В другое время я бы, конечно, вступил в полемику, высказался. Но сейчас у меня было совершенно не то состояние. Молча кивнув, махаю на прощание рукой и под возмущенный взгляд, спешу следом за Настькой.
Правда, спустившись вниз, обнаруживаю пустой коридор. Уже хочу взорваться, но тут открывается какая-то совершенно неприметная дверь, и Настька машет мне.
Как только оказываемся в темной подсобке, словно дикие набрасываемся друг на друга. Прижимаю Настьку к двери и, распластав на ней, целую, как ненормальный, сминая ее губы, вылизывая горячий рот языком, одновременно забираясь руками под ее юбчонку и сжимая с силой упругие ягодицы.
– Падла, шею бы тебе свернуть за твои выходки, – шепчу между поцелуями.
– Сверни, – соглашается она, задыхаясь и будто не слыша. – Я сама себя ненавижу. Не могу без тебя. Так соскучилась… Любимый мой, единственный.... Я так по тебе соскучилась…
Она еще что-то приговаривает, а меня распирает от злости.
Сучка, научилась веревки из меня вить. Влить бы ей по первое число, чтоб на всю жизнь запомнила. Но мне ее тоже настолько не хватало, что теперь трясет, как долбанного наркошу при виде дозы. Хочу. Дико хочу эту чокнутую девчонку.
Словно слыша мои припадочные мысли, она хватается за ремень на моих брюках и лихорадочно пытается расстегнуть. Помогаю ей, она тут же спускает их вместе с боксерами и, не успеваю я среагировать, как опускается передо мной на колени.
– Насть, – пытаюсь поднять ее, но она отталкивает мои руки.
– Хочу в рот, – заявляет непререкаемым тоном и проводит языком по яйцам, а после посасывает их.
У меня же мир перед глазами меркнет от накатившего горячей волной удовольствия. Сжимаю в кулаке ее волосы и закрыв глаза, отдаюсь ощущениям, едва сдерживая стоны от каждого движения ее губ и языка. Правда, надолго меня не хватает. Как только она полностью берет член в рот, и самозабвенно начинает сосать, чувствую, что еще пара секунд и я позорно кончу, как пацан, которому впервые делают минет.
Поэтому поднимаю ее с колен, впиваюсь в распухшие, пахнущие мной губы, и не спеша целую, давая себе передышку. Однако Настька, сгорая от нетерпения, отталкивает меня, и сама поворачивается лицом к двери. Уперевшись в нее руками, расставляет ноги пошире и прогибается в спине, подставляясь под меня. Всем своим видом крича: «Ну, давай же, трахни меня!»
Когда девочка так сильно хочет – это невозможно игнорировать. Задрав юбчонку, стягиваю с Настьки колготки с трусиками и провожу головкой члена по отчаянно мокрым складочкам.
– Возбуждает тебя, Настюш, сосать член, да? – резюмирую, продолжая ласкать ее, размазывая обильно – текущую смазку.
Настька дрожит и постанывает.
– Пожалуйста, – чувственно отзывается она, прогибаясь еще сильнее, словно кошка.
– Какая голодная девочка, – приговариваю на автомате и вхожу в нее сильным толчком, отчего Настька всхлипывает и покрывается мурашками, я же, навалившись на нее и придавив к двери, прикусываю ее шею, чтобы не застонать и не начать материться.
То ли за месяц отвык, то ли правда там у баб из-за отсутствия секса сужается, но чувство, будто она снова гребанная девственница: сжимает так, что это какой-то лютый п*здец. Хочу кончить.
Так в ней горячо, влажно, узко. С одного толчка просто уносит. Забравшись руками ей под свитер, ласкаю ее грудь. Мимоходом отмечая, что она у нее немного увеличилась. Да и вообще Сластенка набрала свои потерянные килограммы: округлилась снова, налилась вся. Красивая, сочная. Ласкаю ее, глажу, проникаю в нее как можно глубже и сильнее. У нее там все хлюпает, течет мне на яйца. Она уже не просто хнычет, а стонет в голос. Зажимаю ей рот ладонью и трахаю в быстром, жестком темпе.
– Да. О, боже, да! – чуть ли не рыдает она, подмахивая мне, насаживаясь на член с еще большей силой.
Чувствуя, что скоро кончу, стимулирую клитор и целую Настьку, зная, как ее возбуждает, когда мой язык и член одновременно глубоко в ней.
И да, задрожав, она кончает, а я следую за ней, спуская на ее румяные от моих шлепков ягодицы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Несколько долгих минут мы стоим, не шевелясь и загнанно дышим, приходя в себя.
