На столе в пустой спальне Фаины лежала записка: «Ты мне больше не отец, ухожу к тому, кого люблю».
Иван помчался в комнату, которую занимал Антон, распахнул шкаф и увидел, что все оставленные парнем вещи пропали. Львов сразу понял, кто ограбил квартиру и увез Фаину.
Поиски дочери ничего не дали. Та как в воду канула. Фотографии показывали по телевизору и несколько раз печатали в газетах, но толку чуть. Девочка пропала. Постепенно Иван свыкся с исчезновением дочери. Последнюю попытку поисков он предпринял несколько лет тому назад. Взял одну из фотографий семнадцатилетней Фани и пошел к очень известному экстрасенсу. Тот долго глядел на снимок, потом сказал:
– Я не вижу ее среди живых.
Больше Львов дочку не искал. Жениться мужик не хотел и жил один.
– Поискали бы Антона, – посоветовала я, – он-то, наверное, знает, куда Фаина подевалась.
– Да искал я его, – отмахнулся Иван, – из института выгнали, у матери не живет, с отцом не встречается, где найти?
Единственный кончик – дружок его, Леша Бесчастный, но и тот сказал, что с Антоном не встречался.
– А где он живет? – насторожилась я.
– Сейчас не знаю, а раньше на Садовом кольце.
Я взяла адрес Лени и вышла на улицу. После удушающей жары внезапно сильно похолодало, дул пронизывающий ветер, и погода скорее напоминала конец сентября, а не июня.
В «Макдоналдсе» неожиданно оказалось слишком много народа, и пришлось подсесть за столик к приятной пожилой женщине.
– Замерзли? – приветливо спросила она, глядя, как я жадно глотаю горячее какао. – Надо теплей одеваться.
– И так брюки нацепила, – пробубнила я, откусывая кусок от «биг-мака».
– Они у вас такие широкие, ветер, наверное, задувает, вот и холодно.
Брюки у меня и впрямь расклешены прямо от бедра. Супермодное одеяние от фирмы «Валентино». Но хитрый модельер сообразил, что в таких «трубах» будет зябко, и пустился на хитрость. Подкладка сделана в виде шаровар и на щиколотках прихвачена резинками. Издали – широкие брючины, а внутри тепло, и ветер не проникает к коже. Но не объяснять же это милой старушке.
Поев, двинулась к выходу и почувствовала небольшой дискомфорт. Пришлось идти в туалет. Запершись в кабинке, полезла за подкладку брюк. В кармане у меня, как всегда, большая дырка. Но только в правом, левый в полном порядке. Зашить прореху недосуг, и вспоминаю о ней только тогда, когда засовываю в «больной» карман сотовый. Крохотный мобильник марки «Эрикссон» проскальзывает вниз по ноге и тормозит у щиколотки, стянутой резинкой. Вряд ли Валентино предвидел такой эффект, но все равно спасибо ему, иначе количество разбитых мной сотовых, и без того весьма немалое, увеличилось бы.
Запихнув телефон в целый карман, пошла к выходу, но тут позвонила Маня.
– Мамуля, – закричала она, – помнишь про концерт?
– Конечно, детка.
– Так вот, домой можешь не заезжать, встречаемся без пятнадцати семь у «России».
Я поглядела на часы. Еще полно времени. Ладно, съезжу к Лене Бесчастному. Дом в центре, на Садовом кольце.
Но там меня поджидала неудача. За огромной деревянной коричневой дверью царила тишина. В «глазок» ничего не было видно. Я слышала, как в квартире звонит телефон. Никого. Или на работе, или уехал. Надо идти в машину.
Но тут в глазах потемнело, на уши словно кто-то шапку надвинул, и, чтобы не упасть, я быстро села на ступеньку. Черт возьми, ведь знаю, что при резкой смене погоды у меня моментально падает давление. Оксана велела носить с собой на такой случай несколько кусочков сахара. Я послушно положила в бардачок коробку рафинада. Но плохо-то на лестнице, а спасительный сахар – в «Вольво». Не хватало только грохнуться в обморок на лестнице чужого дома. В голове противно звенело, и перед глазами прыгали черные мухи.
– Вам нехорошо? – раздался голос.
Я с трудом повернула гудевшую голову. Дверь соседней квартиры распахнута, на пороге стоит молодая девушка.
– Сейчас пройдет, – еле ворочая языком, пробормотала я, – не бойтесь, совсем не пью, давление резко понизилось.
– Что уж, алкоголика от приличного человека не отличу? – возмутилась соседка. – Пойдемте ко мне, я – медицинский работник.
На негнущихся ногах вдвинулась в комнату и рухнула на пахнущий чем-то затхлым диван. Девушка притащила тонометр.
– Шестьдесят на сорок пять, – пробормотала она, – надо укол сделать.
– Лучше крепкого чая с сахаром, – попросила я.
Поданный «Липтон» оказал живительное действие, и гул исчез.
