломни отшатнулся, споткнулся о камень и упал на спину. В панике заколотил по подбородку ладонями, обжег руки, загреб горсть песка и растер по тлеющим волосам. Лицо, плечи, грудь опалило, кожаная одежда покоробилась. Миха на спине пополз под защиту платформы.
Камнеломщики и омеговцы бросились врассыпную, с руганью или воя от боли. Кто-то катался по земле, сбивая пламя. Один омеговец вломился в колючки, огонь с него перекинулся на сухой куст и побежал дальше. Струя пламени, громко гудя, двигалась полукругом, туда и обратно, длинный язык бил на десяток шагов. Загорелось еще несколько кустов колючки, образовав вокруг площадки огненный барьер. Омеговцы отступили за скалы, туша товарищей. Камнеломщики, прихлопывая загоревшиеся штаны, бежали под прикрытие валунов, кто-то упал в песок и быстро полз прочь. Один камнеломщик, чья полотняная одежда загорелась почти целиком, обезумев от страха, размахивал руками, затем упал и начал кататься по земле.
* * *
«Пора», — понял Георг.
— Лежите и не высовывайтесь, — велел он рабам.
От гудящей струи пламени их прикрывала кабина крана, но люди все равно попадали на пол и голов не поднимали. Сам он спрыгнул с платформы прямо на укрывшегося за колесом рыжего надсмотрщика. Тот пригнул голову и обеими руками сжимал деревянный приклад самострела. Георг попал ему каблуками крепких ботинок в плечо, детина выругался, выпустив оружие, и обернулся. Киборг одним ударом механической руки своротил рыжему челюсть, нагнулся за самострелом. Прятавшийся за камнем в нескольких шагах впереди охранник оглянулся, вскинул обрез, но Георг выстрелил первым. Охранник вскрикнул и выронил обрез, схватившись за плечо, из которого торчало оперение дротика.
— Сзади! — вскрикнула женщина.
Георг с разворота взмахнул самострелом как дубинкой. Тяжелый приклад врезался другому охраннику в подбородок, голова запрокинулась, камнеломщик ударился затылком о край платформы и сполз на землю.
Из-под платформы высунулся ствол маузера. Георг поднял ногу и резко опустил ее на держащую маузер руку, поросшую черным волосом. Пальцы разжались, выпуская оружие.
— Чего сделал?! — заорал снизу Миха. — Слазь!
Георг продолжал втаптывать ладонь бородача в землю, одновременно нагнулся и механической рукой вырвал обрез, который Миха попытался приставить к его ноге. Обрез он отдал женщине, та просунула руку сквозь решетку стрелы и дотянулась до приклада. Тусклые глаза ее сверкнули, она навела ствол на цель где-то сбоку от Георга. Киборг оглянулся: двое камнеломщиков, заходивших сзади, попятились.
Георг убрал ногу. Миха со стоном подобрал раздробленную ладонь другой рукой и отполз глубже под платформу. Выбрался из-под крана с другой стороны, кинул через плечо затравленный взгляд и побежал к стоящим в отдалении сендерам. Другие камнеломщики уже запрыгивали в машины и заводили мотор.
Вдруг стало тихо: смолк огнемет. Подобрав потерянный Михой маузер, Георг осторожно пошел в обход крана.
* * *
Когда гудение пламени стихло, Чак поднял голову. С другой стороны площадки, от крана, с маузером подходил Георг. Карлик встал, отряхнулся и, потирая ушибленное плечо, медленно двинулся к Георгу, оглядываясь. Шифу лежал неподвижно — падая, он ударился головой о камень. Вокруг площадки торчали черные кочерыжки, оставшиеся от кустов, земля была засыпана пеплом и угольками, песок местами спекся, образовав блестящую корку. Возле камней лежал обгорелый камнеломщик, из-за скал выглядывал сержант, усы у него стали черными и дымились. Других камнеломщиков не было видно, за краном слышался шум двигателя.
— Инка! — завопил карлик.
Ствол огнемета провалился, из норы донесся тоненький голосок:
— Отойдите!
Чак отскочил, махнул Георгу, чтобы не приближался. Земля возле скал взорвалась осколками бетона.
Дождь осколков и песка продолжался недолго. Когда пыль осела, Чак с Георгом увидели вместо небольшого отверстия неровную дыру. Плита по краям щетинилась осколками бетона и гнутой арматурой. Чак заглянул внутрь. По сдвинутым лесенкой деревянным ящикам карабкалась довольная Инка, на верхнем еще стояли баллоны огнемета, присыпанные серой пылью. Внизу виднелся пулемет с заправленной почти целой лентой.
— Пулемет доставайте, — велела она подошедшему киборгу.