– Ну, привет, – обернувшись, легонько касается она моих губ своими. – Отошел или все еще злишься?
– А ты, как думаешь? – отстранившись, уточняю насмешливо, поправляя одежду.
Настька хмыкает
– Думаю, прибаутка про то, что нет проблемы с мужиком, которую нельзя решить минетом, правдива – заявляет она с самодовольным видом и, стерев с задницы мои следы, натягивает трусики с колготками
– Да ты что?! – не могу сдержать смешок и притягиваю ее к себе. – Ну, положим, настроение ты мне подняла, но проблема-то так и осталась.
– Знаю, – вздыхает она тяжело. – Но давай, не сейчас. Меня с журналом ждут. Еще не хватало, чтобы стали искать.
– Ладно, встретимся тогда в нашем доме, – соглашаюсь, признавая, что выяснять отношения в подсобке и уж тем более, заниматься в ней сексом – безумие чистейшей воды.
– Сереж, меня мама пасет днями и ночами. Я первый день куда-то смогла выехать, у меня даже телефона нет…
– Зато у тебя есть охранник, который отвезет тебя туда, куда ты ему скажешь, – заключив ее лицо в ладони, целую в кончик носа.
– Вот как? – понимающе тянет Настька.
– Именно.
– Шустрый ты.
– Ну, так я состарюсь, пока дождусь твоих инициатив.
– Ой, знаешь, что, – закатывает она глаза и тут же напряженно застывает. -Ты слышал?
– Что?
– Какой- то шорох там, – указывает она на неосвещенную часть подсобки.
– Ну, крыса или кошка какая-нибудь, – отмахиваюсь.
– А мне кажется, там кто-то есть.
Глава 7
«Вот почему плохо, когда ты остров; забываешь, что и за пределами твоих берегов что-то происходит.»
К. Макколоу «Поющие в терновнике»
– У тебя паранойя, – заключает Долгов, посветив, скорее для вида, пару секунд телефоном.
– С таким успехом мог вообще не смотреть, – парирую раздраженно, не понимая его беспечности.
– Ну, а смысл? Кто тебя по голосу узнает? – отзывается он. – Здесь все равно не видно ни хрена. Так хоть лицом не светишь. Сидит и пусть дальше сидит, целее будет.
Его доводы звучат, конечно, убедительно, но мне все равно не спокойно. Если бы время не поджимало, я бы все как следует просмотрела, но меня и так уже, наверное, ищут.
– Ладно, я побежала, а то сейчас еще охрану вызовут на мои поиски, – прижавшись к Долгову всем телом, целую его на прощание и не могу оторваться. Втягиваю жадно его запах, скольжу ладонями по широким плечам, и меня начинает ломать.
Мне мало. Слишком его мало. После месяца разлуки секс впопыхах – ни о чём. Хочется надышаться, насмотреться, снова стать частью его жизни. Мне необходимо убедиться, что он мой. Только мой. Все эти тридцать дней я готова была на стены лезть от неуверенности и страха. Неизвестность сводила меня с ума. Я отчаянно боялась, что своим необдуманным побегом перешла черту, за которой уже ничего нельзя вернуть.
Казалось, Сережа плюнул на меня и мои сомнения. Решил, что это того не стоит и вернулся к Ларисе или нашел себе кого-то еще.
Порой, лежала по ночам и едва головой не билась об подушку, пытаясь отогнать от себя мысль, что Долгов, возможно, в это же самое мгновение прекрасно проводит время с другой женщиной.
Знаю, глупость несусветная и вообще… Будто дел у него других нет, кроме, как по бабам таскаться. Но сколько не пыталась себя вразумить, а все равно накручивала. От Серёжи не было никаких вестей, и чем больше дней проходило, тем больше я жалела, что поступила столь опрометчиво.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
О чем я думала?
Да ни о чем. Меня настолько захлестнули эмоции, что я элементарно даже дышать нормально не могла. Перед глазами стояла раскуроченная машина, и воображение дорисовывало ужасные картины, в которых мама неизменно при смерти. Стоило только представить, что она умрет, а я не успею ни попрощаться, ни сказать ей самых главных слов, на меня накатывала такая паника. Я не хотела, чтобы в моем последнем воспоминании о маме она остервенело хлестала меня ремнем. Мне необходимо было, чтобы хотя бы раз, один – единственный, чертов раз мы посмотрели друг на друга без раздражения и злости. Однако, я не была уверена, что Сережа позволит и отпустит меня домой, поэтому сделала все тайком.
