Юля робко присела на краешек дивана и подняла на отчима, нависшего над ней, полные решимости глаза.
— Я могу вернуться, — пролепетала она, теряя последние остатки храбрости. — Тебе интересно?
— Допустим, — кивнул отчим, испепеляя взглядом. — Какие условия?
— Мне нужны деньги, — отчаянно бросилась она на амбразуру. — Крупная сумма. Больше никто не поможет, понимаешь?
— С какой целью?
— На лечение. Мой бывший любовник, он в реанимации… — заметила тихо, не отводя сухих настороженных глаз.
— Почему именно я должен оплачивать его лечение? — нехотя усмехнулся отчим. — И о какой сумме идет речь?
— Триста двадцать тысяч евро, — выдохнула Юлька, понимая, что Петрович может послать ее в любой момент.
— Просто бывший любовник, Юль? — одна черная бровь приподнялась вверх. — Я хотел бы знать все тонкости сделки.
— Он — отец моего ребенка, — выдохнула она, понимая, что дальше дороги нет. Сейчас выгонит взашей, и никакой высокий хвост не поможет.
— А срок какой? — криво усмехнулся отчим.
— Два месяца, — призналась Юля и добавила поспешно: — Я хочу оставить этого ребенка.
— Он знает?
— Нет, — мотнула она головой.
— Хорошо, — кивнул отчим. — Я дам двести восемьдесят. Остальное пусть добавит еще кто-нибудь. Всю сумму слишком наглядно, девочка, — тихо заметил он и, усевшись рядом, провел пальцем по ее шее. — Но у меня одно условие, Юля. Ты никогда ни при каких обстоятельствах не встретишься с этим человеком. Он не должен знать, кто ты такая и любые подробности о ребенке.
— Хорошо, — кивнула Юля, понимая, что это условие самое легкое.
— Останешься жить у нас с матерью, — продолжал отчим. — Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, что это означает?
— Да, — кивнула Юля, чувствуя себя последней проституткой. Впрочем, так оно и было.
— Через пару месяцев оформишь брак с Сашкой, — проскрежетал отчим, имея в виду собственного сына. — Я хочу, чтобы ты носила мою фамилию.
— Хорошо, — пробормотала она, понимая, что назад дороги нет и уже не предвидится. Капкан захлопнулся. — Когда я смогу перечислить в фонд деньги?
— Хоть завтра, — хмыкнул отчим, запуская пальцы под подол ее платья. — Приноси реквизиты, девочка. Сразу отправим. Я же этот, как его… благодетель! — заржал он и накрыл ее губы жадным слюнявым поцелуем.
Глава 23
Почти два месяца Юля Фомина считала, что сваляла дурака. Отдалась отчиму в обмен на деньги для лечения Димы Блинникова. Шаг благородный, но глуповатый. Тем более что ей так никто и не позвонил. Каждый день она просматривала в реестре юридических лиц списки различных вновь созданных фондов. Вводила в поиск фамилии «Кирсанов» или «Кирсанова», заведомо зная, что кто-то из них будет лично контролировать расходование средств. Но так ничего и не обнаружила. А когда в конце апреля ей позвонила Александра Кирсанова, Юлька с радостью поняла, что выбрала верный путь.
— Как Дима? — вежливо и отстраненно поинтересовалась она, стараясь ничем не выдать себя. Телефон прослушивался, и распечатка этого разговора точно ляжет на стол отчиму, а она обещала. В обмен на деньги…
— Лучше, — тяжело вздохнула генеральша. — Вот уже сам пытается ходить с палочкой.
— Пусть поправляется, — холодно заметила Юлька, сжавшись в комок. Ей хотелось бросить все и метнуться в госпиталь. Найти там Димку и…
«И что? — мысленно обругала она саму себя. — Он не хочет тебя, Юля», — в который раз напоминая прописную истину.
— И кстати, по нашей договоренности, — светски защебетала Юлька. — После истории с поджогом газету прикрыли, — сообщила она генеральше всем известную новость. — Меня пригласили на работу пресс-секретарем в солидную международную компанию. Денег тут как у дурня фантиков. И много тратится на благотворительность, — пробормотала она, силясь не разреветься. — Я рассказала о судьбе Димы руководству и выбила из них триста тысяч евро, — самодовольно заметила Юля Фомина, теперь уже Яныч. — Мы отправим деньги в любой момент. Давайте реквизиты.
