— Но, при этом, они есть, — отметил я. — Видимо какие-то локальные духи места и явления, просто очень крошечные и локализованные.
— Скорее всего так, — согласно махнула ушами Ленка.
— А с чего всё таки тут так буйно в плане небывальщины? — задумался я.
— Остров, — отметила супруга.
— Остров — это понятно. Но не настолько же, — обвёл я рукой забитое этими мусями пространство.
— Возможно, причина — тектонический разлом, — уже серьёзно задумалась Ленка.
— Вот это больше похоже на причину, — признал я. — Но всё равно, плотность духов как в небывальщине, только в материи.
— Похоже, — кивнула Ленка, в небывальщине не только дрыхнувшая, но и шамански осматривавшаяся временами.
И вот, едем мы дальше, а навстречу нам топает тип. И я аж тормознул, до того странный тип. Человек, не метачеловек даже, ни черта не маг, чего не скажешь тоже.
Потому что во первых, был этот ходок белым, в плане масти. Белые, не седые, а снежно-белые волосы, прямые, небрежно обрезанные на уровне ушей. Белоснежная кожа, вот опять же — кипенно-белый, блин. Глаза — и то белые, лёгкий, почти незаметный голубой отлив в белизне вокруг зрачка. Белая рубашка, хоть брюки и ботинки серые, а то вообще.
И не металюдь какой, чётко и ярко ощущался именно как человек и не маг, и мной и Зелёнкой в сети. Правда, были две интересные детали, одна внешняя, одна в плане уже моих ощущений.
Внешняя — здоровенный шкаф, четырёхугольный, который этот тип пёр на рюкзачных лямках. И вот от этого шкафа разило небывальщиной, причём разноплановой, как от сильного нечистика. Но там точно не было ничего живого, ни традиционно, ни небывальски. Шкап с артефактами, что-то типа того.
В ощущениях — душа. Душа мной ощущалась, но была в среднем по душатнкиу одной и той же у всех. Нежить, человек, металюдь — пофиг. Были отличия в «присадках», тоже, очевидно, душевных. Потому что ни маги, ни сеть их не фиксировали. Но именно «могутность душевную» я ощущал разве что от Титанов, ну и монахов буддистских. Там свинорыл не только лещей демократии раздавал, а редкостной душевности был свинотище, факт.
Ну и, соответственно, прохожий, остановившийся на нашу остановку и стащивший с плеч лютый шкаф, был тоже большой душевности человечищем. Но не магом, а что там эта душевность, кроме как в плане питательности для душеедов, типа меня даёт— чёрт знает.
— Поговорим? — обратился я к Зелёнке, поскольку остановившийся стоял, пырился на трак, закурил самокрутку (белоснежную, само собой) и вообще — явно был настроен на контакт.
— Интересно, — согласно махнула ушами Ленка.
Так что собрались мы, да и высунулись из Трака. И, кстати, интересный момент: дым в сигаретине типа был не просто дым. Духоцид, как не занятно это звучит. Сновавшие всюду духи всеми фибрами и жабрами сновали от курильщика и клубов дыма.
— Гозаймаси! — помахал тип нашим любопытным физиономиям лапой. — Не досаждают ли почтенным насекомые? — выдал он, улыбаясь.
— Здрасти, — помахал я лапой, вылезая из трака. — И это вообще — был наезд?
— Агрессивное оскорбление? Ну что вы, уважаемые! Я просто Мусиши, — выдал он.
— Чегось?
— Учитель насекомых.
— Не понял, — начал я проверять окрестности, на тему не провалились ли мы ненароком в небывальщину.
— Погоди, Кащей, — вдруг нахмурилась Зелёнка. — Мастер или укротитель муши?
— Конечно, — покивал тип с улыбкой.
— Азияты, — буркнул толерантный и лояльный ко всяким там. — Нет, проблем с мусями этими у нас нет, и не может быть. А укротитель муси — это вообще как? — заинтересовался я. — У вас вроде оммёдзи там всякие, охотники на Они и прочие типы.
— Они сильны и борются с аякаши. Но с муси может справится только укротитель, — пояснил белобрысый. — Хотя почтенный ван Хонсядзин прилагает усилия и, вскоре, наш путь станет не нужным, — затянулся он самокруткой. — Что и к лучшему, — с улыбкой пожал он плечами.
— Ну, вам виднее. А не расскажите? Интересно, — признал я.
