Вместо ответа Калинкин так беспомощно заскрежетал зубами, что Митенька снисходительно похлопал его по плечу.
— Ладно, не напрягайся… А ты что, даже не попытался увести ни один образ? Даже не попытался никого наставить на путь истинный?
Задубевшее, как подошва кирзача, лицо Калинкина покрылось юношеским, робким и мечтательным, румянцем.
— Попытался… Положил глаз на одну крохотулю… Херувим, чистый херувим, только без крыльев… Но с роскошным бюстом… размера эдак третьего… Так что вы думаете? Ее подружка мне чуть яйца не открутила… вызвала на пару слов в интеллигентный такой предбанник. И совсем неинтеллигентно на меня наехала. Да еще и за грудки схватила.
— А ты?
— А что я? Блеял да мотню прикрывал. Ну, не драться же мне с ней, в самом деле… Нет уж, лучше с трупаками возиться, чем с этими гребаными сексменьшинствами. Вони уж точно меньше…
Все рассказанное Калинкиным дальше тоже пахло не бог весть как. С опросом возможных свидетелей у старшего оперуполномоченного вышел полный облом, после чего в «Сапфо» было решено заслать его коллегу, Леночку Жукову, примерную мужнюю жену и мать двоих детей. С Леночкой персонал клуба и его же завсегдатаи вели себя не в пример приветливее, и результаты рейда не заставили себя долго ждать. Да, Эка пощипывала травку в «Сапфо» с завидным постоянством, чего нельзя было сказать о ее герлфрендз: они менялись как перчатки. Правда, в последние несколько месяцев она почти не появлялась. А если и появлялась, то всего лишь раз или два. И оба эти раза ее видели в обществе довольно симпатичной длинноволосой блондинки. Оперативно сработавшая Леночка Жукова тотчас же сунула в нос свидетелям фотографию покойной Марины Корабельниковой. И получила утвердительный ответ: да, это та самая блондинка.
Но и это было не все.
Вернее, этой информацией Леночка бы и ограничилась, если бы на нее не запала барменша «Сапфо», «хренов буч», если следовать унылой классификации Бори Калинкина. Свое приключение в лесби-клубе впечатлительная Леночка переживала довольно бурно, а воспоминание о потухшей сигаре барменши, приклеенной к уголку рта, заставляло несчастную праведницу понижать голос до шепота. Барменша, отрекомендовавшаяся «Ники», кочевряжиться не стала, Марину Корабельникову по фотографии опознала сразу же и даже присовокупила несколько сочных характеристик, касающихся не только Мариночки, но и Эки. Грузинка в интерпретации Ники выходила «ревнивой секси, такая и к мошонке, не приведи господи, приревнует, и к бильярдному шару, не завидую я ее подружкам, ой, не завидую. С ней жить, все равно что под ковровыми бомбардировками маяться…». Мариночка же удостоилась эпитета «бисексуалка-неврастеничка, сама не знает, чего хочет. Я таких по глазам определяю, по лживым, двуличным глазам. И нашим, и вашим за копейку спляшем, вот как это называется…».
После этого, подмигнув мнущейся и жмущейся сотруднице органов, Ники предложила пропустить рюмашку текилы. Под звуки лесбийской песни Sophie В. Hawkins («тащенный соул, моя дорогая, тащенный соул… Вам нравится соул, или вы предпочитаете ритм-энд-блюз?»). Насмерть перепуганная таким неприкрытым съемом, Леночка просипела нечто среднее между «это не совсем удобно» и «на работе не пью». На что последовал незамедлительный ответ: «я тоже, но ради такого случая… Сердце мне подсказывает, что это — не последняя наша встреча». Заявление было столь безапелляционным и недвусмысленным, что Леночке, по ее словам, сразу захотелось бежать куда глаза глядят, а заодно и исповедаться в церкви — именно это подсказывало ей ее собственное сердчишко. Но никуда она не побежала, напротив, дала уговорить себя на текилу. Сначала на одну порцию, а потом и на вторую. И от Sophie В. Hawkins Леночка не отказалась, а потом и от К. D. Lang, хотя всю свою сознательную жизнь провела под сенью убаюкивающе-гетеросексуальной Софии Ротару.
И все потому, что злодейка-Ники туманно намекнула, что имеет еще кое-что сообщить "прелестнице from police [19], кстати, вам говорили, что у вас дивные глаза?". Леночка проглотила и это, и даже улыбнулась барменше кривой улыбкой. И даже позволила взять себя за руку, а потом и за подбородок. И в конце концов была вознаграждена. Ники поведала ей о том, что в последний свой визит в «Сапфо» Эка и блондинка поссорились, причем довольно основательно. Они сидели за стойкой, недалеко от Ники, так что вся ссора произошла непосредственно на глазах у барменши.