— Сколько? — выдохнула Александра и, решив, что ослышалась, повторила: — Сколько?
— Триста тысяч, — спокойно отрапортовала Юля. — Остаток суммы, я думаю, можно собрать. Единственная просьба, — вкрадчиво заметила она. — Наш учредитель Валерий Петрович настоятельно просит подписать форму договора, разработанную юристами компании. Я вышлю вам на почту, Александра Андреевна?
— Да, обязательно, — охнула та.
Отложив в сторону сотовый, Юля Фомина задумалась.
— Нет, я поступила правильно, — пробормотала она, ощущая, как прутья золотой клетки впиваются в кожу. Прорастают в ней, становясь одним целым. — Так скоро я забуду, что значит голодной ложиться спать, — криво усмехнулась она, подходя к зеркалу. — Как до утра писать статьи, а потом сонной плестись в редакцию, желая продать весь мир за чашку кофе.
Юлия поправила спортивное платье от Армани, провела пальцами по перекрашенным в русый прядям. Валерий Петрович велел сразу привести волосы в порядок и вернуть родной цвет.
— Тебе не идет, — постановил он и приказал матери записать дочку к именитому мастеру. Юля не спорила, ощущая себя вещью. Собственностью отчима. Она теперь жила в родительском доме, одевалась в ЦУМе и вместе с матерью гуляла в близлежащем парке. Ради ребенка, что сейчас рос в ней, Юлька отмела все дурацкие идеи о самореализации. Только вот по ночам лежала в потных объятиях Валерия Петровича и старалась не думать о Диме Блинникове. Терпеливо сносила страстные ласки нелюбимого мужика и постанывала в нужный момент. Она заметила, как нервозность матери сменилась добродушной веселостью. Понимала, что той выгодно возвращение дочери и ее согласие делить койку с Петровичем. Значит, муж не приведет в дом молодую телку. Не выгонит привыкшую к роскоши жену из дома в чем мать родила. Юлька поймала себя на мысли, что страхи матери имеют под собой основу. И как бы ей самой ни хотелось удрать куда подальше, она точно знала, что второго побега отчим ей не простит. А за свои триста тысяч евро найдет непутевую падчерицу на краю света и превратит ее жизнь в ад. Или разведется с матерью, не оставив ей средств к существованию, и женится на молодайке.
— А так Валеру можно доить и доить, — усмехнулась она и внезапно осознала, что за последние два месяца не написала ни строчки.
«Вдохновению нет места в сытости, — хмыкнула она себе под нос и поняла, что больше не хочет заниматься журналистикой. — Сейчас главное, выносить и родить ребенка. Других детей у меня точно не будет. До конца жизни придется Валерочку обслуживать. А рожать от старика… Боже упаси!» — передернула плечами Юлия и, подойдя к окну, посмотрела сначала вниз, заметила, как во двор въезжает Галендваген Петровича, перевела взгляд на идеальный маникюр. И быстрой ланью направилась в прихожую встречать свой собственный кошелек на ножках.
Июньское южное солнце припекало, и, выйдя из здания аэропорта, Александра остановилась, пытаясь с Фунтиком на руках снять тонкий зеленый пиджак из валяной шерсти. Она улыбнулась мужу, мгновенно перехватившему у нее расшитую авторскую вещицу, перевела взгляд на сына, топтавшегося рядом, и на Асисяя, ставившего чемоданы в багажник Рэндж Ровера Миши Павлова. И поняла, что ни капельки не соскучилась по родному городу.
«Главное, семья рядом», — мысленно улыбнулась она, оправив на выпуклом животе белую тунику и прижимая собаку к груди. Беременность давалась Александре тяжело. Токсикоз преследовал с первых дней. И хоть сейчас, на четвертом месяце, прекратился. Но благо муж постоянно находился рядом. Даже в командировку на смену Бердянкину отказался ехать.
— У меня жена вот-вот родит, — сообщил он кому-то в высоком кабинете. И Гоголю заявил решительно: — Я уже свое отъездил, бать! Пока один был, совал голову в пекло. А сейчас, случись что, Александра Андреевна одна с двумя детьми останется. Я этого допустить не могу. Да и в «Секире» я постоянно нужен. Ну чтобы еще кому-нибудь в голову не пришло банк взять…
