Годом раньше, годом позже. Да от твоей руки хоть и не стыдно в лазарет попасть. А эти, только толпой и берут, суки. Ты мне никогда не мешала. Они всего лишь пешки безвольные, до поры до времени живое мясо. Барахтаются, пытаются надышаться перед смертью… Ты здесь единственная, кто похож на охотника… Так вот, разница между вами, в том, что тебя я уважаю, а их нет, — он говорит на медленном выдохе, тихо, прерывисто, затягивается меду фразами, и выпускает дым на полуслове.
Зоя в ответ вдруг хитростно улыбается. Продолжает смотреть в пустоту.
— Да… — протягивает сдавленно, почти смеясь.
— Не хочешь отыграться? Чтобы снова боялись.
— Тебе-то с того что?
— Выгода. Есть в тебе правда, как бы там ни было. И еще кое-что.
— Есть предложения?
— Да, может это и стоило мне зашитой губы, я раздобыл кое-что интересное. Ни одни мы с тобой ведем ночную жизнь.
— Прелестно.
— Устроим засаду. Хочу увидеть их слезы. Будет красиво.
Зоя словно впервые устремила на него прямой взгляд. И в тени, он оказался внезапно красив, как часть ее, как нечто искусно сотканное. Тьма, с которой она так тщетно боролась всю жизнь, избавляет ее от боли. Тьма дает выбор, дает шанс, которого свет никогда не давал.
***
План был несложный. Как сказал Мирон, из «достоверных источников», он знал точное время и место, где проводят ночные сходки сослуживцы.
Выйти через окно мужского туалета оказалось легко. Они передвигаются, как тени, как если бы выполняли задание, чисто и без следа. Через высокие тополя обходят сан. часть. По очереди проскакивают через длинное здание столовой, огибают тир и штаб мимо караула. Зоя искренне удивляется тому, как ловко и быстро двигается Мирон.
«Значит притворяется блаженным. Зачем? А, неважно».
Уже через пару минут оказываются у продовольственного склада. Старая крыша здания плохо защищает от проникновения посторонних. Зоя знала это давно и наверняка. Не раз залазала туда в детстве, когда вне сборов мать на несколько дней оставляла ее в части. Эту территорию она знает, как собственные руки, и это дает ей преимущество. У белого кирпичного здания склада она беззвучно пробирается к железной двери. Замка нет, значит купили ключ. Мирон, следуя ее взгляду, понимающее кивает в ответ. Затем скрывается в ночи за белой стеной в поисках нужного ему окна. Зоя идет к противоположной стене. Здесь практически нет фонарей, да и те моргают, не справляясь со своей задачей. Практически наощупь, Варя находит деревянные полеты, плавно уверенно взбирается на них, нащупывает ногой выступающий кирпич, приподнимается на нем и достает до грубого края крыши. Без труда подтягивается и беззвучно проносится по периметру. Находит полоску желтого света. Квадратный деревянный люк. Зоя опускается к нему ухом и прислушивается к голосам. Судачат. Затем принюхивается и четко улавливает запах дурмана и растерзанной тушенки.
Она отрывается с места, отходит к краю крыши. Внизу ждет Мирон. Она скидывает мелкую гальку на асфальт. Где-то в темноте ей кивает черная взлохмаченная голова. Стоя перед люком и приготовившись разрушить чужой покой, она слышит, как разбивается окно.
Молодые охотники разбивают лагерь в тайном укрытии, занимают привычные им места. Пару часов свободы дают не сойти с ума в бесконечной дисциплинированной рутине. Полумрак картонных коробок и металлических дырявых стеллажей прячет их от глаз надзирателей. Тусклый желтый свет единственного работающего фонаря дает надежду, что здесь они могут быть собой без страха за жизнь.
Высокая блондинка, устало поджав губы, усаживается на пыльный деревянный табурет под железными полками стеллажа, набитого провиантом. Большие мешки сахара, круп и черт знает чего разбросаны по углам, сложены друг на друга невысокими стопами. Рядами заставленные широкие полки вдоль стены хранят на себе партии коробок с маслом, сгущенкой, консервами и пыль. Пухлявая, круглолицая девчонка с кудрявыми черными волосами, и густыми, почти сходящимися на переносице бровями, юрко залазит на подоконник.
Рядом с блондинкой, на белые мешки, как на комфортабельное кресло, усаживается крепкий высокий парень с перевязанной рукой. Облокачивается головой к серой холодной стене. Коротышка пацан, бритый почти налысо тут же направляется к полке с тушенкой. Заранее подготовленным ножом вскрывает заветную банку. Облизывая нож и ковыряя внутренности банки, вскарабкивается на стремянку в углу. Еще двое крепких подростков расположились у больших картонных коробок, раскладывают на нем карты, как на игральном столе. Само собой, узкое пространство заполняет загадочный сигаретный дым. Почти каждый, не стесняясь выкуривает столько, сколько позволяет это время, подряд, не сбивая темпа.
— Да ну тебя, дура. Я же серьезные вещи говорю. Что будешь делать, когда домой вернешься? Аттестат тебе все равно нужен, — вальяжно протягивает крепкий парень, распластавшийся на мешках.
— Да на кой нам вообще эта школа? — вдруг вклинивается в разговор коротышка, облизывающий свой походный нож.
— Прикрытие, дебила кусок. И знания. Тебе тут про закон Ньютона никто распинаться не станет, — перебивает его блондинка на стуле.
— Сама такая! Да нужен он мне, Ньютон, вместе с Менделеевым и Пушкиным. Мы под нож за нечистью лезем, а не диссертации пишем, — отвечает ей коротышка.
— Так, когда яд рассчитывать будешь, Менделеева вспомнишь, а когда с винтовки целиться придется, то и физика быстро на ум придет, — аргументирует перевязанный.
— Если мясом быть хочешь, можешь и не учиться, бросай. А если планируешь жить, как человек, то и знания человеческие пригодятся, — заключает блондинка.
— Ай, да ну вас! Жить надо, на полную, а не об экзаменах думать. Мы, может, последние дни доживаем, какие тут уроки… — печально разворачивает разговор дама, восседающая на подоконнике.
— Так боишься задание не выполнить? — раздается с издевкой голос с табуретки под стеллажами.
— Отец рассказывал, что на первом задании отсеиваются все недоноски. Грубо, конечно, но разве у нас бывают простые дела? Попадется тебе вовкун или ламия, или даже голем, будешь алатырем размахивать? Мне на спец. подготовке посмотреть на них хватило, не то что в одиночку с такими в бой вступать. Повезет, если ведьма какая неопытная, не поймет, кто к ней пожаловал, быстро разберешься. Такое большая редкость, обычно с ними и не заморачиваются, пока силу не явит и до греха тяжкого не дойдет. Чаще всего если ведьма, то с опытом попадается, таких, как мы, они на ужин едят. Сейчас безродных мало, чтоб с грехами, а родовые своих берегут, как птенцов в гнезде, к ним и близко не подкопаешься, твари свои права знают, — распаляется кудрявая молодая девица, втягивая и вдыхая через нос сигаретный дым.
— Не нагнетай, и без того тошно, — стонет один из играющих в карты.
— И
