эта мысль заинтересовала. Девушка чуть подалась вперед, сменила позу на более удобную. А какими цветами она рисовала бы? Можно ли присвоить каждому из «грешников» какой-то цвет? Кстати, подумала Лиза. В радуге тоже семь цветов. И даже символично было бы не использовать черный и белый.
Красный – это Саймон. Эта мысль была первой и явно не подлежала критике. Кто, если не он? Возможно, конечно, при выборе цвета сыграл решающую роль не столько он сам, сколько его машина. С оранжевым тоже все просто. Конечно же, Миллер. Никто из всей семерки не показался ей таким же… энергичным. Желтый. Лиза задумчиво нахмурилась. Тут, наверное, подойдет ассоциативный признак. Желтый – это золото. Несомненно, Джонсон. Да, минуту назад он вообще должен был быть пустым местом, но система координат изменилась. Лиза получала странное удовлетворение от этой игры с визуальными образами. Теперь зеленый – скучная де Йонг. На голубом Лиза на секунду задумалась, но на самом деле не хотела видеть очевидного. Ей сразу же вспомнились небесно-голубые глаза Парсли. Она мысленно махнула рукой. Этот цвет, по ее мнению, ему не очень подходил, но можно сделать художественное допущение. Синий – тут все просто: она сама. Кроме того что синий в моде, он еще и неплохо сочетается с ее рыжими волосами. Нескромно, но, если смотреть фактам в лицо, она в этой семерке самая красивая. И вполне логично, что фиолетовый цвет достался Николь. Цвет того самого безумия, о котором все время говорит Николь. А еще нестабильности и несформированности. Просто идеально.
Лиза снова на секунду вынырнула из своих размышлений и посмотрела на де Йонг. Вроде бы ничего не изменилось, но все же… Что-то в выражении лица… Ей кажется или бабка чем-то недовольна? Ее проблемы. Лиза чуть сменила позу. Теперь девушка полностью копировала де Йонг. Лизе хотелось ее немножко подразнить. И посмотреть, как старуха на это отреагирует.
Де Йонг все так же смотрела своим странным расфокусированным взглядом. Такое ощущение, что она старалась не фиксироваться на какой-то детали, чтобы не упустить всю остальную картину. Нет, даже не так! Она не хотела рассматривать деталь в отрыве от контекста. Лиза нахмурилась. Ей стало очевидно, что бабка не просто сидит и ждет чуда. Де Йонг смотрит. Причем это какой-то очень хитрый процесс, требующий высокой концентрации.
Лиза плюнула на разгадывание этой тайны и мысленно вернулась к радуге, о которой недавно размышляла. Повторила соотношение цветов и фамилий. Хмыкнула. Этот порядок совпадал с порядком семерки на фотографии Сархана. За одним обидным исключением. Лизе и де Йонг надо было поменяться цветами. Таким образом, художница становилась синей, а Лиза – зеленой. Обидно. Зеленый цвет у Лизы ассоциировался с унылым болотом и лягушками. То есть Сархан хотел этим отразить ее уныние?
Ладно, это она могла принять скрепя сердце, но вот де Йонг! Синий цвет? Лизин любимый. Просто невыносимо! На этой старухе любой другой цвет смотрелся бы лучше, чем этот. Нет, надо быть честной: любой другой цвет смотрелся бы так же плохо. Было особенно обидно оттого, что подходивший Лизе синий достался именно де Йонг. Ладно бы Саймону или Николь.
Она вспомнила, как сравнивала де Йонг с мумией, у которой все органы выжгла зависть. Сейчас это сравнение казалось не очень корректным. Лизу озарило: зависть работает иначе. Синий цвет стал триггером. Лиза была готова смириться с доставшимся ей зеленым, но мысль о том, что де Йонг будет в синем… раздражала. И этот раздражитель требовалось устранить. Лиза не столько хотела забрать цвет себе, сколько отнять его у бабки.
Лиза нахмурилась. Вероятно, она только что уловила, о каких именно ключах говорил Саймон в «Пятом круге». И о каких отношениях с несуществующим говорила Николь. Теперь Лизе казалось, что Сархан создал свою работу именно для нее. Лиза провела параллель между Сарханом и де Йонг. Абигейл никогда не станет и вполовину такой великой, как Сархан. Она и не хочет. Ей достаточно того, чтобы исчез раздражитель. То самое фото, другие его работы или сам загадочный художник. Нет задачи взобраться на его уровень, а вот скинуть его с вершины – это да.
Лиза снова посмотрела на художницу. Недавняя острота сознания забрала все доступные мыслительные ресурсы. Де Йонг сидела, сложив руки на коленях. Теперь уже совершенно точно можно было сказать, что выражение лица у нее изменилось. Вероятно, она просто устала.
– На сегодня все, – сказала вдруг Абигейл и медленно встала.
Лиза только в этот момент осознала, что де Йонг все это время вообще не шевелилась, сидя на жестком стуле. Должно быть, у нее затекли все конечности, устала спина и просто безумно болела пятая точка.
– Вы же ничего не нарисовали! – возмутилась Лиза.
– Да что вы говорите, мисс Ру? А я и не заметила! – скривилась де Йонг.
Лизе показалось, что художница очень сильно чем-то раздражена.
14
Лиза закрыла дверь за де Йонг и взялась за голову. Боль возвращалась, несмотря на аспирин. Это была какая-то новая боль. Она не концентрировалась в конкретной точке, а охватывала весь череп. Нет, давила на него изнутри. Как газ, распирающий воздушный шарик. Его вроде нет, но давление чувствуется. Лиза пошла на кухню, сунула капсулу в кофемашину и осмотрелась, вспоминая, что хотела сделать. Мысли путались, будто бы блуждали в том газе, который заполнял голову.
Повинуясь странному влечению, Лиза пошла в спальню. Взяла с зарядки телефон и сняла его с авиарежима. Она едва успела развернуться, чтобы пойти на кухню, как телефон завибрировал. Лиза медленно посмотрела на экран. Незнакомый номер. Нет никаких причин брать трубку, но… Она сама не понимала, почему сделала это. Лизе показалась, что она не участвует в процессе, просто наблюдает за тем, как ее палец делает движение по экрану, а рука подносит смартфон к уху.
– Да?
– Привет.
Лиза не сразу поняла, кто это. Саймон звучал подавленно.
– Как ты? – Она села на кровать и прижала руку к груди.
Возникло странное щемящее чувство. Как будто тоскливое чудовище поселилось в солнечном сплетении. То самое, которое она пыталась разглядеть в «Пятом круге».
– Я в порядке. – Саймон усмехнулся. – Я это заслужил в любом случае.
Ей послышались вопросительные нотки в последней фразе. Наступила странная тишина. Тоскливый монстр в солнечном сплетении стал больше. Что-то происходило. Лиза ждала.
– Черт, я не мастер говорить слова без сценария, – попытался пошутить Саймон и тут же стушевался. – Дурацкая шутка какая-то получилась.
Лиза просто не узнавала его. Его речь, фразы. Все