– Лучше стало? – осведомилась девица.
– Спасибо, – сказала я, принимая вертикальное положение и внимательно разглядывая свою спасительницу. Откуда знакомо ее лицо? Где видела эти густо накрашенные глаза, черные волосы и складную, чуть полноватую фигурку?
– Вот и хорошо, – удовлетворенно отметила добрая самаритянка, – сейчас еще минут двадцать полежите, и все.
– Что вы, спасибо, пора ехать.
– И не спорьте, я хоть и не врач, а простая медсестра, но хорошо знаю, что с вегетососудистой дистонией шутить не стоит. Вам повезло: я в «глазок» поглядела, кто, думаю, к соседям ломится? А вы уже на ступенечках сидите, вся зеленая…
Она продолжала щебетать, но я вспомнила, откуда знаю девчонку.
– Вас ведь Галей зовут?
– Точно. Как узнали?
– Приходила в больницу, к доктору Ревенко.
– Ой, ну надо же, – восхитилась медсестра, – как в кино совпадение. Вы лечились в отделении?
– Нет, за справкой обращалась. Только у вас там отвратительный беспорядок, а Ревенко ничего не помнит, такая странная!
– И не говорите, – засмеялась Галя, – Ревенко – просто клуша. Другие доктора ловкие, быстрые, а эта! Пока сообразит, что к чему, неделя пройдет. Рыба мороженая. Все забывает, больных путает, а уж попросить вообще ничего нельзя, тут же забудет. Представляете, в какую дурацкую ситуацию меня поставила.
Галя вытащила из шкафа пачку сигарет, закурила и принялась самозабвенно сплетничать. Несколько недель тому назад к ней пришел сосед и попросил помочь. Его девушка, студентка мехмата, настолько увлеклась любовным приключением, что совершенно забыла про учебу. Всю весну они мило прогуляли и прокувыркались в кровати. Теперь предстояла сессия, которую ей явно не сдать, мехмат не какой-нибудь филфак, и за несколько дней ни матанализ, ни теоретическую механику не выучить. Девушка соседа опомнилась, да немного поздно. За лето она собиралась подтянуть упущенное. И вот теперь требовалась справка о госпитализации, чтобы получить отсрочку сессии.
– Ну напиши, что она сломала руку или ногу и лежала у вас в отделении, – клянчил соседушка, – помоги, будь человеком.
Галя решила оказать услугу и предупредила Ревенко, что, если будут интересоваться девушкой, нужно сказать, что она выписана домой. Написать справку ничего не стоило – бланки с подписями и печатями валяются в ординаторской.
Но тормозная Ревенко забыла про просьбу и, когда из университета позвонили и поинтересовались здоровьем Соколовой, спокойно ответила, что такой больной в клинике не было. Причем говорила это на глазах у корчившей ей гримасы Гали. Девушка упрекнула врача:
– Я же просила вас!
Ревенко медленно подняла сонные глаза и протянула меланхолично:
– А… Забыла.
– Еще секунда, и я бы ее треснула по затылку, – возмущалась Галя, – так что не удивляйтесь, если она ваши документы потеряла.
– Как звали девушку, не помните?
– Соколова. Анна, нет, по-другому как-то.
– Может, Яна?
– Точно, еще подумала, имя не русское, а вы ее знаете? – удивилась Галя.
Нет, Галочка, пока не знаю, но давно мечтаю познакомиться.
– Сосед из какой квартиры?
– Да из той, куда вы стучались.
– Антон Медведев?
– Какой Антон? Леня Бесчастный, всю жизнь на одной лестничной клетке живем, еще наши родители дружили. А вам он зачем?
– Вот приехала из Парижа, привезла ему от приятелей письмо и сувениры.
– Надо же, – восхитилась Галя, – где у Леньки знакомые имеются. Ну да и понятно, кинорежиссером работает, ВГИК закончил. Только его сейчас нет, уехал на съемки, завтра вернется, где-то в области снимает.
Глава 28
К концертному залу примчалась без пяти семь. У входа в нетерпении подпрыгивала, сжимая в руке два билета, Маша.
– Мусик, – закричала она, – давай скорей, наши уже ушли, сейчас начинается.
Наступая на ноги сидящим, мы пролезли на свои места, и я перевела дух. Так, надеюсь, музыка окажется не слишком громкой и даст подумать. Но тут на авансцену вышел конферансье и, глупо хихикая, объявил группу «Скунсы». Надо же так назваться. Может, во время выступления вонючий дым пускают?
Музыка гремела, из головы разом вылетели все мысли. Совершенно не переношу резких звуков, раздражает даже громкий голос, а тут крики под барабан. Наконец вакханалия стихла, и из-за кулис вышла Алла Борисовна Пугачева собственной персоной. Публика почему-то встретила появление первой дамы российской эстрады диким хохотом и свистками. Немного странная, на мой взгляд, реакция.
