Ничего у тебя не выйдет! Жезл легко справляется с извращенной магией. Ничтожество! Вон из Музея! Убирайся восвояси, в Джелдред!
Рокочущее бульканье огромных губ продолжалось. Зев снова раскрылся, как серая, вязко подергивающаяся пещера. Глаза монстра загорелись титаническим гневом. Рот-пещера взревел, распространяя сокрушительную лавину звука, сотрясавшего голову и словно забивавшего гвоздь пневматическим долотом в самое средоточие мозга.
Из стержня над аркой брызнул серебристый туман. Ревущая волна захлебнулась, свернулась, погрузилась в металлический туман, пленивший и поглотивший ее; от нее не осталось ни звука. Туман сжался в плотный шар, удлинился, как копье, и, разогнавшись, глубоко погрузился острием в губчатый нос гиганта. Послышался глухой отголосок взрыва; огромное лицо скорчилось от боли, а его нос превратился в розетку разорванных лепестков серой плазмы. Лепестки шевелились и раскачивались, как лучевые отростки морской звезды, после чего снова срослись, и шишковатый нос стал заостренным конусом.
Старик сказал:
— Ты что-то сегодня капризничаешь, мой демонический гость! У тебя отвратительный нрав. Мешаешь бедному старому Керлину выполнять его обязанности. Нехорошо! Ты изобретателен, но не предусмотрителен. Так что же, Жезл? — Старик обратился к стержню над аркой. — Ты почуял этот звук? Придумай равноценное наказание, этой омерзительной роже давно пора устроить взбучку.
Послышался хлопок: из стержня выдвинулся черный кнут, громко щелкнувший в воздухе, изогнувшийся под арку и хлестнувший по серому лицу. На лице образовался растущий рубец. Лицо вздохнуло и сморщилось, глаза его зажмурились, спрятавшись в зеленоватых складках плоти.
Куратор Керлин рассмеялся — визгливым, тявкающим, безразлично-рассеянным смехом. Смех этот внезапно прервался — так, словно никогда не начинался. Куратор повернулся к Гайялу и Ширли, стоявшим, прижавшись друг к другу, недалеко от арочного прохода.
— А это еще что такое? Музей закрыт, занятия кончились! Разве вы не знаете расписания? Почему вы задержались, что вы тут делаете? — Старик строго погрозил им пальцем. — В Музее не положено безобразничать, я этого не допущу. Ступайте прочь, возвращайтесь домой в Торсингол. И в следующий раз уходите, как только прозвенит гонг — вы нарушаете установленный порядок… — Старик прервался и бросил беспокойный взгляд через плечо. — Сегодня вообще все не так, как положено! Ночной ключарь опять опаздывает, это никуда не годится… Я уже целый час жду этого бездельника, придется доложить о нем в Ликургат. Мне давно пора прилечь у камина… Разве можно так обращаться со старым Керлином? Я не обязан замещать всю ночь какого-то ленивого дебила… Выгонять опоздавших — его обязанность, а не моя! А вы? Почему вы все еще здесь? На улице уже стемнело!
Старик приблизился к Гайялу и его спутнице, раздраженными жестами приказывая им покинуть галерею.
— Уважаемый Куратор, мне нужно с вами поговорить, — сказал Гайял.
Старик остановился, прищурился:
— Что? Еще какие-то хлопоты? Нет уж, я свою смену отработал, а вы нарушаете правила. Правила нужно соблюдать. Обратитесь ко мне завтра утром — я буду в аудиариуме четвертого округа, — тогда я вас выслушаю. А теперь уходите!
Озадаченный, Гайял отступил на шаг. Ширль опустилась на колени:
— Господин Куратор, умоляю, помогите нам! Нам некуда идти!
Куратор Керлин недоуменно взглянул на девушку:
— Некуда идти? О чем ты говоришь? Иди домой — или, если ты бездомная, попроси убежища в храме. Тебя могут приютить в общественном эсцентариуме. За заставой есть постоялый двор. В Торсинголе всегда можно переночевать бесплатно, это уж как пить дать. А Музей — не таверна для бродяг.
