потому сбежала из дома и устроилась в переулке за борделем. Ей нравится там сидеть.
Ее никто не видит, а сама Ида может посмотреть на дам, на кавалеров... у них шикарные платья, и разговаривают они вовсе не так, как привыкли на улице, и внутри ’ там все роскошно...
Ида подглядывает за чужой жизнью, а потом, поздно ночью, идет домой.
Вот и в этот раз, она сидела за кучей мусора. И видела, как из задней двери борделя вышли трое.
Двое мужчин и девушка в веночке. Почему Ида ее и узнала... точно — она. И босиком она была, как и там. Холодно, небось, а она без сапожек... у Иды — и то обувка есть.
Ганц посмотрел на жутковатые боты, обвязанные в нескольких местах веревочкой, чтобы не развалились, и выругался про себя.
Как, как можно жрать сивуху — и забыть про своего родного ребенка? Которому тоже несладко после смерти матери?
Как!?
Нет ответа...
Ладно, с этим он разберется.
Почему Ида опять сюда прибежала?
А, с утра'тетка была злая, как собака. Орала, дралась, Ида и убежала. А тут частенько выкидывают что-то вкусное... почти целые пироги, фрукты... другие бродяжки сюда не лезут, потому что хозяйка держит злобную собаку. А Иду собаки любят.
И она их любит, у них раньше собака была, только потом померла. Отравили, наверное...
Ганц внимательно слушал откровения девочки.
— А можешь показать переулок, где ты пряталась?
— Конечно, могу.
— Покажи, пожалуйста.–
Ида серьезно кивнула. Она съела все поданное и изрядно осоловела от еды. Пришлось Ганцу подхватить девочку на руки.
Воняло от нее ужасно, а веса почти не было. Как птичка...
И прижалась так же... доверчивый ребенок, пока еще домашний, которого не успела сильно покалечить трущобная жизнь.
Ганц скрипнул зубами.
— Ида, а ты не хочешь научиться ремеслу?
— Ремеслу? А какому?
Ида не подошла бы абы к кому. Но Ганца в трущобах знали. Королевский дознаватель — это вам не кот начхал. Это фигура серьезная.
И оборванцы частенько шептались, мол, Тримейн хоть и суров, но справедлив. И платит честно, и бить не дает... если уж чего, сам в морду дать может, но чтоб просто так человека мордовать — ни-ни.
Потому девочка и решилась подойти.
Есть хотелось со вчерашнего дня, и домой возвращаться было боязно, тетка орала...
А тут может, хоть накормят?
И накормили, и монетку дали, и вообще...
Ремеслу учиться!
Она бы пошла, да только кто б взял? Это же платить надо! А если бесплатно, то потом на мастера работать сколько лет, и еще могут не взять... да и тетка не отпустит.
Это Ида и сказала. И услышала ответный смешок.
— В кружевницы пойдешь?
-ОЙ! Да!
Такого Ида не ожидала.
Кружево она как-то видела. Широкое, восхитительное, на даме, которая вышла из кареты. Полотно словно в воздухе парило и походило на застывшие снежные хлопья. Или яблоневый цвет...–
Нежное такое.
И чтобы она могла это чудо сделать?
Ой, правда?!
Ганц улыбнулся.
— Правда. Сейчас поедешь со мной, отвезу тебя к жене, отмоешься, поешь — и поедем в замок Тараль. Там ученицы есть, будешь еще и ты.
Ганц даже не сомневался ни в жене, ни в графине Иртон. Примут девочку, наверняка, и обучат всему. Дело правильное...
Ида закивала.
И показала на щель между домами.
— Нам вот туда, а потом налево...
Ганц понял, почему Иду там никто не видел. И не находил.
Просто пролезть не могли. Он бы так точно застрял — поэтому мужчина вздохнул и пошел в обход.
«Бутон розы».
Один из элитных столичных борделей. Очень дорогой.
Очень элитный.
Только для аристократов. Ганц медленно кивнул.
М-да.
То ли девочка ниточку дала, то ли еще работы добавила — кто знает? Может, и то, и другое разом...
— Понятно. Пойдем в карету.
Ида кивнула.
Шел, собственно, Ганц, а девочка сидела у него на руках и крепко прижималась к своему спасителю. Она поверила барону Тримейну и не прогадала.
Ганц честь по чести привез ее домой, рассказал всю историю жене и попросил ее отмыть малышку. И накормить еще раз.
Но отвезти Иду в замок Тараль у Тримейна не получилось.–
Примчался гонец от его величества.
Срочно во дворец.
Пропала Лилиан Иртон!
❖ >!< *
Тони лично сопровождал свою добычу по кораблю, потом в каюту, и только там снял маску.
Лиля посмотрела на него с отвращением. И наконец смогла спросить — раньше как-то ситуация не позволяла:
— Это что — похищение?
Энтони не смутился — с чего бы. Наоборот, улыбнулся, хищно и насмешливо.
— Вы абсолютно правы, ваше сиятельство. Именно похищение.
— И зачем я вам понадобилась?
Лиля мило улыбалась, а сама просчитывала варианты. Чтобы ее убить — похищать не обязательно. А зачем тогда?
Любовь, что бы ни нес этот павлин, отметаем сразу, не тот кадр, да и она не та женщина, к которой можно воспылать любовью с первого взгляда. Что остается?
Чье-то поручение. Элементарная выгода.
В принципе, логично. Чья-то умная голова просчитала выгоду от новинок, внедряемых торговым домом Мариэль, и решила направить золотоносный поток в свое русло.
Почему этот кто-то думает, что Лиля будет на него работать? А, тут тоже нет ничего удивительного. Здесь и сейчас — нет статьи за измену родине. Шпионить — нехорошо, попадаться — тоже, но вот конкретной статьи нет.
Дворянин может выбрать себе любого сюзерена, вот сюзерену он и не должен изменять. А родине — может.
Это даже не измена, просто сегодня он сражается на одной стороне, а завтра на другой.
Почему д’Артаньян не перешел на сторону кардинала? Не потому, что честь, достоинство и прочее, нет, Меня пло–хо примут здесь, на меня плохо посмотрят там. Мои друзья с одной стороны, мои враги с другой. А при иных раскладах и перешел бы, и ничего страшного в этом не увидел.
• Сегодня он на службе Испании, завтра Англии, послезавтра Греции — дело житейское.
Барон судит Лилиан Иртон по себе, ему и невдомек, что в теле средневековой женщины живет совсем другая душа. И для нее Ативерна...
А что для нее Ативерна?
Неважно. Не стоит сейчас произносить громкие слова. Но ее учили так — если уж ты встала под знамя, так стой до конца. Или победного — или конца знамени. Иначе ты — не человек.
Нет, ты двуногое, прямоходящее, говорящее и мыслящее, но человеком тебя уже считать нельзя. Без чести,