— Опущу вводную часть, милая, — ухмыльнулась Ники, перекатывая во рту сигару. — Склоки из-за взглядов, брошенных не туда и не вовремя — обычное дело… Лесби страшно ревнивы… Но они ссорились по-настоящему. Они ссорились смертельно…
— По-настоящему? Смертельно? Это как?
— Как? Тихо и беспредметно. На Эку это непохоже, честно вам скажу… Эка — девушка темпераментная, она здесь такие сцены устраивала… из семейной жизни… А тут… полная безнадега… Робкий шепот. Хотя и угрожающий… Из чего я делаю вывод, — Ники выдержала мхатовскую паузу. — Из чего я делаю вывод, что она была влюблена по-настоящему… А вы верите в любовь, девочка?…
«Девочка», предусмотрительно оставившая дома не только детей и мужа, но и китель с погонами капитана, едва не поперхнулась остатками текилы.
— В общем, да… А что?
— Я тоже… Верю… И не в какую-нибудь разнузданную игру страстей, нет… В ту самую, когда вы точно знаете, что проживете с человеком всю жи…
— Мы несколько отвлеклись, — пресекла поток ненужной лирики Леночка. — Так что гражданка Микеладзе?
— Вы неподражаемы… Но вам это идет, честное слово… Так вот, Эка и блондинка ссорились. Эка говорила ей что-то вроде: «Зачем было все начинать?… И кому принадлежит это чертово имя?… Если ты не прекратишь меня им называть…» Тут блондинка ее перебила. Сказала… опять же… что-то вроде: «Я не могу обещать тебе этого…» Вот здесь и началось самое интересное…
— Что именно?
— Она изрядно набралась, Эка. Уж не знаю, насколько серьезными были ее угрозы… «Мы не разойдемся просто так. Ты совсем меня не знаешь… И не дай тебе бог меня узнать… Все кончится плохо… очень плохо… Вот это я тебе обещаю..».
— То есть вы хотите сказать, что… гражданк… что Эка Микеладзе намекала своей пассии на некий пессимистический исход их отношений?
— Можно сказать и так. А эта блондинка… Хорошенькая, правда… Ну. Не такая, как вы…
Тут, по словам Леночки Жуковой, барменша перегнулась через стойку и провела («ужас, ужас, ужас!») тыльной стороной своей свинской ладони по ее щеке.
— И знаете, ее лицо показалось мне знакомым… Как будто я уже видела ее где-то, эту блондинку.
— Она бывала у вас раньше?
— В том-то и дело, что нет… А, впрочем, я могу и ошибаться… Кстати, если покопаться в моей биографии, там наверняка найдутся моменты, которые могут заинтересовать правоохранительные органы. Вы не хотите меня арестовать?… С вами я согласна и на пожизненное…
— Ну, до этого дело, я думаю, не дойдет, — Леночка таки решилась осадить зарвавшуюся барменшу. — Но письменные показания вам дать все-таки придется.
— Я дам вам все, что угодно, моя прелесть…
После столь изысканного приглашения к путешествию Леночке не оставалось ничего другого, как бежать из срамного клуба, плюясь и на ходу осеняя себя крестным знамением. Информация, принесенная ею в клюве, лишь укрепила следствие в версии, которая и без того была очевидной. И подтвержденной заключениями экспертизы. В квартире на Пятнадцатой линии произошло не два убийства, а одно убийство и одно самоубийство. Оба выстрела были совершены из одного и того же оружия, а именно — пистолета ПСМ, калибр 5,45.
Лицензию на него имела Эка Микеладзе.
Она же скорее всего застрелила свою подругу в ванной, а потом покончила с собой.
— Н-да… История, — подвел скорбный итог Боря Калинкин. — Местами, конечно, весьма сомнительная…
— Сомнительная? — не удержался Никита, чувствуя предательский холод в животе.
— В квартире полно левых отпечатков… Даже на бокале, который стоял рядом с покойной грузинкой… Имеются два образца пальчиков… Ни Микеладзе, ни Корабельниковой не принадлежащие.
— Ну, у Мариночки всегда толклось множество народу, — выдавил из себя Никита.
Ай-ай, дурилка картонная, это ведь он притаранил бокальчик в спальню, эстет… Совсем из ума выжил…
— Вы тоже были вхожи в дом?
— Я?… Какое-то время, — слава Богу, хоть здесь не приходится лукавить. — Какое-то время, пока хозяин не женился… Потом бывал реже… Так, по случаю…
— Понятно. Но в общем картина достаточно ясна.
— Ты полагаешь? — неожиданно вклинился Митенька. И, шмякнув очередную дозу трехзвездочного махачкалинского разлива, завернул такое, отчего у Никиты сперло дыхание. — А что, сымитировать самоубийство нельзя? У нас бывали такие случаи… Сам должен помнить…
— Ага… Точно. Тянем одну версию, а потом окажется, что убийцей был… личный шофер, — Калинкин подмигнул притихшему Никите. — Шустряга шофер. Который дружбу с операми водил, да конину с ними хлебал.