— Господин Куратор! — в отчаянии воскликнул Гайял. — Выслушайте меня! Мы в беде, возникла чрезвычайная ситуация!
— Ладно, говорите.
— На вас нашло затмение ума, вы повредились в уме! Вы меня понимаете?
— А! В самом деле? — пробормотал Куратор.
— Торсингола больше нет. Вокруг Музея — холодная пустыня. Ваш город давным-давно исчез, с тех пор прошли тысячелетия!
Куратор снисходительно улыбнулся:
— Печальный случай! Вот так и бывает с прилежными молодыми людьми, когда они перенапрягаются. Разум не выдерживает лихорадочного темпа жизни. — Старик покачал головой. — Что поделаешь? Бедным дряхлым костям придется подождать, заслуженному отдыху еще не время. Испарись, усталость! Нас призывают долг и простое человеческое сострадание, нам предстоит исцелить безумие и восстановить ясность мышления. В любом случае ночной ключарь не явился — заменить меня некому. — Он подал знак: «Пойдемте».
Обуреваемые сомнениями, Гайял и Ширль неохотно подчинились. Куратор открыл одну из дверей и прошел внутрь, бормоча себе под нос и жестикулируя так, словно он спорил с невидимым собеседником. С опаской посматривая по сторонам, молодые люди осторожно последовали за ним.
Они оказались в кубическом помещении; пол был покрыт матовым черным материалом, а стены сверкали со всех сторон мириадами округлых золотых шишечек. В центре помещения стояло кресло с нависшим над ним колпаком, а рядом с креслом находился пульт, достигавший примерно уровня груди, со множеством переключателей, движков и ребристых верньеров.
— Это трон просвещения, принадлежащий лично мне, то есть Куратору Музея, — пояснил Керлин. — В качестве такового, будучи надлежащим образом отрегулирован, он программирует конфигурацию гиноменеврического прозрения. Достаточно ввести правильные соматосиндикальные параметры… — Старик наклонился над пультом и некоторое время занимался настройкой. — Ну вот, теперь будь любезен, сохраняй спокойствие: я избавлю тебя от галлюцинаций. Это выходит за рамки моих обычных обязанностей, конечно, но мне не чуждо ничто человеческое, и я не хочу, чтобы обо мне говорили за спиной, что я — черствый чурбан, не желающий оказать помощь ближнему.
Гайял тревожно спросил:
— Уважаемый Куратор! Ваш трон просветления — или как он называется, — что он со мной сделает?
Куратор Керлин встал в величественную позу.
— Волокна твоего мозга переплелись, перепутались, истрепались, в связи с чем установились ошибочные связи между областями мозга. Благодаря чудесному искусству современных церебрологов, однако, этот аппарат приводит синаптические связи в соответствие с правильным расположением, предусмотренным информационной библиотекой — то есть приводит их в состояние, свойственное нормальным людям, как ты понимаешь — пряжа нервных волокон расправляется и упорядочивается, психические нарушения устраняются.
— Когда я сяду в это кресло, что вы сделаете? — поинтересовался Гайял.
— Достаточно замкнуть контакт, передвинуть ползунок и повернуть переключатель — здесь, здесь и здесь. Ты потеряешь сознание, но уже через тридцать секунд загорится вот эта лампочка, оповещающая об успешном завершении лечения. После чего я переведу приборы управления в исходное положение, и ты встанешь с трона здравомыслящим человеком.
Гайял взглянул на спутницу:
— Ты слышишь и понимаешь?
— Да, Гайял, — тихо отозвалась Ширль.
— Запомни! — Гайял повернулся к Куратору. — Чудесно! Но как я размещусь на троне?
— Сядь и расслабься, больше ничего не требуется. Я передвину колпак немного вперед и вниз — так, чтобы он закрывал глаза и тебя ничто не отвлекало.
Гайял наклонился и опасливо заглянул под колпак:
— Боюсь, я чего-то не понимаю.
Куратор