Георг протянул девочке свободную руку, рывком поднял ее на поверхность и тут же оттащил от края: плита в этом месте шаталась, поскрипывала.
Пошевелился засыпанный осколками и пылью лейтенант омеговцев. Высунулась рука с пистолетом. Шифу встал, встряхнулся, как вылезший из воды пес. И наставил пистолет на девочку. Георг шагнул вперед, вскидывая маузер, но выстрелить не успел.
— А-а, разрази меня геморрой! — завопил Чак. Нагнув голову, он бросился на Шифу и боднул его в пах.
Лейтенант с глухим стоном согнулся пополам, схватившись за причинное место, сделал пару неверных шагов. Треснувшая от взрыва плита подломилась под ним, и Шифу с грохотом провалился в дыру. Чак с Инкой отскочили, затем, когда пыль рассеялась, осторожно подошли к краю.
— Готов, — сказал Чак, разглядывая лежащее на обломках тело. — А вот и наш приз! Теперь я его вижу. Песочком слегка присыпано, правда, но это уже мелочи. Ради этого стоило попасть в плен!
Из-за валунов начали выходить омеговцы, поднимая карабины и обрезы с самострелами. Георг сунул Чаку маузер, сам прыгнул в дыру и быстро вернулся, таща пулемет. Силы киборгу было не занимать, ленту уже вставила Инка. Он навел оружие на ощетинившихся стволами людей и громко заявил:
— Советую держаться подальше!
Чак подпрыгнул, размахивая маузером:
— Валите отсюда, большаки! Прежде Донная пустыня снова наполнится водой, чем вы сможете с Чаком справиться!
Из-за кабины крана выглядывали испуганные лица рабов, предоставленных самим себе.
— Ох, надо же их освободить, — вспомнил Георг. — Чак, займись, я прикрываю.
— Точно! Завести кран, подогнать и вытащить наконец это оружие, из-за которого я столько пережил!
* * *
Нагруженный оружием и людьми термоплан медленно взлетал. В салоне негромко переговаривались освобожденные рабы — Чак милостиво согласился подбросить их до поселка. Георг обещал им отнятое у охранников оружие и кое-что (с трудом отвоеванное у Чака) сверху, чтобы они освободили остальных и стали хозяевами каменоломни. Киборг считал, что так будет справедливо, а карлику было наплевать — он свое получил и был доволен.
Чак гордо сидел в кресле, положив одну ладонь на рулевое колесо, другую на рычаг; ноги покоились на привязанных к педалям колодках. Инка стояла рядом, глядя вперед.
В кабину вошел, вытирая руки ветошью, Георг.
— Я должен сказать тебе спасибо, Инка, — произнес он. — Ты нас спасла.
Девочка кивнула, принимая благодарность как должное.
— Вы бы сделали для меня то же самое, — сказала она.
— А ты, Чак?
— Чего сразу я? — вскинулся карлик. Но затем пробурчал, поворачиваясь к девочке: — Ладно-ладно, я и сам собирался это сделать. Я только одного не понимаю, как ты вообще додумалась туда залезть? Дура же девка!
Инка постучала пальцем по лбу:
— Потому как думалка не у одного тебя есть. Моя думалка еще и лучше твоей будет. У вас, у мужчин, вместо настоящего думателя планосоставитель стоит. Скрипучий такой, устаревшей модели. Один в плен к камнеломщикам попал, другой — к омеговцам… Вот и весь результат ваших планов. А ты, малой, когда-нибудь сам себя перехитришь, вот так вот.
Чак фыркнул, собираясь сказать в ответ какую-то гадость, но промолчал.
«Каботажник» медленно летел над Пустошью к полыхающему огнем закату.
Алексей Регин
СКАЗКА О ТОМ, КАК НЕВЕСТИН ПИРОГ ПОЯВИЛСЯ
Давным-давно в захудалом поселке, который до Погибели славно именовался Рязанью, жил-был батрак Елик. Батраком он слыл исправным: никакой работы не чурался. То кукурузное поле поможет вспахать и засеять, то навоз за манисами уберет. Нанимали фермеры Елика регулярно, как только требовалось подсобить еще одной парой работящих рук, вот только платили ему мало, ибо все знали: батрак умом не обезображен и свое по праву лишний раз не стребует. Иными словами, был Елик у местных богатеев вроде местного дурачка, коим можно помыкать как хочется.
Вздумал однажды Елик жениться. И нет бы ему, дурню, обратить внимание на батрачку Зойку, которая давно уже ему глазки строила, — запал Елик на дочку фермера богатого, Федунию. Сколько ни объясняли отец с матерью, что не пара она ему, Елик по семейной убогой лачужке туда-сюда ходит, ручками машет, ножками топает и знай себе твердит одно: женюсь на Федунии, и всё тут.