— А мы вас угостим, — поддакнула Зелёнка.
— С превеликим удовольствием, — разулыбался тип.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кстати, не представился ни он, ни мы, ну да и чёрт с ним. Расположились на обочине, где я усомнился в своих ощущениях небывальщины в очередной раз. Этот белобрысый сожрал не меньше пяти кило еды! Не жалко, но КУДА? С улыбочкой этой, похвалами «великого искусства» Зелёнки, захомячил вагон жратвы, за несколько минут блин!
И начал, даже не раздувшись пузом, рассказывать. Причём, как я понял, этот тип и лекарь, и рассказчик-передатчик посланий (что вроде и не особо, но бывает по нынешним временам нужно). Этакий мастер на все руки, хотя со специализацией на мусях.
И в шкапе (в котором оказалось дохренищща выдвижных ящичков) у него артефакты, алхимические ингредиенты и всякое подобное. То есть, тип не маг, а ритуалист. И немного — алхимик. Творит ритуалы, варит зелья, шугает мусей и лечит от мусизма разной степени тяжести человеков и метачеловеков.
— Хотя, последний год, и Они обращаются за помощью, — вещал он. — При всей своей силе они, подчас, оказываются беспомощны против муси.
— Это хорошо, — одобрил я вот всё вот это. — А не расскажите ли, что творится на Окинаве? Сами мы не местные и всё такое. Туристы, да.
— Отчего не рассказать, — затянулся самокруткой, по моему уже четвёртой, белобрысый. — Хотя я и не местный, так, работаю на Окинаве это лето.
И осыпал он нас информацией, толковой, интересной, подробной. Очень такой, приятный рассказчик.
В общем, конец Окинава встретила прилетевшей парочкой ракет по заокеанским военным базам. Что, в общем, неудивительно: местные городки никому особо не мешали, а Поднебесная, например, Окинаву небезосновательно считала «своей», хоть и наполшишечки.
Климат — тёплый, к радиации у нихонцев отношение вполне лояльное, приучили, мдя. В общем, до изменения жили себе потихоньку, приходя в себя.
А вот с изменением произошла довольно занятная ситуация, причём не только на Окинаве. Вывалившиеся нечистики оказались связаны деловыми, рабскими, да даже, простилогика, семейными договорами «по крови» с кучей семей! То есть, то что прошло пара, а то и больше тысячелетий — похрен. Договор с семейством и не сношает.
В общем, на Окинаве некий хиккан-подросток оказался наследником ванов Рюкю по крови. И завертелось… То есть, у пацана в подчинении, по конца света хотению, небывальщины велению, оказалась орда нечистиков на посылках. Тенгу всяких, безголовых и вообще. И первые три месяца после конца парень отрывался, причём жёг так, что я бы его точно сам сжёг, на медленном огне. Самое смешное, что ряд металюдей оказались к нему привязаны самим фактом металюдизации.
В общем, продолжалось владычество хиккана почти год, после чего появляется Хонсюдзин. Вваливает лютых люлей гвардии хиккана, ну и всем, кто под руку подвернулся. Причём часть металюдей и нечисти, ощутимую, нужно заметить, от контрактов и клятв вану Рюкю освобождает. То ли звиздюлями, то ли личной харизмой — рассказчик не знал.
В общем, оставшиеся лояльными нечистики вытаскивают пузатого хиккана и нычут в специальном ныкательном месте. А Хонсюдзин вежливо ставит окружающих в известность, что он теперь — Ван Рюкю, а кто против, пусть скажет ему это в маску. Желающих не нашлось, так что стал Хонсюдзин по результатам свободного, всенародного и всенечистого референдума ванить.
Ванство это, с точки зрения собеседника, для окинавцев весьма полезно. Потому как на некоторых островах «кромешный звиздец, почтенные, не хочу расстраивать», на чём мы не настаивали. Ну не то, чтобы совсем, но не особо про всякие нихонские острова интересно.
При этом, нечисть большей частью, да и многие металюди Хонсюдзина уважают и вообще. А вот человеческое большинство на него точит зуб, причём чем старше — тем больше зуб. Молодежь, вроде как, вполне к этому вану лояльна.
Ну и всякие программы улучшения быта, обучения, медицины, натурализации и интеграции нечисти в социум. Прям Фидель Ганди, а не ван-узурпатор, червяками чужих партнёров тырящий.
