думал он и кривил губы. – Мироздание и я перед ним с жалкими колышками. Варварство человека и тонкости природы, породившей его. Может быть, тут что-то не так? Или я, Иван Толкачёв, – это совсем не то, что мне кажется? А витает в этой точке зоха лишь мой дух, чистая идея, а всё остальное мною додумывается: и тело, и рюкзак, и колышки, пропавшие с глаз, а значит, и из моего сознания.
Смешно…
Как это называют философы? О том в институте рассказывали. Да, да… Это же солипсизм!
Э-э, нет! Так я дойду до сумасшедствия!
Прочь подобныемысли!
Есть только нормальный человек из плоти и крови, и отдельно от меня весь остальной мир, а все другие представления об окружающем – от лукавого…»
Очередной, шестой, колышек пролетел всего ничего, болезненно вспух ярким сиянием и сразу распался на феерический клубок искр.
В том направлении – первозданный хаос. Там монолит, который и КЕРГИШЕТУ не по зубам. Там ничто и вечность.
Надо бежать отсюда в другую сторону…
Чужой мир
Выход в прошлое оказался недалёким. Редела темнота, Иван уже пересёк черту передовое будущего – вокруг царило, вернее, должно было быть настоящее для Алекса и аппаратчиков.
Но, чем становилось светлее, и Иван мог видеть округу всё отчетливее, тем больше зрело в нём нехорошее предчувствие. Вначале ему показалось, но потом он удостоверился, внимательно обозревая поле ходьбы, в несхожести этого будущего с тем, в которое его водил Симон и куда, затем он ходил сам.
Конечно, он допускал изменение поля ходьбы в будущем, так же как и в прошлом, однако, теперь всё было чужим, даже свет ему казался другим, чем в том будущем.
И что ещё поразило Ивана, так это множество, просто необыкновенное множество закрытий. В одном месте они создавали почти непроходимый барьер: ямы, столбы, крутые эскарпы и контрэскарпы.
Изобилие закрытий наводило на неприятные размышления.
«Значит я в параллельном, альтернативном мире, – с понятным беспокойством думал Иван, отмечая закрытия. – Что у них там тогда творится, если к ним нет подступа? Планетарные катаклизмы, атомные или термоядерные войны, или ещё какие неприятности, неизвестные нам, людям двадцатого века?»
Всё же он при этом честно себе признавался, что даже будь здесь какая-то лазейка, а она, наверное, есть, то выяснять заботы или смотреть на несчастье других ему не хотелось. Устал, насмотрелся уже всякого, а там, быть может, всё так плохо, что лучше не дёргать себя, не перенимать чужую боль. И так настроение хуже некуда. Да и торопился он к своему настоящему, чтобы отдохнуть, подумать, а уж потом разговаривать с Маркосом и Алексом.
Да и стоит ли, в принципе, заглядывать в параллельные ответвления будущего?
«И вообще, – ему вдруг показалась правильной внезапно пришедшая в голову шальная мысль – в будущее лучше не ходить?..»
Он, возможно, выкрикнул эти слова вслух, так как они навели его на новые неожиданные и тревожные мысли. А что если будущее Алекса, Симона, Сарыя и Маркоса – не его будущее!?
Многое сразу вспомнилось Ивану.
И откровения Симона, и его странный вопрос при первом выходе в будущее. И полное отсутствие у них упоминаний о КЕРГИШЕТЕ и его деятельности, а у него уже созревали идеи об объединении ходоков. Должен же он оставлять какой-то след в истории!
Хоть маленький, хоть слабый!
Так что, – укрепился он во мнении, – в будущее лучше не ходить. Опять не в своё попаду. И в нашем времени неплохо. Оно уж наверняка моё, единственное. Буду лучше заниматься делами ходоков, а будущее – дело его современников. Они в нём сами разберутся. Что мне, неучу, лезть в те века, где человек (Иван был уверен) постигнет досконально всё: и себя, и природу?
И ещё то, что проявись он сейчас – вот тебе и подтверждение суще-ствования перлей. Так, наверное, и происходит. Выхватит того или ино-го аппаратчика, да и другого кого из людей, из настоящего и через будущее перебросит в параллельный мир. Он проявляется в нём и наводит страху на местных ходоков.
Впрочем, на самом деле всё, наверное, совсем не так, а проще… или значительно сложнее. Учители, наверное, знают, да пока не говоря ему. А зря. Ему надо знать всё. Например, можно ли сунуться к перлям?
Только зачем?
Нет уж. Он – домой, домой!
Только там покой и чувство уверенности в устойчивости миров. До передового будущего ещё века. А какой из них грядёт, не важно. Тот, из которого Симон и Сарый, или этот, по которому он сейчас проходит? А может быть, тот мир, в котором ему ещё предстоит жить? Так это решат люди и логика исторического развития. Или природа распорядится за них. А он лишь глянуть глазком может, подсмотреть, что и как, но ни помочь, ни повернуть вспять что-либо не способен.
Да и кто он такой, чтобы покушаться на то, что ему не принадлежит, в чём он совершенно не разбирается?
А действовать вслепую, по подсказке даже симпатичных ему людей – увольте…
Как он был тогда наивен и не прав в своих рассуждениях и представлениях. Он, которого Время уже заметило и выбрало…
Но так или примерно так выглядели его откровения в беседе с Симоном при участии Сарыя и дона Севильяка, моргающего от непонимания так, что был слышен шлепок века о веко. Ему, аборигену своего времени, были непонятны размышления Ивана и других о параллельных мирах, перлях и заботах, связанных с ними. Или он, зная всё, воспринимал по-иному и запальчивость Ивана, и объяснения его Учителей?
– Ты не горячись, Ваня, – несколько раз останавливал КЕРГИШЕТА Симон, а потом как всегда спокойно и рассудительно пообещал, несмотря на предположение разного с ним будущего: – Ты ещё созреешь до всех этих поступков. Просто на тебя неожиданно свалилось столько сложных и ответственных дел и забот, требующих принятия неформальных решений. И ты оказался неподготовленным к ним. Но ты терзаешься мыслями, и это хорошо! Ты взрослеешь, Ваня. – Иван недовольно фыркнул. – Да, Ваня, взрослеешь. У тебя появились какие-то стремления и свои мнения. Прекрасно! А главное, нежелание твоё быть простым исполнителем. Исполнителей, Ваня, много. Их подавляющее большинство. К сожалению, всегда нехватка тех, кто думает. И ты из тех, кто, как мне кажется, может и умеет думать…
– Вот ещё, – буркнул Иван.
– Не льщу тебе, а верю в тебя. У тебя столько всего будет впереди! И ты обретёшь и ясность мышления, и мудрость, и способность правильно принимать решения.
Иван вновь высказал своё несогласие: что ж, они его до этого времени за школьника держали? А теперь только увидели в нём кое-что взрослое. Так это совсем не так!
Симон лишь прищурился одним глазом и продолжал:
– Я же о том и говорю, что ты стал другим. У тебя всё впереди. Ты уже к этому
